Считая шаги



1 глава



Кому не хочетя мучаться с формированием образов главных героев, облегчу задачу.

Эмма — Эмилия Кларк, Стив Грэнсон — Скотт Иствуд, Ларсон — Харрисон Форд, Бен Грэнсон — Крис Хемсворт (или Чарли Ханнэм), Райан Мэдсен — Люк Эванс, Оливия Грэнсон — Хелен Миррен, Виктор Лирген — Мадс Микельсен, Хьюго Селестино — Роберт Дауни Мл.

В конце концов….. книга, это лучший кинотеатр!

Вожу коготочком по лужице крови,

Я монстр убивший сотню людей,

Я злобная тварь, пережившая горе,

Твоя я погибель, добей же скорей!

Назад не смотрю, ведь замру не в испуге,

Давно ничего не боюсь и не жду,

Меня превратили в монстра от скуки,

По вашим же страхам и крови бреду…

Намного важнее с монстром не биться,

Внутри он сидит и его нет страшней,

Важней поддержать и не дать оступиться.

Не дать превратиться в монстра важней.

— 1-

— Такси!

Никто из прохожих, спешивших ранним утром по своим делам, даже не обернулся на явно отчаянный окрик девушки c каштановыми волосами, которая под моросящим октябрьским дождем пыталась вырваться из промозглого плена улиц.

Эмма сегодня проспала и опоздала на автобус.

Бруклин набухал от дождя уже третий день. Пробки, которые раньше были еще хоть как то терпимы, превратились в настоящее испытание. Те несчастные, кто работал на острове особо остро чувствовали непогоду и каждый день с надеждой смотрели метеоканал.

Надежда подыхала, корчась в предсмертных судорогах.

Не отличаясь особым оптимизмом Эмма окончательно помрачнела. Это же был четверг!

А по четвергам в конторе в 8.00 совещание. Мисс Линда Хамид отличалась особо извращенным умом, когда дело доходило до пыток подчиненных.

Тем не менее один из лучших дизайнеров Нью-Йорка, могла себе это позволить.

Мисс Хамид была светочем в жизни Эммы вот уже три года, но в то же время, работа в агентстве Линды, была и самым тяжким испытанием для силы воли и гордости, которые талантливая, но бедная девушка без связей, могла себе позволить.

Желтая машина резко затормозила около обочины, где стояла Эмма, уже почти промокшая до нитки. В невероятной спешке, она забыла зонт дома. Возвращаться за ним было недопустимой роскошью. Мисс Хамид не допускала опозданий и «легкий дождик» явно не был причиной для них.

Эмма нервно посматривала на часы в телефоне. Оставалось 15 минут. Впереди едва завиднелся Бруклинский мост. Водитель такси, пожилой мексиканец, устало потер переносицу, когда в очередной раз пришлось затормозить на красный сигнал светофора. Он кинул уставший взгляд на свою пассажирку в зеркало заднего вида.

Опаздываете?

Эмма подавила нервный смешок, а за одно и желание пуститься в объяснения и ругань. Она лишь кивнула и опустила глаза.

Мой босс будет в ярости.

Ну…. Так ведь какая непогода! Каждый может опоздать.

Каждый может….

Эмма закусила губу.

А мне нельзя….

Кабину такси облетел тяжелый вздох. Эмма приготовилось к плохому дню.

«Ни первый и не последний», — горько подумала про себя Эмма.

Через двадцать восемь минут, она выслушала от своего босса тираду об ответственности, неприкрытые издевки по поводу неопрятной внешности и очередное напоминание, что одного таланта мало в дизайнерском деле.

Не сводя глаз с ухоженного и моложавого лица сорокашестилетней начальницы, Эмма читала в ее глазах надменность и нетерпимость к таким как она — простым людям, не способным ответить на хамство.

Но мисс Хамид не раз получала большие контракты, благодаря скромной и молчаливой сотруднице, поэтому умела балансировать на тонкой грани грубости и профессионализма. Поэтому то ее сотрудники редко самостоятельно увольнялись.

Линду всегда можно было еще чуть-чуть потерпеть. И это «чуть-чуть» могло растянуться на годы, пока не заканчивалось ЕЕ терпение и выдержка не давала слабину.

Оказавшись в своей каморке, которое в агентстве Линды Хамид гордо называлась рабочим местом специалиста, Эмма с облегчением вздохнула. Правда негромко…

Каждый тяжелый вздох, неосторожное слово или косой взгляд словно по воздуху доносились до начальницы. Воздуху помогали несколько ртов. Коллектив агентства включал в себя десяток рядовых дизайнеров, четыре ведущих специалиста и главный дизайнер с помощником. Этим помощником и была Эмма — сирота родом из Кентукки, которую жизнь занесла в Нью-Йорк.

К своим двадцати шести годам Эмма достигла определенных успехов в карьере, удивляя сослуживцев немногословностью и упорством носорога, железной выдержкой и полной не конфликтностью.

Крови нет? — из-за перегородки неожиданно появился конопатый нос Никки Рокленд.

Они с Эм не были подругами, но среди прочих больше общались друг с другом. Дружба в агентстве не приживалась, здесь холили карьеризм и лелеяли амбиции, что с одной стороны очень подходило Эмме. Она могла без оглядки идти к своей цели, без реверансов. Ей хватало совести и таланта, чтобы этот путь не был выстлан головами коллег, а цель была простая — независимость и возможность обеспечить ту жизнь, о которой Эмма мечтала с детства.

Эмма Кейтерберг практически не помнила свою мать, которая, по словам работником детского приюта, куда она попала сразу после ее кончины, проработала официанткой в кафе и не имела ничего за душой. Имелись какие-то дальние родственники, с которыми связь была потеряна еще в восьмидесятых, так что путь маленькой Эмме был заказан.

Она не могла пожаловаться, что с ней обходились жестоко, несправедливо и сиротское детство выдолбило в груди черную дыру. Нет…

Воспитатели в приюте Сэйнт Бердс были людьми достойными и в меру строгими. Не без исключений, но Эмма прекрасно помнила летние дни, проведенные в Джорджтауне в летнем лагере, бесконечные походы, снежные битвы зимой и интереснейшие сказки, которые всегда читала только мисс Пакклин, старая дева, огромная по размерам с добрыми глазами и огромным сердцем, в котором мог поместиться не один детский приют.

Она то и пристрастила маленькую Эмму к чтению, что косвенным образом определило дальнейшую жизнь девочки. Однажды в приютскую библиотеку пожертвовали подшивку старых журналов по искусству. Когда потрепанные страницы впервые попали в руки Эммы, она словно забыла как нужно дышать

Картины старых мастеров Европы приковали ее взгляд и душу за одно мгновение. Дошло до того, что у Эммы буквально выдирали из рук несчастную подшивку, которую не позволялось выносить из читального зала и девочка просиживала дни напролет с простым карандашом и альбомом, копируя и перерисовывая пейзажи, портреты.

Выходило коряво и смешно… О чем не преминули сказать практически все, кроме мисс Пакклин, которая молча отвела Эмму в кружок рисования и водила ее лично два года подряд, пока Эмме не исполнилось тринадцать и ее успехи все таки заставили заткнуться завистливое большинство.

Через пару недель после ее тринадцатилетия умерла мисс Пакклин. Занятия рисованием прекратились и еще один кусочек сердца уже девочки-подростка превратился в камень. Эмма замкнулась в себе, пообещав себе, что если у нее будет семья, то она сама будет обеспечивать себе и родным достойную жизнь.

Это пресловутое «если», было самой серьезной проблемой. Эмма практически не подпускала к себе людей. Расчет был простой — нет людей, не на кого отвлекаться от достижения поставленной цели, а значит, нет лишних проблем, разочарований, боли и потерь.

Только после того, как Эмма окончила колледж и получила диплом дизайнера, она позволила себе слабину. Так два года назад она познакомилась со своим парнем Джейсоном Смитерсом. Потому что все чаще и чаще в маленькой квартирке на Фултон стрит, ей хотелось на стену лезть от одиночества и тоски.

— Все хорошо, — Эмма выдвинула ящик стола и достала расческу. Волосы после дождя превратились в воронье гнездо, а к полудню была назначена встреча с клиентом, заказ которого курировала и разрабатывала непосредственно она.

Никки, будь добра подготовь эскизы через час по файлам в папке 1207, которую я вчера тебе скинула. Мистер Мэдсен приедет в полдень.

Эмма впилась уже невидимым взором в Программу, давая понять любопытной коллеге, что никаких подробностей разговора с Линдой ей не достанется.

Не особо вслушиваясь в ответ. Эмма с головой окунулась в светоч дизайнерского искусства — Программу. Специально разработанный софт для агентства мисс Хамид, был последней разработкой в сфере три дэ моделирования. Все дизайн-проекты собирались и доводились до совершенства именно здесь. Сложная в манипулировании проекциями с кучей нюансов, Программа подчинялась летающим по клавиатуре пальцам Эммы, как послушный домашний питомец.

Это мастерство оттачивалось долгими бессонными ночами, которые Эмма проводила в агентстве, путем проб и ошибок, добиваясь идеального результата.

Никки пожала плечами, в очередной раз подивившись нелюдимости Эммы, которая, впрочем, ни раз выручала ее и портить отношения с ней было бы верхом глупости. Символический кабинет каждого сотрудника, был его отражением. Вещи, фотографии, порядок или наоборот творческий бардак… Но «кабинет» Эммы был словно стерильный. Ни одной фотографии, ни одного лишнего предмета. Единственным украшением была копия картины Карла Фабрициуса «Щегол».

Никки всегда было не по себе, когда она смотрела на добротную копию известного произведения искусства.

Эмма была привязана к своей работе и своим амбициям также как эта несчастная птица. Но удел птиц летать на свободе, а не сидеть в сером углу, хоть и теплом, но удушливом, под гнетом обстоятельств.

Кое как приведя себя в божеский вид, Эмма проверила файлы, которые отправила ей Никки и просмотрела основные пункты презентации. Она сильно нервничала и когда взглянув на часы она с ужасом обнаружила, что уже обеденное время, ее даже стало подташнивать.