Кэти сразу же узнала небрежный почерк любимого. Для нее было радостью и большим облегчением получить подтверждение его внимания к ней, особенно в тот момент, когда в его голове, должно быть, роилось столько неспокойных мыслей.

– Совсем наоборот: я только что собирался сказать, что Ронни забегал повидать тебя перед отъездом.

– Сюда? Когда? Давно? Если я пойду сейчас следом за ним, смогу ли я его догнать?

– Нет. Прости, дорогая, но, думаю, ты с ним разминулась, – ответил Дейв.

Он рассказал сидящим за столом женщинам о том, как приходил Ронни, как говорил о поисках работы и как собирался перехватить их на станции.

– Мы не видели его там, – сказала Кэти, и ее глаза вновь наполнились слезами. – Должно быть, он приехал уже после того, как мы взяли такси.

Анна заботливо обняла дочь:

– Не расстраивайся, моя девочка. Уверена, Ронни сделал все возможное, – просто ему не повезло.

– Да, он и правда спешил, – подтвердил Дейв. – Несомненно, этот молодой человек без ума от тебя. Он отправился на поиски лучшей жизни, чтобы обеспечить ваше совместное будущее. Ронни обязательно выйдет на связь, как только устроится. А пока он оставил для тебя эту записку. Почему бы тебе не открыть ее и не прочесть? Уверен, Ронни разъяснил все куда лучше, чем я.

Наблюдая за тем, как Кэти разворачивает записку, Мэри увидела радость на милом девичьем личике – и глаза женщины вмиг заблестели от подступающих слез, которые она тут же смахнула, чтобы никто из окружающих не заметил этой секундной слабости.

Мгновение спустя Кэти уже неслась вверх по ступенькам в свою комнату.

– Я закончу читать у себя! – крикнула она. – Да, и Ронни передает всем привет.

Анна крикнула вслед удаляющейся дочери:

– Раз уж ты там, наведи порядок. А то это форменное безобразие, а не комната! Да, и убери обувь в шкаф, будь так любезна! И впредь вешай одежду на место, вместо того чтобы украшать ею спинки кресел. Иногда мне кажется, что это не спальня, а лавка старьевщика!

Усмехнувшись, Анна добавила:

– Разумеется, вначале прочти записку. Потом расскажешь нам, что в ней.

Пока Кэти, лежа на кровати, читала слова любви от Ронни, ее родители и бабушка тихо говорили о том, где парень может сейчас быть и удалось ли ему найти себе пристанище.

– Эта неприятная история с арендой заставила Ронни задуматься о своем незавидном, шатком положении, – отметила Анна. – Очень нелегко ему было жить там, с этими скандалистами, не говоря уже о разгильдяях-сыновьях Боба и Пэгги и обо всей этой шантрапе, что регулярно собиралась у них и шумела с ночи до утра. Уверена, другие соседи не раз на них жаловались – стыдно признаться, меня тоже пару раз одолевал такой соблазн.

Будучи гораздо старше и мудрее, Мэри уже не раз сталкивалась с такой ситуацией.

– Да, ты права. И, видимо, на этот раз они зашли слишком далеко – раз уж хозяин решил установить табличку.

Дейв поделился своими мыслями на этот счет:

– Не уверен, что раньше Боб и Пэгги получали такие же предупреждения, как сейчас. А если и получали, то попросту не обращали на них внимания. Как по мне, у хозяина наконец лопнуло терпение.

Анна припомнила один эпизод:

– А как насчет того случая, когда наши соседи потребовали, чтобы хозяин заменил заднюю дверь? Боб и Пэгги заявили тогда, что кто-то выломал ее поздно ночью и они понятия не имеют, кто бы это мог быть. Они так и не сказали правду – что это сделал Боб, который попросту выбил дверь, когда жена не впускала его в дом после ссоры. Бедняга-хозяин до сих пор думает, что это сделал какой-то разъяренный пьянчуга. Он так и не узнал, что ущерб ему нанес арендатор собственной персоной.

– Да уж, и правда нахальная парочка. Знаю, что сплетничать нехорошо, но Пэгги ругается как заправский сапожник. Иногда через кухонное окно до меня доносится ее брань – отец О’Мэлли[13] подумал бы, что на нас извергается адское пламя.

Однако после этих слов Мэри задумалась:

– Но, честно говоря, даже несмотря на то, что Боб и Пэгги шумные и проявляют неуважение по отношению к нам и другим соседям, – мы ведь не знаем обстоятельств их жизни, верно? Я пару раз беседовала с Пэгги через забор, когда мы развешивали белье. Мы болтали в основном о детях. И, по правде говоря, я испытываю к этим людям некоторое сочувствие… Как и к любому, кто может остаться без крыши над головой.

– Это потому, что у тебя доброе сердце, мама, и ты всегда стараешься видеть в людях только хорошее.

Впрочем, Анна и сама испытывала сострадание по отношению к этой скандальной, невезучей семье.

Мэри тешила себя мыслью о том, что, быть может, скоро у них будут новые, более спокойные соседи.

– Не могу себе представить, что Ронни захотел бы и дальше оставаться в этом сумасшедшем доме. Теперь, конечно же, Пэгги, Боб и их дети не сегодня завтра окажутся на улице, если только им не удастся каким-то чудом разобраться со своими проблемами и договориться с хозяином.

Анна тихо добавила:

– Судя по твоему рассказу, Дейв, похоже, что на этот раз они действительно зашли слишком далеко. Да, хозяин и раньше предупреждал их, но, насколько мы можем судить, им до этого не было никакого дела. Однако сейчас все обстоит куда серьезнее.

– Может, Ронни приютит сестра? – с тревогой предположил Дейв. – Если у него будет надежный тыл, уверен, этот парень быстро найдет себе работу.

– Надеюсь, Бэт сможет дать ему пристанище.

«Семья, – подумала Анна. – Что может быть лучше?»

Анна всегда была оптимисткой, но и у нее случались сомнения. Она знала, что муж Бэт – человек очень непростой и они с Ронни недолюбливают друг друга.

Глава восьмая

Теперь, когда Мэри подкрепилась бутербродами и отменным шоколадным тортом, а Кэти наверху обдумывала записку от Ронни, Анна хотела услышать рассказ о поездке матери в Блэкпул. Дейв вызвался убрать в кухне после обеда, а его жена с матерью переместились в гостиную и, расположившись на диване, принялись тихо обсуждать детали путешествия.

Мэри рада была поделиться с дочерью тяжелыми переживаниями, вызванными встречей с Айлин, хоть ей и пришлось признать, что ее план с треском провалился.

– Я думала, что в этом чудесном месте, в расслабленной атмосфере, воскресив воспоминания о прекрасных былых временах, они найдут в себе силы простить меня, – сказала она с грустью. – Но этого не случилось. Полагаю, Тони мог бы, но Айлин не дала ему шанса вставить хотя бы слово. Она все еще очень зла на меня. Если бы все пошло иначе, я, вероятно, осмелилась бы сказать им правду о Кэти. Но не думаю, что они к ней готовы. И вообще вряд ли будут когда-либо готовы.

– Как это печально, – сказала Анна. – Тебе было некомфортно находиться рядом с ними, да?

– Да, призна`юсь, были моменты, когда я подумывала о том, чтобы собраться и уехать домой. Мне очень хотелось рассказать им правду, но затем я представляла себе их реакцию – и меняла свое решение. Как я уже сказала, Айлин до сих пор считает, что я прервала беременность. А Тони вообще ничего не знает.

Анна почувствовала облегчение от того, что их тайна все еще не раскрыта.

– По правде говоря, мам, я ужасно нервничаю, думая о том, что так или иначе им обо всем станет известно. Призна`юсь, из-за этого меня до сих пор мучают ночные кошмары.

Она перешла на шепот:

– Господи, если правда когда-нибудь станет известна Кэти и откроем ее не мы, это навсегда лишит нас ее любви и доверия. Мы попросту убьем нашу девочку. Мне страшно даже думать об этом. Кэти не простит нас никогда – даже через сто лет, – и лично я не смогу ее за это винить.

Мэри снова почувствовала угрызения совести:

– Ради бога, Анна, думаешь, я всего этого не знаю?! Я ложусь спать с мыслями об этом и просыпаюсь в холодном поту – и это происходит постоянно. А когда я смотрю на Кэти и вспоминаю о том, что мы сделали, я не знаю, как быть и что думать, помня о том, что именно я – инициатор этого обмана. Не следовало обращаться к тебе с такой просьбой. Было ужасно эгоистично с моей стороны вовлекать во все это тебя и Дейва. Но мне больше не к кому было обратиться…

Она грустно добавила:

– Я часто думаю над тем, не лучше ли открыться Кэти сейчас, отдать себя ей на милость и надеяться, что она сможет нас простить.

Вспомнив о Кэти – о выражении ее лица, когда она увидела записку от Ронни, – Мэри почувствовала, как у нее потеплело на сердце. Много раз она спрашивала себя, не лучше ли было бы, если бы Кэти вообще не родилась. И каждый раз ответом было категорическое «нет». Разумеется, Кэти должна жить, и любить, и испытывать радость от пребывания на этом свете, который дарил ей столько красоты и надежды. Она была прекрасной девушкой, доброй и дружелюбной.

Мэри часто спрашивала себя: неужели это она подарила жизнь этой милой девочке – девочке, рожденной вследствие зла и обмана, но такой прекрасной. Кэти любила людей, и они, инстинктивно чувствуя это, отвечали ей тем же.

Пугаясь собственного воображения, Мэри придвинулась к Анне:

– Меня страшит мысль о том, что однажды все выльется наружу. Я знаю, что нужно все рассказать, но это пугает меня до смерти. Все эти годы правда была для меня непосильной ношей – но это то, чего я заслуживаю. Если бы я могла изменить прошлое, я сделала бы это не раздумывая. Но я не могу… Я часто думаю о том, какой могла бы быть моя жизнь, если бы я действительно прервала тогда беременность. Видит Бог: я собиралась совершить этот поступок. Я выяснила, где можно сделать аборт, хоть это и было нелегко – я ведь не хотела, чтобы кто-то из знакомых узнал, что я намерена совершить. Но в конце концов я не смогла пойти на это и в последний момент сбежала. Я не решилась лишить жизни невинное дитя, даже если разрушила свою. В глубине души я всегда знала, что не смогу с этим жить.