Сейчас её осматривала повитуха, которую я пригласила еще несколько дней назад. Я должна точно знать, чтобы Елена не успела наделать глупостей. Пока прошло не слишком много времени после их ссоры, ещё не поздно всё изменить. А ребёнок

— серьезная причина остановить бракоразводный процесс. Если барон её, конечно, теперь примет.

Бледная княжна встала с постели, пока повитуха мыла руки в тазике с водой и вытирала их полотенцем. Девушка боялась и ждала её ответа. Как, впрочем, и я сама.

— Что скажете нам? — обратилась я к женщине.

— Княжна беременна, Наталия Дмитриевна. Месяца два-три… Поздравляю, — сдержанно улыбнулась повитуха.

Улыбка её мигом угасла, и она строго посмотрела на нас, заметив, как вытянулись наши с Леной лица. Ожидаемо, и всё равно как ушат ледяной воды за шиворот.

— Спасибо, мы поняли. Идёмте, я провожу вас и оплачу ваши слуги, — я навесила на лицо одну из своих улыбок.

Я практически заставила выйти лекаршу за дверь, чтобы она не начала задавать неудобные вопросы. Сами разберёмся, без посторонних. Не дав повода говорить со мной, расплатилась и попросила Татьяну проводить гостью. Сама же, с бешено стучащим сердце, вернулась в спальню дочери.

Елена сидела на кровати, опустив голову, тяжело дыша. Она прекрасно понимала, что у неё есть только один выход из этой ситуации. Что же за судьба у неё такая? Куда ни кинется — везде капкан. Она не обратила на меня ровно никакого внимания, пока я проходила по комнате от двери к окну, пытаясь собраться с мыслями. Я готовилась к этому разговору, и всё же произнести вслух свои мысли не так-то просто. Особенно, когда известно, какова будет на мои слова реакция.

— Елена, — позвала я её, остановившись напротив дочери.

Она медленно подняла свой взор на меня. По щекам Елены катились слёзы. Господи, ну почему такой обречённый взгляд? Неужели, барон настолько ей противен, в самом деле? Или она боится, что он не примет её и отберёт ребёнка? Такое тоже вполне вероятно после ухода от него. Виктор может и не простить… Всё зависит лишь от того, насколько сильно он любит её. Сердце моё готово было рыдать рядом с ней.

— Ты должна поехать к барону, упасть ему в ноги и просить принять тебя обратно. — твёрдо сказала я ей.

Я обязана спасти её. Пусть сейчас она возненавидит меня. Потом благодарить будет, когда дитя своё на руки возьмёт, и никто не станет делать попыток его отобрать.

— Нет, — тихо, но упрямо ответила она. — Я не хочу унижаться. Я ведь сама ушла от него.

— Не хочешь унижаться? — наклонилась я к ней ближе. — А ребёнка ты своего видеть хочешь? Или тебе больше нравится тот вариант, когда его будут воспитывать другие, но не ты?

Елена забегала глазами по комнате, пряча от меня взгляд. Она и сама прекрасно знает наши порядки.

— Мы ему ничего не скажем, — сказала она. веря в собственные слова.

— Это совершенно невозможно. Ты не сможешь скрывать дитя всю жизнь. Он всё равно узнает. У тебя скоро живот будет большой. А если барон возьмёт и приедет сюда? Ты представляешь, какой будет скандал? И рано или поздно он заберёт этого ребёнка. Он не твой, Елена. Он не Орлов. Ребёнок принадлежит Виктору Гинцбургу и его семье. Ты сама знаешь.

Девушка тихо заплакала. Дочь делала это крайне редко, и её слёзы разъедали мне душу. Но я должна настаивать. Только я могу сейчас её спасти.

— Лена, девочка моя, — я села на кровать возле неё и взяла её ладони в свои. — Ну неужели ты его совсем не любишь?

— Не знаю, — прошептала она. утирая слёзы.

— Разве он не делал для тебя хорошие поступки? А лошадь? А котёнок? А как он переживал, когда ты заболела. Да он просто был собственной, абсолютно несчастной тенью. Он молился, он жил лишь тем, что ты скоро откроешь глаза. Ему больше ничего не надо было. Я понимаю, Виктор далеко не герой, он тебя обижал. Я знаю, тебе было больно, неприятно, может быть, он даже пугал тебя. Но барон тебя любит. И он примет тебя. Иди к нему. Только так ты сможешь быть рядом со своим малышом.

— Разве любовь такая?

— Какая?

— Жестокая.

— Любовь бывает разной, Лена. И если барон любит тебя не так, как ты себе это представляешь, это вовсе не означает, что он не любит в самом деле. Сколько ты его гнала от себя? Он, как мужчина, оскорбился и обозлился на тебя. Тем более, такой мужчина, как Виктор Гинцбург. Что опять-таки показывает, насколько ты ему небезразлична. Я до сих пор в изумлении от его поступка, что он отпустил тебя. Я не знаю, что у вас произошло, но такое решение мужчина может принять только если любит женщину гораздо больше, чем себя.

— Он не изменится, — говорила Елена своим рукам. — Барон так и будет давить всю жизнь, когда ему что-то нужно будет получить от меня. Как я буду терпеть его характер?

— Вытерпишь. Ты привыкнешь. Ради ребёнка.

Девушка снова опустила голову и молчала.

— Если ты сама не скажешь ему — скажу я, — скрепя сердце, со сталью в глазах посмотрела на неё.

Молодая женщина понимала, что я права, и именно так всё и будет, как я обрисовала, если она будет продолжать проявлять строптивый нрав. Сейчас на кону не только её жизнь, моя или князя, а возможность просто быть рядом со своим ребёнком.

— Пусть Татьяна принесёт бумагу и перо, — слабым голосом произнесла Елена. Она устала со всеми бороться. — Я напишу Виктору записку. Я всё расскажу ему.


***

Особняк Гинцбургов.


Виктор.

Был самый обычный весенний день.

Сегодня я не был на объекте, решив остаться и поработать в кабинете. Мой стол был завален ворохом чертежей, в зубах — карандаш. Я сосредоточен и собран. Я рад, что мне есть куда сбежать, иначе бы просто повредился бы умом.

Прошло уже две недели, как Она уехала, хотя мне кажется, будто прошло несколько лет. Стужа в груди стала заметно менее ощутима, но всё равно ещё обжигала ледяными ветрами периодами. Особенно по ночам.

Ночи я искренне стал ненавидеть. Я сидел в кабинете допоздна, и когда уже голова отказывалась что-либо соображать, откладывал чертежи и шёл в постель. Как только глаза мои закрывались, я снова видел её. Опять и опять. Она робко улыбалась мне, что бывало редко меж нами, целовала меня, что тоже доводилось мне почувствовать лишь несколько раз за все четыре месяца нашей супружеской жизни. А когда мне удавалось провалиться в сон, то ситуация становилась ещё хуже.

В снах Елена была куда смелее в поцелуях и ласках, она не отпускала меня до самой зари, когда я со стучащим сердцем и возбуждённым телом вскакивал в постели. Губы горели, кожа горела — будто она, и правда, только что была здесь и ушла лишь за секунду до того, как я распахнул тёмные от страсти глаза. Ни одна женщина ещё не была способна сотворить со мной подобное. Смогла только одна. Та, что ушла от меня, едва обернувшись.

Если бы я только знал, чем мне обернётся эта сделка с ней — то… Нет. я всё равно бы на ней женился. И пережил с княжной ещё раз тоже самое. Даже эти страдания.

Я заключал эту сделку именно с ней. Обращался к родителям, но решение в конечном итоге принимала только она. И я знал, что слабое место Елены не она сама, а её родные. Ради них Орлова готова на всё.

Сказать честно, я очень ждал, что княжна забеременеет — тогда бы она точно никуда не делать от меня. Знаю, ужасно звучит

— но я готов был на всё, лишь бы привязать её к себе намертво. Озверел в миг, когда узнал, что два месяца Елена пила эти травы, чтобы не понести от меня. Сколько времени было потеряно, но я надеялся наверстать упущенное. Но. видимо, не успел. Природа распорядилась иначе.

— Барин, вам записка, — раздался над ухом голос Насти.

Я потряс головой, прогоняя снова никем не званный морок по имени Елена, и сосредоточил взгляд на служанке. Похоже, она зовёт меня уже довольно долго, но я слишком сильно задумался.

— Записка? — голосом с хрипотцой от слишком ярких воспоминаний переспросил я. — От кого?

— Из поместья Орловых, барин.

Сердце пропустило удар, затем застучало с такой скоростью, что чуть плохо не стало. Молча протянул руку. Настя вложила в мою ладонь свиток и ушла. Я вертел его в руках, не решаясь открыть. От неё или от матери? Что-то случилось? А вдруг я увижу в письме те самые слова, что я жду от неё?

Признаться, я совсем идиот стал. Я каждый день ждал, что она приедет или хотя бы напишет мне. Признает, что была не права, попросит прощения и принять её обратно. Я сказал ей тогда, что не приму. Я был твёрд в своём намерении. Но всё равно ждал!

Чёрт… Никак лента эта не развязывается. Сорвал её, и развернул бумагу. Рука дрогнула — это её почерк. Письмо от Елены. Собрался с духом и вгляделся в буквы. Всего несколько слов.

«Барон, приезжайте. Нам необходимо поговорить.»

И всё. Ни «Здравствуйте, барон», ни «До свидания». В этом вся Елена. Что же ей нужно от меня? О чём она хочет поговорить? Это я выясню только когда окажусь в её доме. Наверное, что-то произошло у них — я сам просил княжну обращаться за любой помощью. Что ж, я не имею причин игнорировать её письмо. Дрожащими руками я написал столь же короткий ответ, как и её послание мне:

«Буду сегодня в пять часов вечера.»

Свернул лист, поставил свою печать и перевязал лентой. Сжал на миг бумагу, которая хрустнула от силы моей ладони.

— Слуги! — крикнул я, звеня колокольчиком на столе.

— Да. барин? — снова вернулась Настя. Похоже, она где-то рядом была, ожидая, что я захочу передать ответ.

— Лично в руки княжне Елене Олеговне. Немедля, — протянул ей письмо.

— Как скажете, барин, — она ловко подхватила бумагу и тут же понесла её вниз.

Выдохнул. Я должен набраться мужества. Это всего лишь разговор. Но почему так волнительно и меня пробивает дрожь?