Особенно это было забавно на открытии клуба, когда я толка речь смотря в глаза друзей и ревела. Там были и Данила с Пашей и вечно на ножах Васька с Макаром, Давид с его Майей, даже Вова с сыном приехали, но в этой дружеской толпе мне было одиноко, мне не хватало его.

— Дочь, спустись, — заглядывает мама в комнату.

— Тёмка проснулся?

— Тёмка, — усмехается она. — Как бы не заснул.

— Мам, ты о чем? — откладываю ноутбук и встаю, недоуменно хмурясь. — Давай по делу, как в армии.

— Спустись на построение. Там все узнаешь.


Мама выходит, а я замираю у двери. Вариантов немного. Приехал Артем и... приехал Артем. Не позвонил, не дал мне подговиться, а просто приехал. С опозданием на два месяца, ни разу не написавши.

Вся любовь, что жила во мне, превратилась в вулкан ненависти и он вот вот взорвется. Потому что не восемнадцатый век, потому что можно было сказать, написать, прислать видео. Все что угодно. И уж точно не заявляться в дом моих родителей, как ни в чем не бывало.

Ненавижу! Ненавижу! Ударю его. Чтобы запомнил. А чтобы больше не смел от меня уходить, прикую к батарее.

 Делаю максимально гневное лицо, быстро смотрю на свой домашний наряд в зеркало и открываю двери спальни. Быстро заглядываю к Тёмке, и собираясь с духом спускаюсь на второй этаж. Медленно, словно он уже здесь.

— Ты чего крадешься? — говорит отец и смотрит в окно. — Вон он, в машине. Попросил тебя выйти.

— Уже значит, попросил? — прошипела я сквозь плотно стиснутые зубы и сжала кулаки, — Пусть теперь меня попросит, скотина спецназовская.

Глава 29. 1

Бравады много, но коснувшись ручки двери я застываю, словно перед падением в пропасть. На самом краю. Туда, сюда. Не знаю, что ждет меня внизу. Счастье или боль?

А с другой стороны? Почему я должна бояться? Пусть он боится моего гнева. Это не я шлялась, где попало.

Несмотря на весенний день и солнце, я остро ощутила пронизывающий ветер под тонкой светлой туникой и простыми черными бриджами.

За низкими воротами стоит внедорожник Артема, чистый, как агат сверкающий на солнце, и у меня перехватывает дыхание от воспоминаний, сколько всего произошло в кузове, на капоте, да и в самом салоне.

Стою на крыльце, чувствуя, как ветер развивает мой конский хвост и быстрым движением стягиваю резинку.

Идеальной. Он должен увидеть меня идеальной. Смотрю прямо на него, на почти безволосую голову, на улыбку словно обращенную к кому-то за машиной и понимаю каких трудов мне будет стоить не кинуться к нему на шею и не молить о любви.

Артем чувствует мой взгляд, поворачивается и выходит из-за машины, уже не улыбаясь.

Просто смотрит, смотрит, смотрит. Долго так, пронизывающе, словно не было этих долгих месяцев разлуки, боли, страхов.

Я резко перестаю дышать, в глазах щипит и я их прикрываю, делая глубокий вдох, чтобы не сорваться на бег, чтобы не умолять любимого о поцелуе, а гордо, чуть задрав подбородок спуститься по лестнице и сделать несколько шагов к нему.

Ведь я должна быть сильной, гордой и не зависимой.

— Голубка — слышу хриплый, такой родной голос… Так близко. Голос, что сводил меня с ума во снах и фантазиях. Голос того, кто понял что я сдалась без битвы. Вернее, он так думает.

Размашистым шагом идет ко мне, сверкает улыбкой, как только что отчеканенный рубль, а в глазах победный марш.

Ну конечно, победный. Сейчас я ему устрою. Пусть не думает, что раз я теку только от одного сногшибательного вида этого тренажера, то ему будет так просто забраться в мои трусики.

— Стой, ковбой, — останавливаю его ладонью на советском от себя расстоянии. — Не так быстро.

— Настюш, давай не будем тратить время на обиды, — просит он и нахально улыбается, взяв мою руку в свою и целуя ладонь. — Лучше обними меня, я же знаю, что ты скучала.

Охренеть.

Ладонь вырываю и чуть задев его бедром обхожу. Виляя бедрами иду к забору. Чувствуя, что еще немного и гнев выйдет наружу, сколько бы я не дышала и не считала до десяти.

— А с какой стати я должна была скучать? Или ждать тебя… — говорю и резко оборачиваюсь, вижу что ему не нравятся мои слова.

— Настя, следи за словами.


— А зачем? Ты мне что то обещал или я что-то обещала тебе! Ты уехал! Ты бросил меня!

— Настя, — рычит он не зарывайся. — Я прекрасно знаю, что у тебя никого не было. И поверь мне никого не было и у меня.

— Ты уверен? Ты следил за мной каждую минуту за эти восемь месяцев. Восемь долбанных месяцев! Ты, который ни разу не позвонил, не написал. Почему я должна тебе верить и с тобой разговаривать!

Как и любой человек, Артем выудил из монолога самое для себя важное. При этом не важно, насколько оно вязалось с действительностью.

— С кем ты трахалась? — хватает он меня за плечо и зло шипит.

— Что?! Да как ты… — вырываюсь и бью его руку. — Я тебе за здравие, ты за упокой.

— Ты сама сказала.

— Я тебе еще ничего не сказала. Я интересуюсь, почему я должна была тебя ждать?

— Потому что я люблю тебя.

Не знаю что именно я хотела от него услышать, но точно не признания в любви, сказанное таким обыденным тоном.

Я открываю рот, закрываю его и отворачиваюсь, понимая что невыносимая боль в груди, скоро даст течь в глазных протоках.

А там и до истерики с признаниями в любви недалеко.

— Ты мне об этом не сказал. За восемь месяцев ты вообще мне ничего не сказал! Как я должна поверить в твою любовь.

— Я отдал чернокожую дочь вождя племени Мантасанаев другому мужчине, потому что не хотел изменять тебе.

Что? Чуть оборачиваюсь, смотрю на его серьезное лицо. Такого бреда даже он придумать бы не смог. Ну и что. Все равно.

Глава 29.2

— Ты должен был приехать два месяца назад, а теперь…

Артем подходит со спины, обнимает двумя руками и кладет подбородок на макушку. Такой высокий, такой красивый, неужели теперь мой.

— Насть, я подыхал без тебя. Знаешь, какие у меня на руках мазоли. УХ.

Боже, кто о чем.

— Бедный ты бедный, — закатываю глаза.

Он рукой находит мою грудь и чуть сжимает, разнося по телу острые импульсы удовольствия.

— Только ты в силах залечить мои раны.

— Черт с два, — пытаюсь вырваться, но почти сразу замираю, когда он прижимается ко мне бугром в штанах и не дает двинуться с места. — Не думай, что раз теперь ты здесь, я брошусь раздвигать перед тобой ноги.

— Не торопись с выводами, — усмехается он и бесит этим еще больше.

— Я придумала для тебя наказание, список большой, уже шестнадцать пунктов, — оборачиваюсь я и делаю шаг назад и вижу, как он забавляется. Я страдаю, а ему смешно. Сволочь.

— Очень надеюсь, что это что-то спортивное, — хохочет он и снова пытается меня схватить, но я тыкаю пальцем в грудь. — Ты отработаешь каждый, каждый, прожитый без тебя день.

Он лишь кивает и снова раскрывает руки.

— Я согласен на все, иди уже сюда, хватит тратить время.

— Ты же мое потратил, — возмущенно бурчу. Сложив руки на груди и отворачиваюсь. Не могу смотреть на эту белозубую сволочь, уверенного не только в своей привлекательности, но и в силе моей любви.

Он обнимает мое напряженное тело сильными руками, утыкается лбом в лоб, и сколько бы я не дергалась, не отпускает.

— Я не мог позвонить. Я знаю, что стоит мне услышать твой голос, и я бы дезертировал. Насть, я умирал без тебя, я люблю тебя. Я еще это в тот день понял, просто давать заднюю было поздно.

Таю. Таю перед ним как чертово мороженное, потому что верю каждому слову, потому что ему нет резона лгать. Но все равно…

— Если ты рассчитываешь что я так просто сдамся, то глубоко заблуждаешься.

— Верю, верю, что ты стала независимой гордой, что к тебе на кривой козе то неподъедешь, — невольно киваю на его слова. Конечно. Всем кроме него. — Теперь даже моего обаяния и признания в любви не хватит, чтобы свалить такую независимую скалу, как ты.

— Не хватит, — шмыгаю я носом и все-таки обнимаю его за талию. Только на мгновение. А потом можно и приступать к наказанию.

— Поэтому я привел тяжелую артиллерию.

— Я и если даже я скучала, ты выполнишь все, что я напридумывала, только тогда, может быть, я позволю тебе… Что за артиллерия?

— Козырной туз. Практически абонемент в твои трусики. Пожизненно.

— Пошляк… — Как же я поэтому скучала. Стараюсь выглядеть равнодушной, но от его тела не отлипаю. — Сомневаюсь, что будет все так просто, но можешь говорить.

— Я лучше покажу, — шепчет он берет за плечи и разворачивает к своей машине.

— Хочешь подарить своего коня? Я водить не умею.

— Научим, но тачка не причем. Иль, покажись.

Иль? Что за иль?

Из-за машины поднимается высокий смуглокожий мужчина. В таких штанах цвета хаки, как у Артема и точно такой летней стрижкой. Красивый, надо признать, но абсолютного незнакомый.

В мозгу вспыхивает порочная мысль, тайное желание большинства женщин.


— Ты охренел? — поворачиваюсь к Артему и тычу пальцем в незнакомца. — Считаешь, что групповушка поможет тебе избежать наказания, привел какого-то мачо! Да еще и в дом к моим родителям! Тебе на твоей войне совсем мозги отшибло? И что? Считаешь, я должна растечься? Пасть к твоим ногами и молить о любви?

В теле клокочет злоба, а их совместный смех только добавляет ей, как печке, огня.

Этот придурок, еще и пытается меня за руку взять. Бью его по конечности с размаху.

— Что ты ржешь?! Объясни все толком!

— Давай лучше я, — произносит этот незнакомец на чистом русском. И все бы ничего, вот только голос. Смутно знакомый и фраза такая, словно он меня знает.