– Тогда спрашивай. Я ведь пока говорю. Но и я буду спрашивать.

Подумала и все же решилась быть откровенной:

– Использую этот шанс, раз даете. Александр Дмитриевич, вы совсем не романтик?

Он усмехнулся и перевел взгляд на мой профиль. Но я смотрела перед собой. Ведь не факт, что будут еще возможности спокойно обсудить тревожащие мелочи.

– Я не знаю точного значения этого термина, Карина. Если ты подразумеваешь, что я буду догонять тебя с букетами роз, то нет, я совсем не романтик. Но если ты, будучи моей любовницей, расскажешь о каких-то проблемах или попросишь помощи – я наверняка захочу помочь. Мне не выгодно, чтобы ты заморачивалась какими-то тревогами, если я могу их устранить. Но если к тому времени нас с тобой не будет связывать секс или другие близкие отношения, то я пошлю тебя и не оглянусь. Прямо сейчас, если ты замерзла, я предложу тебе пиджак – мне не хочется, чтобы ты простыла или спешила уйти в тепло. Так я романтик или нет?

– Нет, – я улыбнулась. – Вы прагматик, никаких сомнений. Давайте, кстати, свой пиджак. Прохладно.

Александр Дмитриевич со смехом стянул вещь с себя и накинул мне на плечи. Казалось, задержал ладонь на моем плече на секунду, но тут же отступил.

– Почему ты об этом спросила?

– Не знаю. Меня в вас это больше всего смущает – слишком рационализаторский подход к любым эмоциям, – после паузы все же решила добавить: – Например, вы ни разу меня не целовали. Не хотели целовать, но притом честно говорите, что собираетесь делать дальше. Мне кажется это странным.

– Неправильное предположение, Карина. Я сейчас как натянутая струна. Поцелуем дело не закончится. Я не целую тебя не потому, что не хочу, а потому что уже не хочу только целовать. Изнасилование – игра прекрасная, но неприятная, когда в нее одна из сторон играть не хочет.

Я выдала невольный выдох. А может, это и есть его романтика? Только очень странная, не такая, как у всех? Потому что от таких признаний тоже становится душно. Муторно становится, тревожно, но волнение это приятное.

– Теперь моя очередь спрашивать, – он выдернул меня из раздумий. – Ты принимаешь противозачаточные?

– Ну вот и вся романтика схлопнулась, – я вздохнула. – Принимаю.

– Прекрасно, – он ответил мгновенно. – А что насчет замужества? Это вранье? Зачем? Или ты всерьез думала, что меня такая мелочь остановит?

Я растерялась:

– Вранье? С чего вы взяли?

Александр Дмитриевич вдруг развернулся, взял меня за талию и рванул вверх, усаживая на капот. Сам приблизился, вынуждая меня раздвинуть колени. Но говорил все так же спокойно, как будто и не заметил моего сбившегося дыхания:

– С того, что время позднее. С того, что ты спокойно оставила свою одежду в моем доме. Какие же отношения у тебя с мужем, если он не поинтересуется, что происходит?

– Прекрасные отношения! – зачем-то выпалила я. – Я, может, платье у подруги одолжила! Не все мужья ревнивы.

– То есть настаиваешь на предыдущей версии? – он прищурился. – Мне все равно, ревнивый у тебя муж или нет. Все равно, что ты будешь ему врать про меня. Меня ваши отношения вообще не касаются.

– Но вам как будто важно, чтобы я была именно замужем!

Он чуть приподнял голову, устремив взгляд в небо, и улыбнулся:

– Не совсем. Замужество непринципиально. Но что-то в этом есть. Мне нравятся внутренние сломы. Нравится, когда человек делает то, чего вчера на себя не примерял. Но я бы предпочел, чтобы до развода не дошло. Если уж ты выходила замуж с осознанием дела, то попутные развлечения не должны на это повлиять. То есть мне плевать на ваши отношения, но в идеале я бы не хотел, чтобы после нашего общения ты осталась несчастной и обо всем жалеющей.

Если бы цинизмом можно было зарабатывать, то этот бы обогатился. Но ведь он и так отлично зарабатывает. Не цинизмом ли? Зачем он так близко стоит? Зачем постоянно хочет подавлять?

– Карина, – я ощущала его дыхание на своей щеке, да и руки на бедрах заметно напряглись. – Может, мы все-таки уже вернемся к главной теме? Чего ты хочешь?

– Поцелуя, – выдохнула я, потому что больше ничего в голову не приходило.

Он поднял лицо, медленно перевел руку мне на затылок, приблизился на сантиметр.

– Значит, у нас ты романтичная. Уверена?

Я не ответила. Но и не оттолкнула. Он закончил сам:

– Ну ладно, я предупреждал, что нервы у меня уже сдали. Готовься к последствиям.

У меня дыхание перехватило, когда наши губы наконец-то встретились. Но он почти сразу вжал меня в себя и проник языком в рот. Это была не первая ласка будущих любовников, а животный голод – я поняла уже через несколько секунд. И руки его стали сильнее, одной он придерживал меня, не позволяя отстраниться, а другая прошлась по спине вниз, сжала ткань на бедре, а потом и занырнула под нее. Пальцы до боли впились в мою кожу. Возможно, я немного испугалась такого напора, но отодвинуться или оттолкнуть не смогла.

Губы его оказались жесткими, а язык требовательным. Он заставлял меня открывать рот шире, отвечать, но притом только наращивал темп. Дыхание сбилось, перемешалось в одно, но возбуждение – взаимное – накатило довольно быстро. Теперь мне и самой захотелось обхватить его бедра ногами, поерзать или впустить настойчивые пальцы внутрь. Короткий стон прозвучал сам собой, когда он отстранился. Голос мужчины тоже изменился, стал сдавленнее:

– Все, ты порешала, хватит с меня разговоров. Теперь выбирай: ко мне или в машине.

– Прямо сейчас? – меня голос тоже немного подводил.

Кулак на затылке сжался, оттягивая за волосы голову немного назад.

– Карина, хватит, – сказал тихо, очень спокойно, но как будто отрезал. – Или к тебе?

– Я… не…

Растерявшись окончательно и ощущая тугой комок внизу живота, я снова перестала мыслить здраво. Хотела поцелуя – получила. И теперь уже глупо анализировать, такого ли поцелуя я хотела. Этот так просто не закончится – я видела в черных зрачках уверенность.

Но Александр Дмитриевич вдруг резко отшагнул и за руку сдернул меня с капота. Потащил через дорогу.

– Куда?.. – я в очередной раз не успевала за изменением его намерений.

– Ужинать.

– Но…

– Я сказал, хватит. Сейчас я точно буду… ужинать.

На другой стороне располагалось кафе – самый обычный фастфуд с яркой вывеской. Он его явно разглядел раньше. Посетителей в такое время был не полный зал, но довольно много. Я едва успевала перебирать ногами, чтобы не споткнуться. В ярком освещении начала щуриться. Какой еще ужин? Мне все сегодняшнее сумасшествие переварить надо! Хотя, возможно, эта передышка нам и необходима? Еще немного пообщаться, остыть, узнать друг друга лучше – ведь в пустой болтовне многое открывается. А уже потом бросаться с разбега в пропасть.

Но, к удивлению, Александр Дмитриевич не остановился у первого свободного столика, он уверенно шагал дальше. Ну, а я за ним, не в силах вырвать руку. И вскрикнуть постеснялась – не хотела привлекать к нашей паре еще больше внимания.

Он толкнул дверь туалета. Вот только там, осознав, я и вскрикнула, но почти залетела в кабинку. Щелкнул замок, и Александр Дмитриевич снова перехватил меня за талию, наклоняясь к губам. Я даже не знаю, были ли люди в соседних кабинках! Я не готова на такое! Не готова!

Но мой протест нагло заткнули. Язык снова скользнул мне в рот, вылизывая жадно. А потом сильные руки подхватили под бедра, вздергивая меня на себя. Платье он задрал мне до самой талии. Ударившись спиной в стену, я смогла чуть вывернуться и прошептать нервно:

– Нет, не здесь… Я… Поехали к вам.

– Здесь, – он посмотрел мне в глаза. – Начинай привыкать.

Снова поцелуй, но я чувствовала, как одна его рука опустилась вниз. Короткий звук расстегиваемой молнии, небольшое изменение положения и толчок. Он вошел в меня сразу на всю длину, заставив всю выгнуться. Внутри я была уже мокрая, потому не почувствовала боли, но к такому вторжению надо подстроиться. Замер. Снова глянул на меня. Дыхание тяжелое, рот приоткрыт, но зачем-то все еще держится на грани срыва. Ждет, чтобы я осознала, что только что произошло?

Секунда, две. На третьей я судорожно выдохнула, и он задвигался внутри. Резко выходил из меня и снова вколачивался. Мощно, мое тело по инерции подавалось по гладкой стене вверх. И через несколько секунд я не могла сдержать стонов. Закусывала губы – не помогало, зажала себе рот ладонью, кусала кожу, но все равно проваливалась в ощущения. Нас слышат! Любой, кто войдет сейчас в другую кабинку, сразу поймет, что здесь происходит!

Вся сжалась, когда услышала смешок и громкий звук сушилки. Как стыдно-то… Но я даже стоны полностью заглушить не могла. Мужчина же не останавливался и, заметив мои безуспешные попытки, сам зажал мне ладонью рот. Притом не сбавив темпа. На глаза навернулись слезы от переизбытка ощущений – таких разных, но рвущихся внахлест друг другу, по отдельности не ощущаемых. Ни разу в жизни мне не приходилось чувствовать такого возбуждения, которое почему-то совсем не спадало от мысли, что буквально каждый посетитель кафе сейчас знает, что со мной делают. Как меня берет этот зверь. И как я сжимаюсь, чтобы не скулить ему в шею или не кричать во весь голос: «Не останавливайся». Мои пальцы вцепились в его плечи так сильно, как будто собирались разорвать рубашку. И внутри все скрутилось. Это был оргазм. Черт возьми, я до сих пор свято верила, что про оргазм сильно преувеличивают. Но когда с очередным толчком из низа живота, где комок тугого удовольствия уже был непереносимым, в голову ударила волна, отключающая сознание, то сомнений не осталось. Спазмы иссушали, лишали всей энергии, я почти безвольно повисла в его руках, но он все двигался и двигался во мне, даже резче, чем до сих пор. А потом сам напрягся, я ощутила, как под пальцами мышцы становятся каменными. И с тихим стоном кончил в меня.

Удерживал еще некоторое время. Отпустил, только когда я смогла посмотреть на него осмысленно. На внутренней стороне бедра я почувствовала теплую жидкость. Александр Дмитриевич огляделся, как ни в чем не бывало, протянул руку и оторвал приличный кусок туалетной бумаги. Не отрывая взгляда от моих глаз, снова задрал подол платья и вытер остатки спермы с моей кожи.