Тора ничего не ответила. Дикон тоже.

— Все в порядке, — сказала Эллисон. — Все действительно в порядке. Я просто не хотела скрывать от вас, что я знаю. Похоже, в этом доме достаточно секретов, так что нет смысла держать при себе лишние.

— Если бы я знал, что ты смотришь, — сказал Дикон, — я бы устроил шоу получше.

— Я не смотрела, — сказала Эллисон. — Я просто увидела. И сразу же отвела взгляд.

Она говорила очень спокойно, но сердце колотилось в груди, а желудок скрутило.

— Папа знает? — спросила Эллисон.

— Нет, — сказала Тора. — По крайней мере, мы никогда ему не говорили.

Дикон присел на огромное белое кресло напротив дивана. Тора села на подлокотник кресла.

— Ты же помнишь его правило, — сказал Дикон. — Мы боялись, что он разлучит нас, если узнает.

— Значит, вы уже давно вместе? — спросила Эллисон.

— С четырнадцати лет, — сказала Тора. При свете лампы Эллисон заметила легкий румянец на ее щеках. — Ты злишься?

— С чего бы мне злиться? Я имею в виду, это так неожиданно. — сказала Эллисон. — Мы же звали вас Близнецами.

— Потому что мы одного возраста, — сказал Дикон. — А не потому, что мы очень похожи.

— Я все думаю, что должна была догадаться. Как я могла не знать?

— Мы всегда были осторожны, — сказала Тора.

— Да ладно тебе, мне было четырнадцать, — сказал Дикон. — Во всяком случае, это продолжалось не больше двух минут.

— С возрастом ты стал намного лучше, — сказала Тора.

— Я не мог стать хуже.

— Верно, — сказала Тора и вздрогнула. Очевидно, Дикон ущипнул ее за это замечание.

— А Роланд знает? — спросила Эллисон.

— Да, — сказала Тора. — Мы наконец сдались и рассказали Ро, когда нам было по восемнадцать. Мы попросили его никому ничего не говорить. По закону мы родные брат и сестра.

— Как Роланд воспринял это? — Эллисон закрыла книгу, решив, что достаточно притворяться.

— Он воспринял это лучше, чем мы думали, — сказал Дикон, поглаживая Тору по спине. — Очевидно, они с Кендрой тоже были близки какое-то время. Поэтому, он понял. Ему не понравилось, что мы держали это в секрете от папы, но он понял.

— Вы не думаете, что сейчас папа нормально воспримет эту новость? — спросила Эллисон. — Я имею в виду, вам же сколько? Двадцать восемь? И потом, он счастлив за нас с Роландом.

— Не обижайся, — сказал Дикон, — но ты не одна из нас.

Эллисон не обиделась, но все равно было больно слышать эти слова. Нет, она не была одной из них. Возможно, она и могла бы ею стать, но у судьбы были на нее другие планы.

— Папа очень старался сделать из нас идеальную семью. И мы старались быть идеальной семьей для него. Мы действительно старались. Дикон даже жил со своей семьей в Китае много лет, чтобы забыть меня.

— Не помогло, — Дикон посмотрел на Тору и подмигнул. — Но мы действительно старались ради папы. Он так много сделал для нас — лечил нас, забрал к себе, усыновил, дал нам все, чего мы хотели и в чем нуждались. Он никогда не просил ничего взамен. Может быть, он не будет против, что мы с Торой вместе, но сейчас мы не хотим, чтобы он переживал.

— Мы не хотим причинять папе боль.

— Понимаю, — сказала Эллисон.

— Ты уверена, что не злишься? — спросила у нее Тора.

— Уверена, что не злюсь. Я знаю, каково это быть в отношениях, о которых не знаешь, как говорить, — сказала Эллисон. — Могу я спросить, этим ли вы занимались, когда я упала?

Дикон и Тора переглянулись. Тора кивнула.

— Мы были у меня в комнате, — сказала Тора. — Занимаясь именно тем, о чем ты подумала. Я была чем-то расстроена, и Дикон пытался меня успокоить.

— Прости, что солгал, — сказал Дикон. — Я защищал Тору. Я всегда так поступаю.

Эллисон улыбнулась им.

— Я чувствую себя глупо. Ведь должна была догадаться, — сказала она. — В студии ты довольно часто подходил к Торе ближе, чем просто по-дружески.

— Ему можно, — сказала Тора.

— И ваши две комнаты, те две с общей ванной, да? — спросила Эллисон.

— С дверями, ведущими в одну ванную, — сказал Дикон.

— Думаю, скоро нам больше не понадобятся отдельные спальни, — сказала Тора.

— Я все еще сплю в своей комнате, — сказал Дикон. — Ты забираешь одеяло.

— Ты толкаешься.

— Потому что ты тянешь на себя одеяло!

Эллисон не смогла удержаться от смеха.

— Вы двое такие милые, — сказала Эллисон.

— Мы такие, — сказал Дикон, медленно кивая. — Чрезвычайно милые.

— Спасибо, что отнеслась к этому спокойно, — сказала Тора.

— Я спокойна, — сказала Эллисон.

— Так и есть, негодяйка, — Тора подошла к дивану, наклонилась и поцеловала ее в щеку. Дикон зааплодировал. Они обе посмотрели на него и сверкнули глазами.

— Простите, — сказал он. — Пойду-ка я лучше. Надо проверить в порядке ли папа.

— Я схожу, — сказала Эллисон. — Он пока еще хорошо со мной общается.

— Уверена? — спросил Дикон.

— Если ему понадобится что-то, что я не смогу для него сделать, — сказала Эллисон, — я позову Роланда. Спокойной ночи.

— Спокойной, сестренка, — сказал Дикон. Они вышли из комнаты, но через две секунды голова Дикона снова появилась в дверях.

— Что? — спросила Эллисон.

— Я же говорил, что на чердаке есть цветы.

Эллисон сделала вид, что собирается швырнуть ему в голову книгу, и он снова со смехом высунул голову. Эллисон выключила лампу, когда ее внезапно осенило то, что Дикон сказал раньше. Она побежала вверх по ступенькам, пока Дикон с Торой не успели исчезнуть за дверью.

— Эй, — сказала Эллисон шепотом, когда догнала их.

Дикон дождался, пока Эллисон подошла к ним.

— Ты сказал, что папа лечил вас? — спросила Эллисон, понизив голос.

— Да, конечно, — сказал Дикон. — Как ты думаешь, где мы с ним познакомились? В баре?

— Тебя и Тору? Вас двоих? — спросила Эллисон.

— Нас двоих.

— У меня была астроцитома, — сказал Дикон. — У Торы была дермоидная киста головного мозга. Нас оперировали по программе благотворительности. Потом папа привез нас домой, чтобы мы пришли в себя. И мы так и не уехали. Почему ты спрашиваешь?

— Просто интересно, — сказала Эллисон.

— Он спас нам жизнь, — сказал Дикон. — Что бы нам ни пришлось сделать, чтобы отплатить ему за это, мы это сделаем. Даже если нужно будет лгать годами.

— Ты хороший сын, — сказала Эллисон. — И хороший брат.

Дикон поцеловал ее в щеку и пошел спать. Эллисон поднялась по ступеням на третий этаж. Было тихо. Она не слышала ничего, кроме ветра, океана и скрипа полов под ногами. Эллисон надеялась, что это значило, что доктор Капелло крепко спит. Она вошла в его спальню, в комнате было темно, свет не горел. Подкралась к кровати и вздрогнула, увидев, что та пуста. Спал, да, но ушел. Где же тогда был доктор Капелло? Она подошла к двери в ванную и тихо постучала в дверь.

— Пап? Ты там?

Ответа не последовало.

— Пап?

Она повернула ручку и обнаружила, что ванная тоже пуста.

— Пап? — позвала она чуть громче и ответа снова не было. Ей стоило найти Роланда. Должно быть, доктор Капелло сбежал. А что, если он поранился? Что, если он ушел куда-то один, чтобы умереть, как животное? Разные ужасные мысли проносились в ее голове, когда она выбежала из спальни. Именно тогда она заметила слабый свет из-под двери, ведущей на чердак. Она повернула ручку и обнаружила, что та не заперта. На лестнице горел свет, и она услышала, как кто-то шаркает наверху.

— Пап? — снова позвала она, поднимаясь наверх.

— Я наверху, куколка, — отозвался доктор Капелло.

Эллисон выдохнула с огромным облегчением.

— Ты меня до смерти напугал, — сказал она.

— Прости, — сказал он. — Нужно было кое-что сделать здесь.

Она повернула за угол на самом верху лестницы и увидела доктора Капелло в халате и тапочках у большого деревянного шкафа. У его ног стояла металлическая корзина для мусора и, хотя все окна на чердаке были открыты, запах дыма все еще витал в комнате.

— Что ты делаешь? — требовательно спросила она. Она заглянула в металлическую мусорную корзину и увидела остатки обгоревшей бумаги.

— То, что должен был сделать давным-давно, — сказал он. — Не хочу, чтобы вам пришлось убирать за мной после того, как меня не станет. Эти старые медицинские записи следовало уничтожить сразу после выхода на пенсию. Просто никак не мог до них добраться.

— Сейчас полночь, а ты сжигаешь бумаги на чердаке, — сказала она.

— Я надеялся сделать все это до того, как кто-нибудь из вас заметит и отправит меня обратно в постель.

— Тебе помочь? — спросила она.

— Боюсь, это слишком конфиденциально.

— Ты ведь знаешь, что есть такая штука, как измельчитель бумаги? — спросила Элллисон. Доктор Капелло открыл верхний ящик и вытащил пачку папок толщиной в пять дюймов. Те с глухим стуком ударились о крышку картотечного шкафа.

— Ты можешь сложить разорванные бумаги обратно, — сказал он. — Лучший способ избавиться от них — это сжечь. И я уже знаю, что дым идет прямо из окон. Некоторые из моих испорченных деток приходят сюда покурить травку, когда думают, что я не замечу.

— Я ничего об этом не знаю, — сказала она, хлопая ресницами.

— Уверен, это так. Мой маленький ангел никогда бы не сделала ничего подобного, не так ли?

Эллисон пальцем изобразила нимб над головой. Доктор Капелло засмеялся и вернулся к своему занятию. Было немного странно сжигать старые медицинские записи. Так радикально. И к тому же отдавало дурным запахом. С другой стороны, всего несколько дней назад она сложила фотографии МакКуина вместе с негативами в металлическую мусорную корзину, бросила на них спичку и смотрела, как те горят. Ей пришлось сделать это быстро, чтобы вдруг не передумать. Это была память о шести годах, проведённых вместе с МакКуином, но они были такими откровенными, что ей была невыносима даже мысль о том, что кто-то будет их трогать или смотреть. Неужели доктор Капелло так же смущен своими медицинскими документами, как она своими порнографическими фотографиями? Что же это за кипа детских медицинских карточек, что их нельзя доверить шредеру?