Загрустила. Затосковала. День рождения и опять одна. Может, действительно Адаму позвонить?..


Адам, как по волшебству, позвонил сам. И пригласил меня в «Москафе».

Я надела мини-юбку, высокие каблуки и нацепила на лицо маску независимости.

Увидев мой тюнинг, армянин-грек Адам аж привстал с дивана, и я поняла, что надо забивать гол на первой минуте.

— Хочу свой день рождения провести на Маврикии, — вместо приветствия заявила я, садясь на диван.

Адам смотрел на меня собачьими глазами. Он готов был ехать в аэропорт прямо из ресторана. — Там дАжди в это врЭмя, — подсказал с другого столика пýзистый кавказец. Рядом с ним сидела молоденькая шатенка, и ее напряженная прямая спина выдавала, что они на этапе обсуждения того же вопроса. Только голы здесь забивает кавказец.

— Давайте поедем в Грецию, — предложил Адам.

— У вас там родственники? — догадалась я.

Адам скосил глаза в сторону и соврал:

— Не… Там уже все умерли… Остались только родственники в Армении, но мы не общаемся, потому что я грек.

Распутывать национальные корни не входило в мои планы, и я согласилась на остров Крит. Не Маврикий, конечно, но и не Вьетнам за тыщу верст в сезон дождей.


Мы заняли свои места в самолете, и я приготовилась читать прессу.

— Ой! — вдруг на весь салон закричал Адам и схватился за шею. Я вздрогнула и участливо наклонилась к нему:

— Что с тобой?

— Ой! Ой! Ой! — кричал Адам. Потом откинулся в кресле, закрыл глаза и стал часто-часто дышать.

— Позвать стюардессу, Адам? Тебе плохо?

Адам выровнял кресло, еще пару раз вздохнул и с облегчением ответил:

— Что-то так шею защемило. Больно-больно. Думал, удар хватил… Уф. Полегчало вроде…

Я с недоумением продолжала на него смотреть. Действительно так плохо или просто человек эмоциональный? Но вроде строитель, не актер…

Мы взлетели, и я углубилась в чтение.

— Мать третьего ребенка тоже любила читать в самолете… — начал рассказ Адам.

— Во время полета я ухожу в себя. Поэтому не разговариваю, — с мягкой Василисиной улыбкой заткнула я Адама.

Он не досаждал. Мирно заснул у себя на плече.

Принесли завтрак.

— Я ничего не ем, у меня язва. На диете сижу, — прокомментировал Адам возврат подноса с едой.

— В Греции не особо острая еда, супкрем, к примеру, вообще полезен при язве, — поддержала я разговор, потому что неудобно было завтракать в одну харю.

— Нет, нет. Нет! Я обедать не буду. А на ужин только чай с тортом. У меня панкреатит и холецистит. Такой привкус неприятный во рту. Понюхай, пожалуйста, вот сейчас изо рта пахнет?

Адам резво поднес ко мне свое лицо и сложил рупором ладони возле рта.

Я шарахнулась в сторону, пока до меня не долетело облако вони.

— Извини, тебе, наверное, неприятно, — виновато заморгал добрый Адам.

Вместе со словами долетела и добрая вонь.

Мне не хотелось его обижать, ведь он же не виноват, что болеет.

— Ты просто жуй хлеб или конфеты с чаем, это не вредно и привкус другой будет во рту, — спасала я себя на весь отдых.

— Да, ты права, — не стал возражать Адам и переключился на разговор со стюардессой.

— Меня зовут Адам, — ударил первую букву имени мужчина. Я стыдливо отвела глаза, чтобы не видеть ее удивленно вздернутые брови.

Отель наш стоял на самом берегу моря и со всех сторон обдувался холодным ветром. Море было прохладное, и туристы купались только в бассейнах. С утра они занимали полотенцами самые лакомые закутки, куда не доставал ветер, и с балкона напоминали лежбище котиков. Дружными кучками единились против непогоды курорта.

Просыпаясь в полдень, я сразу уходила на берег читать книги. В эти минуты я ощущала полнейшее счастье — быть с природой наедине. И больше никого. Уже давно не хотелось купаться, проверять большим пальцем ноги, нагрелась ли вода или еще нужно подождать, поджариваясь на солнце. Я уже давно ощущала себя частью этой природы и мне не хотелось урвать от нее свой кусочек солнца или, до одури, морских ванн.

Природа существует сама по себе. Люди полностью зависят от нее, но при этом пытаются с ней бороться. А с ней не надо бороться, ей надо помогать и любить ее. Потому что победить ее невозможно. Она самодостаточна и победитель априори.

Я ее люблю до слез. У меня щекочет в носу не от пропитанного свежестью морского воздуха, а от счастья, что мне ничего больше не нужно. Только дышать этим раем, видеть величественный простор воды, слышать волны и жить этой гармонией.

Многие люди одиноки по своей сути. Но они или не знают свою суть, или внушаются законами социума «каждой твари по паре». И маются, ищут, к кому прибиться, и не находят. Или находят, но дышат разными легкими и говорят разными звуками. И снова маются, потому что одиноки по своей сути… Такой вот закольцованный сюжет…

Любить хочется, но молча. Ничего не объясняя и не выясняя. Просто дышать любовью и жить. Чтобы с каждым вздохом в тебя входило счастье, а выдох был напоен мудростью и пониманием бренности жизни, а не смрадом и злобой…

Невдалеке одетый турист на лежаке разговаривал по мобильному. Уже пятый раз ему звонила девушка из Москвы. Давала один звоночек, он терпеливо перезванивал, экономя ее деньги, и объяснял, как развернуться на машине к «Лото Плазе». Молодому человеку под кепкой можно было дать лет двадцать семь. Говорил он спокойно, без раздражения, но и без чувств. Настоящий «белый воротничок» на релаксе. Топ-менеджер или адвокат какой-нибудь важной компании.

Потом позвонила еще одна и тоже от него что-то хотела. Потом еще и еще. Я поняла — он просто сбежал от них. Все от него что-то хотели, а он, как учили в институте менеджменту, — спокойно, убедительно и без лишних эмоций делает так, как ему надо. Взял и уехал один. Потом надоест быть одному, кого-нибудь позовет из Москвы, и она прилетит, как пчелка. И будет виться, и ублажать, и пытаться, и надеяться. А он — одиночка. И никому не обломится в ближайшее время, но каждая надеется, что у нее получится. Не надо его ломать, оставьте его в покое, не звоните, отдайте ему себя, он не ваш и вашим никогда не будет…

Надо мной нависла тень Адама в белом костюме в тонкую полосочку.

— Посмотри! Видишь в море девушку? Она плывет и держит руку в гипсе над головой, как факел «Ахтамара».

— Ты ее видел с балкона и поэтому оделся в белое? Вы хорошо будете смотреться в паре с ее гипсом, — заметила я.

Адам в костюме, днем, среди песка и волн смотрелся, как турецкий альфонс.

— Тебе только шляпы не хватает, — подколола я мужчину.

— Я шляпу решил здесь купить, — на полном серьезе ответил мне Адам. — Сейчас поеду в город, подарки детям и их мамам посмотрю. Поедешь со мной?

— Едва ли мне это интересно, — откровенно призналась я и протянула книжку. — Я лучше почитаю.

— Хорошо. Когда вернусь, нам нужно будет поговорить. Ты не против?

— Конечно, — я снова уткнулась в книгу.

Парня на лежаке уже не было. Наверно, ушел в себя. Заблокировал в себе пакет акций гуманитарной помощи.


Вечером после ужина Адам торжественно позвал меня в бар и, заказав воды без газа, начал разговор:

— Я бы хотел обсудить с тобой наш секс.

— Что, прости, наш? Обсудить секс?

— Да. Дело в том, что я мужчина очень сильный, выносливый. Как я уже говорил — зверь в постели. Ты женщина хрупкая, с травмами — мне не хотелось бы сделать тебе больно… Скажи, если я подойду слева, а ты в это время подашься чуть вправо, я подхвачу тебя руками, сожму и продвину вперед — тебе не будет больно?

Клянусь, я настолько растерялась, что не сразу нашлась что ответить. Никогда в жизни мне еще не приходилось подробно обсуждать будущий секс.

Будто я штанга, а он тренер. А штангиста нет. Лекция по практике поднятия штанги.

— Я почему решил все заранее обсудить — после меня женщине трудно найти мужчину. Искалеченные судьбы, сама понимаешь. Мне бы не хотелось, чтобы у тебя потом было разбито сердце. Таких мужчин, как я, больше нет.

Я молча слушала.

— Запомни, для меня самое главное, чтобы женщина меня хотела! Понимаешь? Чтобы тряслась от желания, падала в обморок от страсти. У меня была женщина, вот послушай, это очень интересная история…

Я сдалась послушать. Все равно уже вечер и читать у моря темно.

— У нас с этой женщиной был бесподобный секс! Она была скромной и никогда не выражала своих эмоций. За это я ее очень ценил. Только однажды, когда я сильно вошел в нее сзади, она вскрикнула и потеряла сознание… Потом я вызвал «скорую», оказалось, что у нее оторвалась селезенка.


Перед сном он зашел в мою комнату поинтересоваться, не трясусь ли я от желания.

— Я сама сделаю к тебе подход, — с Василисиной улыбкой пообещала я.

— Хорошо. Я и сам что-то сегодня не в форме. Кишечник разболелся. До сих пор стула не было. Надо завтра воды натощак выпить, помогает.

Я поняла, что «стул» — это его экскременты. И их нет. Попросту — запор. И он спокойно мне об этом рассказывает, надеясь на сочувствие. А я молчу, потому что меня мама так воспитала — тебе могут говорить херню, а ты в ответ не можешь, иначе подумают, что ты невоспитанна. Но мама явно не права, потому что мне не интересно, что происходит в его организме. Это его ЛИЧНАЯ тайна. Вообще жаловаться на здоровье можно только маме или докторам. Все люди эгоисты, их интересуют только собственные болячки или такие же, как у них.

У меня запора не было. И вообще — даже в кинокомедиях меня не веселит фекальный юмор. Поэтому дрожь желания отодвинулась еще на несколько дней.


Вдоль побережья гнездились маленькие ресторанчики с местной кухней. Пафосные названия «Метрополь», «Сердце Крита» дезориентировали туристов, и они доверчиво заполняли до отказа придорожные забегаловки. Вид со стола на море был действительно великолепен. Тенисто, вольно, благостно. Вокруг цветочки в кадках и сразу многослойный обрыв. А под ним разноцветное море. Впрочем, на этом романтика заканчивалась.