— Вы волонтер, — туманно ответил Харон. — Вам оставят все как есть, пока вам не надоест.

— Надоест? Объясните, что это значит.

— Надоест быть живым.

Он подмигнул мне, снова присел на низкую скамеечку и положил подбородок на кулак. Время шло, но ничего не происходило. Кроме того, разве, что Цербер вновь превратился в обычную собаку. Когда я окончательно устал ждать, я обогнул словно бы задремавшего Харона и направился к хижине. Когда я подошел к ней вплотную и уже протянул руку, чтобы открыть дверь старого, изъеденного червями дерева, мне внезапно пришла в голову простая, но неожиданная мысль. Река! Где же река, за которой тени получают свое окончательное настоящее?

Сколько было можно окинуть взглядом, никаких ее признаков видно не было. Вокруг расстилалась бесконечная, с пологими невысокими песчаными холмиками пустыня. Словно калька с облачного высока, откуда мы свалились. Цербер и Харон возникли по бокам от меня одновременно.

— Вы что же, решили попробовать сделать это самостоятельно? Это невозможно.

— Что? — удивился я.

— Перейти реку, — сказал Харон.

— Перестаньте, — я в очередной раз окинул бесконечное пространство. — Тут нет никакой реки.

— Как же, — укоризненно произнес Харон и постучал по древнего вида двери. — А это что, по-вашему?

— Я думал, вы там храните какой-нибудь инвентарь. Запасные весла… Не знаю… Спасательный круг. Парус.

— Нет, — он усмехнулся. — На этой реке спасательные приспособления не работают. — Он протянул руку. — Давайте.

Не то чтобы я испугался в этот момент. Из-за необычности всего происходящего у меня все время было взбудораженное состояние, но именно сейчас я понял, что готовлюсь сделать шаг, после которого возврата у меня может и не быть. Грудь моя наполнилась смирением и тишиной — дверь представилась мне крышкой гроба. Голова похолодела, а на глаза почему-то навернулись слезы.

— Давайте, — повторил Харон и протянул ладонь.

Я порылся в кармане, вынул несколько монет и протянул ему два евро.

— А почему все не отдаете? — спросил он. — Думаете, еще пригодится?

— Я вернусь, — попытался сказать я как можно более уверенно, но, кажется, не обманул его. Да и как я мог его обмануть? — Черт с вами, забирайте, — я высыпал оставшуюся мелочь ему в руку.

— Другое дело. Пойдемте, — Харон отворил дверь и шагнул внутрь, в темноту.

Не ощущая за душой ни одной мысли, замерзший и шатающийся, я переступил порог и оказался в абсолютной темноте.

— Видите меня? — спросил Харон.

— Нет.

— Зато пока слышите. А вот когда я замолчу, вы отчетливо поймете, что чувствует человек, когда умирает. Просто пропадает все и сразу. Ну, это если повезет. Бывает, чувства отключаются не одновременно. Тогда человек может, например, слышать, как про него говорят, что он умер. Ушел.

— То есть человек оказывается в этой реке? Как ее название? Ахерон?

— Ахерон, — сказал мой провожатый, взял меня за руку и повел за собой. — И попадают люди не в него, а уж скорее на него. Есть только один способ пересечь эту реку — пешком пройти по ее черным водам.

Наши шаги были совершенно беззвучны, воздух не двигался, и если бы меня спросили, как бы я назвал это место, то я бы ответил: «Нигде». Мы шли долго, хотя здесь, казалось, даже время стерлось и пропало. Мы шли и шли, пока неожиданно я не обнаружил над головой далекое маленькое белое пятнышко.

— Звезда? — спросил я Харона.

— Нет, конечно, — ответил он. — Над Ахероном не бывает ни солнца, ни луны, ни звезд.

Тем временем к первому пятнышку добавилось еще несколько, а потом и все небо над нами покрылось мириадами таких же белых пятнышек. Светлее от этого не стало, но я приободрился.

— Так что же это такое?

— Это лица людей, — ответил Харон. — Изображения людских лиц. Каждый, кто пересекает Ахерон, оставляет здесь свое изображение. Снимок на память, так сказать. Если хотите — это наша картотека. Здесь можно найти всех с самого начала. С того индивида, который первым почувствовал себя человеком.

— Всех-всех? — удивился я.

— До единого. Правда, они у нас и так в наличии. Из-за речки выдачи нет.

— Значит, где-то здесь есть изображение Пат?

— Да, конечно, — Харон убыстрил шаг. — Ваши родители, ваши друзья, враги — все. А те, кого еще нет, рано или поздно будут.

— То есть бессмертия нет?

— Конечно есть. Только после смерти.

Глава третья

Тысячи и миллионы лиц смотрели на нас сверху, а мы продолжали спешить по черной воде, думая каждый о своем. Я попытался представить себе мысли Харона, но скоро понял, что дело это пустое. Надо было сосредоточиться на другом — у меня самого оставалось не так много времени, чтобы подготовиться к разговору. О какой большой тройке шла речь, я, естественно, не догадывался, но предполагал, что это будут судьи. В далеком детстве я читал известную книжку мифов и легенд древней Греции, но то книга — здесь боги и герои могли носить другие имена. Здесь все могло быть другим.

— Имена никакого значения, в общем-то, не имеют, — неожиданно сказал Харон. — Греки, например, считали, что есть много богов, а среди них один главный. По имени Зевс. А мусульмане вот считают, что многобожья нет, а есть просто самый главный бог. И говорят о нем — Аллах. То есть в сухом остатке мы получаем одного основного бога. А какое он при этом будет носить имя — дело тридцать пятое. Богу все равно. Вы речь приготовили?

— Я хочу найти и вернуть свою девушку.

— Знаете, — строго произнес Харон, — если вы не будете очень убедительны, вас просто вышвырнут назад.

— То есть в наказание меня оставят в живых.

— Оставьте эти дешевые шутки, — Харон пошел еще быстрее. — Эак, Минос и Радамант могут с вами сделать такое, что в мире не найдется столько слез, чтобы оплакать ваше положение. Слушайте, как вам следует себя вести…

Мы шли по черным водам Ахерона, как вдруг я почувствовал, что они стали двигаться. Гладь под нашими ногами заволновалась сначала слегка, а потом сильнее. Словно на качелях, нас стало раскачивать понемногу, пока это движение не превратилось в страшный аттракцион. Волны подкидывали нас, идти было практически невозможно — мне казалось, что мы карабкаемся вверх для того, чтобы вернуться, свалиться вниз на то же место. Харон замолчал, и если бы не его рука, я бы просто сошел с ума.

Я представил себе тени, которые невидимый, растворенный в темноте Харон переводит через реку, и мне стало невыносимо жалко всех умерших, потому что окружавшая темнота и вправду гасила, как мне представилось, любые представления о земном мире. О цветах, запахах, наслаждении.

Волна, пришедшая после тихой и длинной паузы, взметнула нас вверх, и мне даже почудилось, что еще немного, и я смогу разглядеть лица, что сияли над нашими головами, так высока она была. Я почему-то подумал о девятом вале, когда волна опала и мы полетели вниз, и летели так долго, что я успел подумать, что подземное царство находится не просто под землей. Оно устремлено к центру Земли. К его черному солнцу.

Движение остановилось, Харон открыл дверь, в которую ворвался яркий свет и ослепил меня. Сделав несколько шагов, я остановился и стоял так, пока не обрел способность видеть. Я был в одиночестве, хотя и не слышал, чтобы мой спутник удалялся. Но это совсем не испугало меня, так неожиданно оказалось то, что окружало меня теперь.

Я оказался в цветущем саду. Черная маленькая хижина с источенной червями дверью осталась за спиной. Она выглядела странно неуместной среди деревьев, лиан, трав и прочих растений, которые в изобилии росли везде, куда только можно было направить взгляд.

Настроение мое изменилось на почти ликующее — загробный мир предстал совсем иным, и я подумал, какое облегчение должны получать тени умерших, попадая на эту поляну после странствия по страшным водам Ахерона.

Мне очень хотелось пройтись, даже пробежаться по траве, пощупать ее, понюхать, но внутреннее чувство удерживало меня. Чувство это говорило, что все, что я вижу, могло лишь внешне напоминать знакомое, земное. Что я должен был быть очень осторожен.

Я пристально вгляделся — нет, в травах и цветах не было ничего необычного, более того, мне пришло в голову, что нелепо пугаться смерти, находясь в моем положении.

Сделав шаг, я убедился в том, что все не так просто. Ромашка, склонившаяся было под моей ногой, вдруг оторвалась от земли и с тонким визгом закачалась на уровне колена. В голову полезли несообразные мысли о минном поле, тем более несообразные, что минные поля обычно преграждают путь куда-то. Но куда? Я не знал, куда мне нужно.

Может быть, Харон остался в хижине? Значит, мне надо было вернуться и спросить у него дорогу. Исчезнуть в такой момент было с его стороны не очень честно.

Стараясь не задеть продолжавшую противно, хотя и тихо, визжать ромашку, я медленно попятился и вот уже упирался спиной в дверь. Она оказалась заперта. Я постучал, потом снова подергал за ручку — все без ответа. Что оставалось делать? Оставалось действовать на манер сталкера из одноименного фильма.

Подобрав камешек, я бросил его и, стараясь ступать осторожно, двинулся в ту сторону, где он упал. Ничего не произошло, кроме того что все цветы, все эти лютики и ландыши, после того как я прошел по ним, на манер первой ромашки так же оторвались от грунта и повисли в воздухе, слегка повизгивая.

Выбрав в качестве ориентира ближайшее дерево, оказавшееся пальмой, и продолжая бросать камешки, я добрался до него и не без опаски дотронулся. Пальма отреагировала. Она также поднялась в воздух, и к тонким противным звукам цветов теперь прибавился ее басовый, низкий.