— Ты не выйдешь на лед без моей помощи, Дым. – Таня определенно довольна собой, еще минута – и начнет язык показывать.

Она ныряет мне под руку, обнимает за талию, и мне приходится обнять ее за плечи одной рукой. Туман задирает голову откуда-то у меня из-под подмышки, и в эту минуту у нее такой взгляд, что покорение ледовой арены – последнее, в списке дел, которые я бы хотел с ней сделать в ближайшие сутки.

— Теперь ты мой, - говорит она тихо-тихо, и протягивает руку, чтобы тыльной стороной ладони погладить мою щетину. – У меня зависимость от твоих колючек.

— Хорошо, потому что я не люблю бриться.

Главное – даже не пытаться представлять, как я выгляжу со стороны, но где-то близко к фразе о слоне в посудной лавке. Особенно на фоне детворы лет десяти, которые запросто выкручиваются юлой как нарочно у нас с Таней перед носом, пока мы просто идем вдоль арены, и я учусь держать равновесие.

— По какому случаю была шапка с кисточкой? – спрашиваю Таню, чтобы немного заболтать зубы самому себе. Если мы сделали уже два круга, а я до сих пор не отбил себе зад – это хорошо или только начало? Верните меня в суд – там все проще и понятнее.

— Это была зимняя фотосессия.

— Есть шанс увидеть результат?

— Зависит от того, кому вы готовы продать душу, Строгий Адвокат.

Мы останавливаемся, и я все-таки пользуюсь тем, что рядом есть какая-то перекладина и можно ухватиться за нее одной рукой, а второй немного потянуть Туман на себя.

— Я еще ни разу не был с тобой строгим, малышка.

— А будешь? – У нее вид кошки, перед которой машут свежевыловленной форелью.

Иногда мне кажется, что все, что бы я ни сказала, она знает наперед и у нее в запасе есть тот самый ответ, который я вообще не в состоянии угадать.

— Только, Дым, - Таня делает серьезное лицо, - я не люблю… ну знаешь… всякие там игры в насилие.

— Это серьезный повод пересмотреть наши отношения, Туман, - стараюсь не засмеяться в ответ, и по испугу на лице малышки понимаю, что надо завязывать. – Я просто пошутил.

Она секунду просто смотрит на меня, а потом за руки тянет на середину арены. У меня разъезжаются ноги, но несколько секунд я героически держу равновесие, а потом Таня ловко закручивает меня волчком, и последнее, что я вижу – неразборчивые надписи на бортах, сливающееся в одну бесконечную ленту.

И падаю.

Приземляюсь жопой на лед. Если бы не проезжающая мимо девчонка, я бы сказала пару ласковых. Она триумфально задирает подбородок и едет дальше, пару раз нарочно делая какие-то штуки ногами.

— Блин, прости, прости, прости…. – Таня падает на меня откуда-то сверху. Мои ладони скользят по льду, и я заваливаюсь на спину. – Прости, пожалуйста, Дым. Нужно приложить лед.

— К моей заднице? – уточняю я и мы оба кусаем губы, чтобы не пугать людей смехом.

— Ну, к чему-нибудь точно нужно, - выходит из положения Таня.

— Я и приложился, - ерзаю спиной, - на всякий случай весь сразу. Малышка, кто-то еще ходит на твои тренировки?

Она лежит на мне сверху: растрепанные волосы падают на глаза, путаются в золотистых ресницах, на лице застыло выражение глубокой задумчивости. Хорошо, что я уеду и еще часть времени до Дня Х пройдет в относительном спокойствии.

— Ты первый и единственный, - говорит Таня, укладываясь поудобнее. – Мама перестала ходить лет пять назад, папа говорит, что, когда я падаю, ему хочется убивать людей, а бабуле я запрещаю – у нее сердце.

— Тогда поцелуй меня, - предлагаю я.

Есть небольшой шанс, что сколько бы ни продлилось то, что между нами происходит, я когда-нибудь научусь ее угадывать, но лучше бы все осталось, как есть, потому что каждый раз я словно закрываю глаза и на удачу ставлю ногу на прозрачный мост над пропастью.

— Знаешь, что, Дым, - малышка наклоняется к моим губам, и приподнимаюсь на локтях ей навстречу.

— Что, Туман?

— Я прочитала, что с пирсингом в языке мужчина может…

Нет, сейчас эти откровения я точно не выдержу.

Она еще говорит, но я успеваю завести руку ей на затылок, прижать болтливый рот к своим губам и наслаждаюсь тихим покорным вздохом. Мне нравится, что она отдает мне роль ведущего: раскрывает губы, послушно следует за движениями моего языка, и ее сердце стучит оглушающе громко, заглушая и мое терпение, и здравый смысл, и тот факт, что я начинаю примерзать к катку.

Глава тринадцатая: Таня

Второй поцелуй вынимает сердце из моей груди и невидимой рукой пишет: Собственность Антона Клеймана.

Возможно, мне нужно быть гордой и независимой.

Возможно, нужно показать, что я – не самый простой трофей.

Но мне совершенно плевать на все эти «прописные истины», потому что, очень может быть, их писали женщины, которым просто не повстречался такой мужчина.

Если бы можно было взять часть себя и оставить ее на другом человеке, я бы не раздумывая поселилась на губах Моего Мужчины, чтобы каждую секунду до конца своих дней чувствовать его дыхание и случайные прикосновения языка.

Тяжелее всего от него оторваться: как будто у меня забирают кислородную маску, и дышать становится очень трудно, и срочно нужна новая порция. Поэтому я слепо тянусь за ним, даже не пытаясь анализировать, как это выглядит со стороны. Ну и что, что глупо? Мы ведь теперь вместе?

— Нас сейчас выгонят, - посмеивается Антон, взглядом показывая на немолодую женщину, которая как раз проезжает мимо нас. У нее лицо человека, который первым бросил бы в нас камень. – Ты закончила?

— С поцелуями? Нет!

— С тренировкой. У меня кофе в машине, а потом хочу кое-куда тебя отвезти.

Мы быстро собираемся, протискиваемся между рядами: Антон впереди, я сзади, вцепившись двумя руками в его ладонь. Ноги до сих пор ватные и голова как в тумане, потому что неделю назад у меня были только слова на экране телефона, а теперь у меня есть весь Мой Мужчина целиком.

Теперь я знаю, что мечтать нужно и это не вредно, даже если мышь мечтает о тигре.

В машине я с удовольствием пью в меру сладкий капучино и согреваюсь, пока мы едем по заснеженной столице. Мне так хорошо, как в жизни не было, и даже страшно, что в какой-то момент над ухом может запищать будильник и все это окажется сном.

Антон помогает мне выйти возле красивого кирпичного здания: на втором этаже огромные окна, за которыми хорошо просматривается зал ресторана. Окна на первом этаже затемненные. Мы заходим внутрь, и нас мгновенно встречает официантка: судя по ее приветствию, Антона она видит здесь часто. Ведет нас вглубь небольшого тускло освещенного зала, за столик в отдельной кабинке, раздает меню.

— Голодная? – Антон откладывает свое, даже не глядя. Подпирает щеку кулаком.

— Нет, совсем не хочу есть.

— Будешь пить на голодный желудок? – Ему эта идея явно не по душе.

— Конечно, ты же так и не услышал репертуар песен молодости моей бабули в моем исполнении.

— Ты будешь есть, малышка, а с песнями как-нибудь в другой раз.

Официантка принимает заказ, уходит, но пока мы ждем, нам приносят подогретый сок.

— Вот, это тебе.

Антон кладет на стол… ключи на длинной цепочке.

— Ключи от моей квартиры, Туман. Я уезжаю завтра до воскресенья. Хочу, чтобы ты пришла, осмотрелась и принесла все, что тебе нужно: зубная щетка, женские… гммм… вещи в ванну.

Я перестаю дышать.

— Я бы хотел, чтобы хоть иногда ты оставалась у меня на ночь или на целый день, когда будет возможность.

Хорошо, что на столе стоит посуда, а то бы я прямо по нему переползла на своего Мужчину. Нет, не чтобы целовать, а просто чтобы прижаться, поверить, что он настоящий.

— Что? – Антон хмурится, вздыхает. – Я понимаю, что нужно будет что-то сказать родителям и мне бы не хотелось заставлять тебя врать.

— Я что-нибудь придумаю, - обещаю я, уже предвкушая разговор с бабулей. После смерти дедушки я вообще жила у нее пару месяцев, и никому в голову не могло прийти, что в это время я могла бы быть в другом месте. Так что, можно сказать, день и ночь в неделю я точно найду. – У тебя много комнат?

— Три.

— И в каждой есть кровать?

Он откидывается на спинку, закуривает и глядя на меня сквозь дым, говорит именно с той ленивой интонацией, от которой у меня непроизвольно сжимаются колени:

— Нет, кровать есть только одна – моя. И ты, конечно же, будешь спать там вместе со мной. Надеюсь, уставшая и довольная. Так что, Туман, я готов выслушать, что ты там хочешь от пирсинга в моем языке.

Я бы запросто сказала это на катке, а сейчас я молча прикладываю ладони к щекам, наивно веря, что так мой Мистер Фантастика не увидит, как сильно я покраснела.

******

Мне кажется, что эта пауза становится просто невыносимо длинной, и Антон не делает ничего, чтобы облегчить мне задачу. Просто смотрит глаза в глаза, курит и молчит, и у меня нет ни единой подсказки, говорим мы сейчас всерьез или он просто меня поддергивает.

— Все забыла, что прочитала? – Он все-таки «прокалывается» на про спрятанной в правом уголке губ улыбке.

— Просто… момент не подходящий, - не очень уверенно оправдываю свою беспомощность.

— А, по-моему, очень даже подходящий. Вдруг это что-то такое, что выходит за рамки моих физических возможностей. Не забывай, что я уже не так молод.

Вот теперь он точно улыбается, и я это такая улыбка, которая кричит: «Удиви меня!»

Возможно, я уже слишком взрослая для таких выходок, возможно, я очень рисскую, делая такие вещи рядом с моим серьезным мужчиной, но раз уж он откровенно меня проецирует и эти мысли все равно не выходят из моей головы…

Я стаскиваю сапожки, раздвигаю посуду на столе и все-таки забираюсь на стол – он тут тяжелый, точно из крепкой породы дерева (или мне просто хочется в это верить, потому что падение не входит в мои планы).