Айя Субботина - Секрет

— Я… я…

Хочу сказать, что потребность отпустить себя с края слишком сильная, но не успеваю: поддаюсь горячей волне, нажимаю сильнее – и вокруг живота сжимается тугой вибрирующий узел, выжимающий из меня громкий стон.

Антон глушит его поцелуем. Мы стучимся друг о друга стиснутыми зубами, прижимаемся так тесно, что я чувствую каждое ритмичное движение. Быстрее и быстрее, жестче, грубо и резко, словно от этого зависит целая жизнь.

Я не могу удержаться – притрагиваюсь к нему своими еще влажными от собственного возбуждения пальцами, и этого оказывается достаточно. Дым жмурится, кончает с длинным, зажатым между губами стоном. Толкает бедра ближе ко мне и его член дрожит, выплескивая на мою кожу рваные горячие брызги.

Кажется, теперь я знаю, что что-то подобное станет частой забавой в наших «взрослых играх». Понятия не имею почему и не буду пытаться узнать.

*******

Мы дышим друг в друга: немного нервно, немного сдержано, потому что на пару издаем низкочастотные звуки, с которыми бессильны бороться. Просто притягиваемся, как магниты, и я с удовольствием укладываю голову на плечо своего Мужчины. Тут, под моей ладонью, его сердце стучит немного неровно, и мне приятно осознавать, что причина этой «плохой кардиограммы» - я. А не какая-то приставучая брюнетка.

— Я бы хотела провести свой День рождения только с тобой, - наконец, решаюсь сказать то, о чем думаю всю последнюю неделю. И прикусывать болтливый язык уже поздно. – Без гостей и без праздничного вечера.

Антон интересуется, как я все распланировала и я, устраиваюсь поудобнее, рассказываю, что уже давно заказан зал в небольшом семейном ресторане, где будет десяток моих самых близких друзей и подруг, и где мы будем отрываться до самого закрытия. А на следующий день – семейное застолье. Все, как обычно. Кроме того факта, что самого желанного гостя я не могу пригласить ни туда, ни туда.

— Будешь занята до самой ночи? – Антон перекладывает меня на бок, свешивает ноги с постели и, не поворачивая головы, продолжает: - Оба дня?

— Угу, - нехотя отвечаю я. Все предыдущие Дни рождения именно так и проходили: с друзьями шумно, весело и «до последнего живого», с родителями – спокойно, по-домашнему, и тоже до полуночи. Нет ни единого шанса, что в этот раз сценарии изменяться, разве что я обрету сверх способности и не переиграю все себе на руку.

Мой Мистер Фантастика пожимает плечами и немного хрипло, натягивая домашние штаны, бросает:

— Тогда увидимся когда сможешь, Туман.

Я кутаюсь в одеяло, становлюсь на колени, чтобы догнать его хотя бы в дверях, но он меня опережает: оглядывается и с хитринкой во взгляде, дразнит:

— У меня для тебя тоже есть подарок.

— Какой? – взвиваюсь я, перебирая коленями к краю кровати.

— Правда веришь, что я скажу?

Господи, я влюблена в его голос и в эти чуточку ироничные интонации в нем. И еще больше влюблена в короткие лучики морщинок в уголках его глаз, когда он прищуривается. И, конечно же, я безоговорочно, как ненормальная, влюблена в него всего. В кожу, кости, кровь, сердце и прочие внутренние органы, в пигменты, которые делают его цвет волос соломенно-русым, в хромосомы, сделавшие его глаза невозможно голубыми, в крошечную родинку на изломе челюсти, ближе к уху.

И, судя по пристальному взгляду Антона, все эти чувства прямо сейчас в прямом эфире транслируют по всем каналам прямо у меня на лбу.

— Я просто люблю на тебя смотреть, - пытаюсь выкрутиться я, потому что странное смущение со всего размаху падает мне на макушку тяжеленой наковальней.

Он как будто ждет чего-то, но уходит до того, как я решаюсь признаться в своих чувствах.

Но, кажется, вероятность получить вместо любовницы влюбленную меня вместе со всеми потрохами, его не испугала. Даже наоборот.

Я блаженно устраиваюсь в кровати, нарочно чуть поперек, чтобы согреть как можно больше пространства: для себя и для своего Мужчины, и уже мысленно строю планы о том, как, наконец, во всем ему признаюсь. А если он очень удивиться, то придется сказать, что все дело в единорожках у меня в голове, которых по случаю девятнадцатилетия стало… чуточку больше.

После выходных жизнь снова входит в свой привычный ритм.

Ну, так мне кажется, вернее, я пытаюсь убедить себя в этом, хоть вот уже и середина среды, а я до сих пор то и дело мысленно возвращаюсь в ночь воскресенья, когда Таня стояла на кровати, прижимала к груди покрывало и все ее чувства были выставлены напоказ, словно экзотический стриптиз. Персонально для меня.

Вроде и не случилось ничего страшного: я нравился многим женщинам, некоторые признавались, что сразу теряли голову. Мне не привыкать, и тем более я никогда не ел себя за то, что оставил парочку разбитых сердец. Это жизнь, в ней случаются досадные промашки.

Но Туман…

Я выбираюсь из офиса во ближе к четырем. Хочу проветрить голову и заодно подумать, где вообще были мои мозги, когда я решил, что с этой малышкой все пойдет по тому же сценарию, что и с женщинами до нее. С самого начала, еще когда она свалилась мне на голову в том свитере и в брекетах, было ясно, что она – не как все. И как со всеми с ней не будет.

Потому что с ней у меня не приятный сексуальный досуг, хотя и с этим тоже полный порядок.

С ней у меня кактус, который я продолжаю поливать, улитки-альбиносы и снеговики.

Я как раз пытаюсь как-то четче, просто для себя самого оформить все это одним словом, но вайбер напоминает о себе знакомым сигналов входящего сообщения. Как раз прохожу мимо зеркальной витрины и бросаю косой взгляд, в котором здоровый, почти двухметровый мужик с идиотской улыбочкой достает из кармана телефон. Я заметил, что начинаю улыбаться еще до того, как увижу, что Туман написала на этот раз. Как будто она нашла дистанционный пульт управления моими лицевыми мышцами.

ТУМАН: Мне очень-очень срочно нужна твоя помощь!

Первая мысль – что-то случилось. То есть, вторая, потому что первой у меня перед глазами проносится картина того ее падения, и внутренности снова скручивает болезненным спазмом.

Останавливаюсь, тянусь за сигаретой и в это время Таня присылает новое сообщение.

ТУМАН: Не могу выбрать шапку к праздничному платью. Поможешь?

Шапку к праздничному платью? Моя малышка большая оригиналка, так что от нее можно ждать чего угодно, но все-таки чутье подсказывает, что прямо сейчас меня ждет какой-то подвох. И Туман не разочаровывает – присылает три фотографии.

На них она и правда в шапках: смешной серой с кошачьими ушами, бежевой с огромным помпоном и разноцветной с длинной пушистой кисточкой.

Очень даже милые шапки, если уж на то пошло.

Вот только кроме них на моей малышке нет ничего, кроме белья. И это тоже совершенно разные комплекты. Белый с кружевами и такими крохотными трусиками, что мои мозги мгновенно стекают за пояс, розовый в задорный черный горох и какая-то маленькая красная грация или что-то очень похожее, где солирует микроскопический лиф, в котором в общем, небольшая грудь моей малышки выглядит просто на вынос мозга. Того, что уже и так перестал адекватно работать.

Я просто листаю фотографии туда-сюда и не сразу понимаю, что стою прямо посреди тротуара и прохожие огибают меня, словно поставленный в неположенном месте волнорез.

ТУМАН: Что, совсем ни одна шапка не понравилась? :(

Вслед к грустному смайлику Туман присылает еще и стикер рыдающей радугой единорожки.

А ведь она и правда могла не свалиться мне на голову. Могла просто точно так же, как и в прошлые года найти тысячу причин провести новый год не с семьей. Могла, в конце концов, просто пройти мимо и не вцепиться в меня поцелуем. Да что угодно могло произойти, из-за чего сейчас некому было бы слать мне смешные стикеры и практически каждый день выдумывать новые прозвища вдобавок тому, что я стал Мистером Фантастикой практически на постоянной основе.

И снова вижу ее с горящими влюбленными глазами. Совсем не такую дерзкую и игривую, как на этих фото. Странно, но тогда простыня скрывала гораздо больше, чем эти кусочки ткани, но именно тогда она была совершенно… обнаженной.

Я трясу головой, чтобы временно избавиться от мешанины несвойственной мне романтической фигни, и быстро набираю в ответ:

Я: Бери все, не могу определиться какая нравится больше.

Она присылает целую кучу сердечек и аудиофайл с громким «Чмок!»

К себе в офис я возвращаюсь порядком присыпанный снегом, и натыкаюсь на сидящего в моей приемной Туманова. Вера как раз готовит ему чай, и жестами дает понять, что он пришел совсем недавно. Она знает его, как гуру и человека, которым я всегда искренне восхищался.

— У него что-то личное, - шепотом говорит моя верная помощница.

Личное? Личное к адвокату по разводам или личное к любимому ученику Антону Клейману?

Хотя, есть еще и третий вариант: личное к мужику, который встречается с его любимой маленькой дочуркой.

Я прошу Веру сделать мне кофе и бодрым шагов, приклеив к роже приветливую улыбку, захожу в кабинет. Одно то, что Туманов пришел без двустволки и охотно, как всегда, пожимает мне руку, и похлопывает по плечам, вселяет надежду, что речь пойдет не о нашем с Таней секрете.

— Вера сказала, что у вас что-то личное, Владимир Евгеньевич. – Неведение хуже смерти, поэтому, после короткого обмена привычными вопросами и ответами, я вывожу разговор в нужное русло. – Все… в порядке?

— Я чего пришел-то. – Туманову определенно неловко, хоть у этого мужика стальные яйца. – Ребенок наш… кажется… В общем! - Он смахивает рукой невидимую пелену прямо перед собой, и выкладывает на стол фотографию со мной, обклеенную объемными сердечками. – мать нашла у нее в комнате, вбила себе в голову, что ты нашему Ребенку… Голову ты ей как будто морочишь, вот.