Айя Субботина - Секрет

— Двадцать дней, Дым.

Я только чуть не ругнулся в трубку собственной матери, но выдал что-то вроде «угу» и быстро отключился.

— Двадцать дней? – отодвигаю ее двумя руками, хоть мысленно уже давно расстегиваю бесконечное множество кнопок и молний на ее комбинезоне.

— До моего девятнадцатилетия.

Вероятно, на эти двадцать дней мне потребуется весь запас моего мужества.

Уже в машине, когда я везу домой Нину, малышка присылает мне сообщение, от которого я давлюсь сигаретным дымом и на всякий случай одергиваю пиджак, потому что у меня встал.

ТУМАН: Я собираюсь очень внимательно изучить способы применения пирсинга в языке в интимной жизни, Дым. На некоторых точно должен быть гриф: «Разрешено использовать с восемнадцатилетними»

Я: Ты меня точно прикончишь.

ТУМАН: Двадцать дней!

Черт!

*****

Примерно половину пути Нина рассказывает, что случилось с ее машиной, между строк извиняясь за то, что мне приходится ее подвозить. Наверное, рожа у меня выразительно угрюмая, и даже становится не по себе из-за того, что загнал девушку в неловкую ситуацию. Разряжаю обстановку шуткой, жду, пока Нина улыбнется в ответ и включаю местную радиостанцию.

В конце концов, Нина не виновата, что у меня и Тани…

Так, Антон, надо разруливать.

Нина живет, мягко говоря, в противоположной стороне от моего дома, и я могу только представить, в котором часу вернусь к себе. Притормаживаю около ее подъезда.

— Может быть, зайдешь на кофе? – осторожно предлагает она.

Вижу, что волнуется: играет пальцами с пуговицей на пальто. Мне не так часто приходилось отказывать женщинам, потому что, хоть я уже и взрослый лоб, но мне редко попадаются женщины, с которыми не совпадает симпатия.

— Нина, прости, наверное, я случайно дал повод думать…

— Господи… - Она роняет лицо в ладони.

Ситуация из тупой мелодрамы.

— У меня уже есть женщина. Не хочу морочить тебе голову.

Она нервно дергает ручку двери, что-то бормочет и мне приходится выйти, чтобы помочь ей. Режет таким взглядом, будто я заслуживаю быть немедленно сожженным. Догадываюсь, что я, возможно, первый мужчина в ее жизни, сказавший ей «нет»: когда у женщины такие внешние данные, желающих согреть ее ночь должно быть предостаточно.

Нина останавливается на крыльце, зовет меня по имени:

— Часы у Тани – они твои?

— Что? – Надеюсь, лицо у меня не слишком вытянулось. Вроде ничего такого, подумаешь, подарил девчонке часы, но у меня чувство, что сейчас речь идет совсем не о них, а о подтексте этого подарка.

Я еще ничего не ответил, А Нина уже усмехается.

— Она с ними носится, как с сокровищем, не снимает. До той ночи я их у нее не видела. Таня упрямая, она бы ни за что не призналась, откуда, но сложить дважды два не сложно. У нее нет мужчин, которые бы делали такие подарки.

— Это просто часы, - пожимаю плечами. – Они ей понравились. Никаких проблем.

— Просто часы? – Нина поджимает губы. – Надеюсь, что так и есть.

Я очень хочу сказать, что это не ее дело, но по взгляду Нины понимаю, что она ждет чего-то такого. Мою реакцию, которая даст повод думать, что у нас с Таней не «просто часы».

— Спокойной ночи, Нина, - говорю на прощанье, но даже когда выезжаю, она продолжает стоять на крыльце.

До четверга мы с туман не видимся: у меня работа, у нее – экзамены и тренировки. Но теперь мы постоянно переписываемся, и я начинаю привыкать к тому, что она вводит меня в ступор странными и забавными вопросами, заставляет улыбаться и постоянно открывает кусочки своей жизни. Например, сбрасывает музыку, под которую обычно засыпает: звук дождя в тропическом лесу и морской прибой. После настойчивых уговоров, даю обещание заснуть под нее же – и это оказывается очень даже классно. Утром она прислала снимок киноафиши и выделила красным квадратом название премьеры. Я до сих пор не придумал, как ей сказать, что должен уехать в пятницу и меня не будет минимум до воскресенья, так что в кино можно будет сходить только на следующей неделе.

ТУМАН: Кстати, я принесу на тренировку твои коньки. Надевай что-то удобное, лучше спортивный костюм. Обещаю бережно обращаться с твоей пятой точкой, Дым))

Делаю мысленную заметку, что нужно будет заехать домой переодеться. И взять толстовку с капюшоном, чтобы не стать звездой ютуба. Меня не так просто чем-то испугать, но от мысли, что придется как-то держать равновесие на двух стальных полосках, очень не по себе.

Я немного опаздываю: торчу в пробке. Пишу Тане, что задержусь, но она не читает сообщение. Хорошо, что я захватил две термокружки и перелил туда купленный в кофейне капучино: сделал пометки, где сладки для нее и без сахара для меня. Наверное, после пары часов на льду, это будет кстати?

Стадион почти пустует: на скамейках только родители и, наверное, такие же зрители, как и я. Сажусь не очень далеко, чтобы был хороший обзор. На арене уже катаются парни и девушки, тренируется пара фигуристов постарше. Я быстро нахожу Таню, и невольно задерживаю взгляд на ее ножках, ведь впервые вижу их «во всей красе». Она в темный плотных колготах, спортивном купальнике и прозрачной юбке чуть ниже бедер. Туман вся какая-то… аккуратная. Небольшая грудь, задница не торчит, но она есть и симпатично вздернута вверх.

Ерзаю на скамейке и вспоминаю ее вчерашний шепот: «Двадцать дней, Антон»

Я просто надеюсь, что … гммм… дискомфорт этих дней будет стоит того морального барьера, который мы перешагнем после ее девятнадцатилетия. Знаю, что в восемнадцать она уже взрослая маленькая женщина и некоторые в ее возрасте гуляют с колясками или готовятся замуж, но это уже на уровне моих заморочек. Парню в моих штанах вариант с «подождать» прямо говоря, совсем не нравится, тем более, когда уже сейчас ясно, что Таня не сделает ничего, чтобы облегчить мне задачу – скорее наоборот. А после ее вчерашнего сообщения и сам начина склонятся к мысли, что некоторые вещи…

Да ну на хер.

Таня замечает меня на скамейке, машет рукой и делает что-то вроде реверанса на самых кончиках коньков. И хоть она держится уверенно, мне хочется найти повод заставить ее встать на эти тонкие палочки ровно и не делать ничего подобного.

Но через пару минут я понимаю, что это были только цветочки, потому что малышка устраивает настоящее представление под чутким присмотром тренера: явно откатывает произвольную программу (или как это у них называется?) И там есть и повороты, и прыжки от которых у меня реально сжимаются яйца. Пару раз она делает ошибки, останавливается, настраивается – и начинает сначала, спокойно, без слез и истерик. Наверное, именно из спорта в ней такой напор: видит цель – и не видит препятствий. Хорошо, черт дери, что эта цель – я.

Она откатывает программу, показывает на пальцах цифру «2» и делает еще один круг.

Она как будто летит надо льдом: легко, непринужденно. Прозрачная юбка облепила упругие ягодицы, нога выгнута под идеальным углом. Я не глядя вырубаю телефон, чтобы просто посмотреть на Туман на льду, и думаю, что эти несколько часов стоили того, чтобы ради них загибаться предыдущие пару дней.

Остается последний круг – Туман все показывает на пальцах и даже посылает мне воздушный поцелуй – и, когда делает прыжок, ее нога «плывет» на сторону и Таня падает на лед.

Понимаю, что иду к ней, уже когда протискиваюсь вдоль бортика. Тренер под руку выводит Таню к скамейкам, помогает сесть. Она немного кривовато улыбается, но не плачет. Смотрит на меня так, будто ее падение – это фиаско и трагедия мирового масштаба.

— Привет, - улыбается явно с натяжкой. – ты просмотрел первую часть балета «Бегемотик на льду».

— Поехали в больницу, Таня, - говорю именно тем тоном, которым обычно выступаю в переговорах, где необходимо сразу и жестко подавить у оппонента волю к сопротивлению.

— С ней все в порядке, - говорит тренер, ощупывая ногу Тани от лодыжки до самого бедра. Встает, оценивает меня немного удивленным взглядом, и в голове тут же куча мыслей, не делаем ли мы большую ошибку, вот так почти открыто афишируя отношения, которые собирались скрывать. – Принесу лед.

Мы остаемся одни и я присаживаюсь перед малышкой на корточки.

— Давай к врачу, Туман, ты так упала, что у меня яйца до сих пор болят.

Она немного румянится, кладет руки мне на плечи и говорит шепотом:

— Бедный бедные…

— Не продолжай, – вовремя останавливаю я. Не представляю, что было бы с моей рожей, если бы она произнесла все вслух до конца.

Малышка хитро стреляет глазами и скользит по скамейке до самого края, достает внушительную спортивную сумку и оттуда – мою коробку с коньками. Вчера мы решили, что я оставлю ее, чтобы не провоцировать лишние вопросы.

— У тебя есть еще час времени? – спрашивает с надеждой.

— И даже немножко больше.

Поход в уютный бар, где мы сможем нормально обсудить наше вчерашнее решение, явно будет для нее сюрпризом. Надеюсь, приятным. Как и тот, что лежит у меня в кармане.

****

Через двадцать минут, когда заканчивается положенное с холодным компрессом время, Таня проводит мастер-класс по завязыванию коньков – и даже на этом этапе я готов передумать, но какая-то мужская гордость подсказывает, что пасовать сейчас уже не спортивно, поэтому, сцепив зубы, повторяю за ней и радуюсь, что капюшон в моей толстовке достаточно глубокий и моя физиономия прекрасно в нем прячется.

— Ну а теперь, Мистер Фантастика, - Таня поднимается на коньки, постукивает по дощатому полу щитками на лезвиях, - тебе придется меня обнять.

По глазам видно, что она давно мысленно представила и этот момент, и фразу, которую скажет, и мне очень жаль, что я вынужден вставать, придерживаясь руками за бортик, а то бы и правда дал ей по мягкому месту за эту выпяченную игривость.