Диана Гэблдон - Семь камней

– Mag ik uw volledige naam alstublieft? Назовите ваши имена, пожалуйста! – Хозяйка таверны вытащила регистрационную книгу жалкого вида – глядя на грязные, в пятнах, листы, Минни подумала, что в ней велась бухгалтерия заведения. Но женщина открыла в конце книги чистую, пустую страницу, макнула перо и выжидающе подняла глаза.

Хэл заморгал, потом решительно сказал:

– Гарольд Грей.

– Только имя? – удивленно спросила Минни. – Никаких титулов?

– Нет, – сказал он. – На тебе женится не герцог Пардлоу и даже не граф Мелтон. Просто я. Извини, если разочаровал тебя, если ты надеялась на это, – добавил он, и в его голосе действительно звучало обвинение.

– Ничего страшного, – вежливо сказала она.

– Мое среднее имя Патриций, – выпалил он. – Гарольд Патриций Герард Блеекер Грей.

– Правда?

– Ik na gat niet allemaal opschrijven, – возразила женщина. – Я не собираюсь записывать все это.

– Bleeker – dat is Nederlands, – с удивлением сказал священник одобрительным тоном. – Ваш семья голландский?

– Мать матери моего отца, – ответил Хэл, тоже удивившись.

Женщина пожала плечами и записала.

– Гарольд… Блеекер… Грей, – повторила она сама для себя. – En u? – спросила она, взглянув на Минни.

Минни думала, что ее сердце уже не могло биться чаще, но ошибалась. Несмотря на свободно зашнурованный корсет, она чувствовала легкое головокружение, и, прежде чем успела набрать воздуха для ответа, Хэл ее опередил.

– Ее зовут Вильгельмина Ренни, – сообщил он женщине.

– Вообще-то, я Минерва Уоттисвейд, – сказала Минни. Хэл посмотрел на нее и нахмурился.

– Уоттисвейд? Что за Уоттисвейд?

– Не что, – возразила она с подчеркнутым терпением, – а кто. Это я.

Казалось, Хэл не выдержал и растерянно посмотрел на Гарри.

– Старина, она говорит, что она не Ренни. Она Уоттисвейд, – пояснил ему Гарри.

– Я ничего не слышал про Уоттисвейд, – возразил Хэл, переведя хмурый взгляд на Минни. – Я не женюсь на тебе, если ты назвала вымышленное имя.

– Я не выхожу за тебя замуж под вымышленным именем, черт побери! – заявила Минни. – Ой!

– Что…

– Твой дурацкий ребенок лягнул меня в печень!

– О. – Хэл немного растерялся. – Значит, твоя фамилия действительно Уоттисвейд?

– Да.

Он вздохнул.

– Ладно. Уоттисвейд, пусть будет так. Почему – не важно. Ты расскажешь мне потом, почему ты была Ренни.

– Нет, не расскажу.

Он удивленно поднял брови, и она увидела, что он – на этот раз – подумал, сказать ли ему что-то. Но потом из его глаз исчезла растерянность, и они сфокусировались на ней.

– Ладно, – тихо сказал он и протянул ей руку, ладонью кверху.

Она набрала в грудь воздуха, заглянула в пустоту и прыгнула.

– Куннегунда, – сказала она, вкладывая свою руку в его. – Минерва Куннегунда Уоттисвейд.

Он ничего не сказал, но его рука слегка дрогнула. Минни старалась не смотреть на него. В это время Гарри о чем-то спорил с женщиной – кажется, требовался второй свидетель, но Минни не могла сосредоточиться и разобрать слова. Запах табачного дыма и застарелого пота снова вызвал у нее приступ рвоты, и она сглотнула несколько раз.

Ладно. Они решили, что миссис Тен Боом может стать второй свидетельницей. Хорошо. Мортимер проделал кувырок и тяжело приземлился. У Минни выступил пот на висках и заложило уши.

Внезапно она испугалась, что в дверь мог в любой момент ворваться ее отец. Она не боялась, что он остановит эту спонтанную церемонию, не сомневалась, что Хэл не позволит ему – и это ее успокоило. Но все же… ей не хотелось видеть его здесь. Это событие касалось ее одной.

– Быстрее, – тихо сказала она Хэлу. – Пожалуйста, скорее.

– Давайте начнем, – сказал он священнику негромко, но тоном, не допускающим возражений. Преподобный Тен Боом моргнул, кашлянул и раскрыл книгу.

Церемония проходила на голландском языке. Минни могла бы следить за словами, но не следила – в ее ушах звучали никогда не произносившиеся фразы из тех писем.

Фразы не Эсме – его. Письма, написанные мертвой жене, в страшном горе, в ярости и отчаянии. Он мог проколоть свое запястье заостренным пером и написать те слова кровью. Минни взглянула на него: он был бледным как зимнее небо, словно из его тела вытекла вся кровь.

Но когда он повернул к ней свое лицо, его глаза под черными бровями были пронзительно-голубыми, и огонь в них не погас.

«Ты не заслуживала его, – мысленно сказала Минни умершей Эсме и положила свою свободную руку на слегка колыхавшийся живот. – Но ты любила его. Не бойся, я позабочусь о них обоих».

Если вы никогда не читали в отрочестве восхитительный роман «Излом времени» Мадлен Л’Энгл, еще не поздно это наверстать. Я весьма рекомендую. Но если вы читали, то наверняка запомнили такую фразу: «Существует такая вещь, как тессеракт».

Действительно, существует такая вещь, как тессеракт – геометрическая и научная концепция. Грубо говоря, это четырехмерный конструкт, где четвертое измерение – это время. Он применяется для сведения воедино двух линий пространства/времени, устраняя между ними линейное время. И это гораздо удобнее, чем громоздкая старая машина времени.

Еще всем известно, что у меня бывают нестыковки в возрасте моих персонажей. Обычно я не знаю дни их рождения, да и не слишком заморачиваюсь этим и очень смутно представляю себе, кому сколько лет в моих романах в какой-то конкретный момент. Это доводит до безумия моего редактора и некоторых моих читателей, склонных к ОКР – обсессивно-компульсивному расстройству, и они очень переживают по этому поводу. Но, честное слово, выбора у меня нет.

Когда я писала роман «Шотландский узник», я произвольно указала возраст младших сыновей Хэла и Минни, не думая, что мы увидим их взрослыми (а мы действительно встречаем их в то или иное время в романах «Эхо прошлого» и «Написано кровью моего сердца»).

Еще… я также упоминала в «Шотландском узнике», что Джейми Фрэзер встречался с Минни еще до ее замужества в Париже и что они общались. Это значимый элемент сюжета, он влияет на этих героев и их последующие действия, поэтому так важен.

И я позволила Минни рассказать лорду Джону обстоятельства ее брака с его братом Хэлом. Это также важно, поскольку говорит об отношениях между Минни и Хэлом и почему в последующих романах Хэл обращается к ней за помощью по важным вопросам.

Вот эти два факта важны. А сколько лет детям – не столь важно.

Но вернемся к Минни и Хэлу. Естественно, что я захотела включить в повесть знакомство Минни с Джейми Фрэзером. Окей, это случилось где-то в 1744 году, когда Фрэзеры жили в Париже и участвовали в тогдашем заговоре якобитов.

На это же время приходятся беременность Минни и рождение ее первого сына Бенджамина, брак Минни и Хэла с ее переживаниями по этому поводу. Бенджамин был зачат в 1744 году.

Как мгновенно поймут более придирчивые читатели, если Бенджамин был зачат в 1744 году и родился – естественно – в 1745 году, то ему не могло быть восемь лет в 1760 году, на который приходится время действия романа «Шотландский узник». Но только ему все-таки было восемь.

Очевидно, единственная возможность объяснить такой возраст Бенджамина – а также возраст его братьев Генри и Адама – это сделать логичное заключение, что где-то между написанием «Шотландского узника» и «Зеленой беглянки» случился тессеракт, и мальчики при следующей встрече станут взрослыми людьми, да это и не важно. К счастью, я всецело уверена в интеллекте моих Очень Умных Читателей и знаю, что они поймут общую идею и станут наслаждаться сюжетом без бессмысленного копания в мелочах.

В одном месте сюжета Минни, глядя на свое бальное платье нежно-зеленого цвета «нильской воды», вспоминает свое знакомство с месье Верне, известным маринистом, любителем китов.

В XVIII веке художники действительно любили рисовать китов. Тогда был большой спрос на романтические морские пейзажи, соответственно, были и мастера в этой области.

Клод Жозеф Верне – реальное лицо, известный художник-маринист – писал морские пейзажи, на которых часто присутствовали киты. Он мастерски изображал морскую воду с ее многочисленными оттенками, так что вполне мог сказать Минни про «зеленую беглянку», т. е. зеленую краску, которая в те времена делалась из нестойкого зеленого пигмента, который быстро выцветал, в отличие от более стойких и долговечных синих и серых красок.

Конечно, вы все понимаете метафорическую аллюзию такого названия. Я включила месье Верне в сюжет, чтобы пояснить читателям, которые не говорят по-французски и не всегда ищут в Гугле непонятные слова, что «о-де-ниль» («нильская вода») – это оттенок нежно-зеленого цвета.

Лорд Джон Грей осторожно сунул палец в маленький каменный горшочек с маслянистой жидкостью, вытащил его и опасливо понюхал.

– Боже!

– Да, милорд. Вот я и говорю. – Его слуга Том Бёрд, отвернувшись, закрыл горшок крышкой. – Если вы натретесь этой дрянью, все мухи будут ваши, сотни мух слетятся как на дохлую крысу. Давно сдохшую, – добавил он и для верности завернул горшочек еще и в тряпку.

– Что ж, справедливо, – с сомнением сказал Грей. – Думаю, что кит тоже давно ушел из жизни. – Он поглядел на дальнюю стену своего кабинета. Как обычно, вдоль панелей на белой штукатурке сидели мухи, жирные и черные, словно смородины. И точно, некоторые уже поднялись в воздух и лениво полетели к горшочку с китовым жиром. – Где ты это достал?

– Хозяин «Головы мавра» держит целый бочонок, он заправляет им светильники. Говорит, что это дешевле, чем сальные свечи, не говоря уж о восковых.

– А-а. Еще бы. – Если учесть, какая вонь стоит в «Голове мавра» многолюдными вечерами, никто и не заметит среди других запахов горящий китовый жир.