Диана Гэблдон - Семь камней

– Хм, – сказала Минни и откинулась на спинку стула, глядя на письма и потягивая вино. Письма лежали перед ней стопками, отдельными листками и веером, а среди них в центре непрочитанная папка с письмами Мелтона. Все это немного напоминало гадание на картах таро – в Париже она несколько раз гадала, научившись этому у Жака, отцовского знакомого, мастера таро.

– Иногда все туманно, – говорил Жак, тасуя аляповатую колоду карт. – Особенно с незначительными загадками. Но иногда все ясно с первого взгляда. – Сказав это, он улыбнулся и выложил перед Минни карту смерти.

Она не верила, что карты таро говорили правду, и считала, что это всего лишь отражение мыслей клиента во время гадания. Но у нее появились определенные догадки, пока она разглядывала письма, и она задумчиво потрогала короткую записку.

Откуда у Мелтона письма Эсме? Неужели Твелвтрисы прислали их лорду Мелтону после гибели Натаниэля? Они могли, подумала она. Что могло быть более болезненным для него? Хотя это говорило бы об изощренном уме и утонченной жестокости, которых она совершенно не заметила ни в письмах Натаниэля, ни у большинства англичан.

К тому же… что заставило Мелтона вызвать на дуэль Твелвтриса? Конечно, Эсме не призналась ему в измене. Нет… Полковник Кворри сказал, или по крайней мере упомянул вскользь, что Мелтон обнаружил постыдные письма, написанные его женой, и это… это было то…

Она снова взялась за письма графини. Рассмотрев их внимательно, она заметила, что на каждом было чернильное пятно или случайная помарка – на одном по нижнему краю были видны следы пролитой воды. Так… это черновики писем, позже переписанных набело, чтобы послать Натаниэлю. Но если это так, почему черновики не были сожжены? Зачем надо было рисковать и хранить их, не боясь разоблачения?

– Или желая его, – проговорила она вслух, удивив себя. Она выпрямилась и снова перечитала письма, потом положила их.

«Мой муж уедет…» В каждом. В каждом говорилось об отсутствии Мелтона – и его усилиях возродить полк.

Жак был прав: иногда все ясно с первого взгляда.

Минни покачала головой, винные пары смешались с горькими духами мертвой графини.

– Pauvre chienne, – тихо прошептала она. – Бедная сучка.

Читать письма лорда Мелтона не было никакой необходимости, но она не могла удержаться и взяла одно из них так, словно это была зажженная гренада, которая могла взорваться в ее руках.

Гренада таки взорвалась. Не переводя дыхания, Минни прочла все пять писем. Ни на одном не было даты, и невозможно было определить порядок, в каком они были написаны; время явно не имело значения для пишущего – и все же оно значило все. Это был крик человека, падающего со скалы в пропасть вечности и документирующего свое падение.

«Я буду любить тебя вечно, я не могу иначе, но клянусь Богом, Эсме, я буду вечно ненавидеть тебя всей силой моей души, и если бы ты была рядом со мной, если бы мои пальцы сомкнулись на твоей белой и стройной шее, я бы задушил тебя словно лебедя, черт побери, и трахал бы тебя, когда ты умирала, ты…»

Вероятно, он схватил чернильницу и швырнул ее на листок. Слова, крупные и корявые, были нацарапаны и зачеркнуты, бумага прорвана нервным пером во многих местах.

Минни судорожно вздохнула, когда дочитала до конца, и ей показалось, что она вообще не дышала во время чтения. Она не плакала, но у нее дрожали руки. Последнее письмо выскользнуло из ее пальцев и спланировало на пол. Она была придавлена горем, которое не резало, а впивалось когтями и безжалостно разрывало свою добычу на кровавые куски.

Эти письма она больше не перечитывала. Это стало бы профанацией. И вообще, перечитывать их не было нужды, Минни казалось, что она и так никогда не забудет ни одного слова.

Ей пришлось выйти на улицу и прогуляться, чтобы прийти в себя. Время от времени она понимала, что у нее текут по щекам слезы, и поскорее их вытирала, прежде чем их заметят прохожие и начнут спрашивать, в чем дело. Она чувствовала себя так, словно рыдала много дней или словно ее кто-то побил. А между тем все прочитанное не имело к ней ни малейшего отношения.

Она чувствовала, что кто-то из братьев О’Хиггинс шел где-то позади, но тактично не приближался. Она прошла с начала до конца парк Сент-Джеймс, обошла вокруг озера и, наконец, села на скамью возле флотилии лебедей, обессиленная душой и телом. Кто-то сел на другой конец скамьи – Мик, увидела она краешком глаза.

Наступило время для чая. Уличная суета затихала, люди спешили домой или заходили в таверны, в обычные дешевые забегаловки, чтобы отдохнуть после долгого рабочего дня. Мик кашлянул со значением.

– Я не голодна, – заявила она. – Ступай, если хочешь.

– Слушайте, Беделия. Вы прекрасно знаете, что я никуда не пойду, если не пойдете вы. – Он скользнул по скамье и сел возле ее локтя, сгорбившийся и компанейский. – Давайте я притащу вам пирожок, а? Каким бы ни было огорчение, на полный желудок оно покажется не таким ужасным.

Она не была голодна, но она была пустая и, нерешительно поколебавшись, сдалась и позволила купить себе у пирожника мясной пирожок. Запах был такой насыщенный и приятный, что она сразу почувствовала прилив сил, едва взяла его в руку. Она надкусила корочку, и вкусный, насыщенный мясной сок потек ей в рот. Закрыв глаза, она жадно принялась за пирог.

– Ну вот. – Мик давно покончил со своим пирогом и сидел, благосклонно глядя на нее. – Теперь лучше?

– Да, – призналась она. Теперь она могла, по крайней мере, думать о проблеме, а не тонуть в ней. Все это время, с тех пор как вышла из дома, ее мысли горестно метались, но, как оказалось, какая-то задняя комнатка в ее мозгу обрабатывала прочитанное.

Эсме и Натаниэль мертвы. Гарольд, теоретический герцог Пардлоу, не был мертвым. Вот в чем дело. Она могла бы что-то сделать для него. И она обнаружила, что полна решимости это сделать.

– Но что? – спросила она, объяснив все Мику в общих словах. – Я не могу послать эти письма военному министру – его светлость непременно узнает, что кто-то читал их, тем более люди, которые… обладают какой-то властью над ним, и, думаю, он будет просто убит.

Мик скривил лицо, но допустил, что, возможно, она права.

– Так что же вы хотите сделать, леди Беделия? – спросил он. – Может, найдется еще какой-то выход?

Она вдохнула столько воздуха, что он дошел до ее пяток, и медленно выдохнула.

– Пожалуй, я хочу того же, что и полковник Кворри: убрать слухи о безумии его светлости и помочь возрождению его полка. Думаю, что я должна сделать обе эти вещи. Но как?

– И ты не можешь – или не станешь – делать это с помощью писем… – Он искоса посмотрел на нее, чтобы узнать, не убеждена ли она в обратном, но она покачала головой.

– Найдешь лжесвидетелей? – предложил он. – Подкупишь кого-нибудь, чтобы те подтвердили, что графиня крутила любовь с поэтом?

Минни с сомнением покачала головой.

– Я не говорю, что не могу найти человека, берущего за это деньги, – сказала она. – Но не найду такого, кому поверят. Большинство молодых женщин вообще не умеют лгать.

– Верно, – согласился он. – Вы тоже такая. – Это прозвучало с восхищением, она кратко кивнула, благодаря за комплимент, но продолжала свою мысль.

– Другое дело, что довольно легко пустить слух, но после этого он часто начинает жить своей жизнью. Его уже невозможно контролировать. Если я заставлю кого-то, мужчину или женщину, сказать, что он или она знали про эту связь, на этом все не закончится. И поскольку в этом не будет правды, неизвестно, куда дело зайдет. Нельзя подносить огонь к фитилю, не зная, где лежит заряд, – добавила она, многозначительно подняв брови. – Мой отец всегда так говорит.

– Мудрый человек, ваш отец. – Мик дотронулся в знак уважения до края шляпы. – Но если не подкуп, не лжесвидетели, тогда… что вы рекомендуете, миледи?

– Ну… скорее всего фальсификацию, – ответила она, пожав плечами. – Но я не думаю, что эффект от поддельной версии тех писем будет намного лучше, чем от оригинала. – Она потерла пальцы, ощущая на них скользкий жир от пирожка. – Принеси мне еще один, ладно, Мик? Я проголодалась, пока думала.

Она расправилась со вторым пирожком и, подкрепившись, стала с неохотой просматривать мысленно письма Эсме. В конце концов, ведь именно графиня Мелтон была fons et origo – источником всех несчастий.

«Вот интересно, неужели ты думала, что игра стоила свеч?» – обратилась она к покойной Эсме? Похоже, женщина просто хотела пробудить ревность в супруге. Вероятно, она не имела ни малейшего намерения заставить супруга застрелить одного из его друзей и уж наверняка она не собиралась умирать вместе с ее ребенком. Это обстоятельство особенно поразило Минни и по какой-то странной причине заставило подумать о ее матери.

«Я думаю, что ты тоже не хотела ничего из того, что случилось, – подумала она с состраданием. – Ты наверняка не хотела меня. – Но все же ситуация, в которую попала ее мать, хоть и очень прискорбная, не стала театральной трагедией, как у Эсме. – Ведь мы с тобой обе живы, я это имею в виду».

«А что касается меня самой, – добавила она, – то я очень рада, что родилась. И вполне уверена, что папа тоже этим доволен».

Негромкое покашливание вывело ее из раздумий. Мик переменил позу и взглядом намекал, что становится поздно и будет лучше, если они вернутся на Грейт-Райдер-стрит.

Он был прав. Тени огромных деревьев легли на дорожку, словно пятна пролитого чая. Да и звуки переменились: каркающий смех светских женщин с зонтиками почти не слышался, его сменили мужские голоса – военные, предприниматели и клерки устремились к своему вечернему чаю с упорством ослов, идущих к кормушкам.

Она встала, поправила юбки, сняла шляпу и снова крепко приколола ее к волосам. Кивнула Мику и показала ему еле заметным жестом, чтобы он шел рядом с ней, а не поодаль. На ней было приличное, но очень скромное платье из синей хлопчатобумажной ткани и простая соломенная шляпа, она легко могла сойти за горничную из богатого дома, вышедшую на прогулку с поклонником, если не встретит кого-нибудь из знакомых – а в такой час это было маловероятно.