– Ну, вот и решили. Переедете после операции к нам с Максимом.

Я счастливо улыбаюсь и смахиваю слезинку со щеки. Непонятно, как к этому всему отнесётся Полонский, и что мы будем делать потом, когда действие моего контракта с ним истечет, но я не могла поступить иначе. Я дала женщине самое важное – надежду и осознание того, что она кому-то нужна. А это – самое главное в борьбе с болезнью. И она, окрылённая, теперь обязательно перенесёт эту операцию и даже прозреет!

А потом, я что-нибудь придумаю.

9

Окрылённая разговором с Агриппиной Яковлевной, я провожаю её до кровати, и возвращаюсь к спальне хоккеиста. Стоя под дверью его комнаты, я раздумываю – а не лечь ли мне в детской?

Но, скорее всего, это вызовет ряд вопросов у американской семейной пары, и потом разговоров на эту тему будет предостаточно. Лучше я послушаюсь Полонского, и лягу рядом с ним.

Надеюсь, он уже сладко спит.

Вхожу в полутёмную комнату, слабо освещаемую блеском бледной луны, и аккуратно подхожу к кровати. Ну, так и есть – уставший от семейных проблем, мужчина спит без задних ног, тихо посапывая во сне.

Это мне только на руку!

Я быстро скидываю с себя летний сарафан, хватаю свою сорочку, которую я предусмотрительно захватила с собой из детской комнаты, и распускаю волосы. Сейчас я выгляжу очень хорошо, но вряд ли меня оценит по достоинству этот избалованный мужчина, привыкший иметь дело только с переделанными девушками, похожими на силиконовые куклы.

Да и фиг с ним!

Аккуратно, чтобы не потревожить мужчину, я отгибаю краешек одеяла, и укладываюсь на свободную половину кровати, пытаясь успокоить бешено бьющееся сердце.

– Мммм…

Спящий Полонский издаёт гортанный звук, от которого у меня по телу бегут огромные мурашки, размером с хорошую собаку. Я аккуратно переворачиваюсь лицом к мужчине, и замираю. Как умиротворённо и красиво его лицо!

Тёмные пряди ниспадают на лоб, переливаясь в свете Луны, зелёные, обычно насмешливые глаза закрыты, а губы почему-то расплылись в нежной улыбке. Интересно, что снится хоккеисту? Возможно, Лиза? Я перевожу взгляд ниже, и закусываю губу – одеяло натянуто почти до сосков, но я вижу, как массивная грудь спокойно вздымается.

Преодолев соблазн пощупать упругие мускулы на груди, я аккуратно провожу указательным пальцем по мужским губам. Грубо очерченные, очень чувственные и мягкие. Я до сих пор помню их вкус и мягкость после того поцелуя, который я сорвала в прихожей своей маленькой квартиры.

Тут мужчина морщится, и скидывает с себя одеяло, представ передо мной во всей красе. Помнится, он говорил, что любит спать обнажённым. Хорошо, что это оказалось фикцией, иначе я бы тотчас вылетела пулей из этой кровати. А так…

Моему взору предстаёт поджарое, загорелое тело спортсмена. Накачанный пресс, ярко демонстрирующий кубики и сексуальная дорожка из тёмных жёстких волосков, уходящая в белоснежные боксеры, где, без сомнения, Полонский хранит свою самую большую драгоценность.

Моя рука невольно потянулась к прессу мужчины, и я уже не смогла её остановить. Ещё никогда я не видела столь идеально накачанного тела. Ничего лишнего, всё в меру и очень красиво.

Прикоснувшись к животу хоккеиста, я невольно сжала руку в кулак, как будто получила электрический удар. Но безмятежное выражение лица хоккеиста говорило мне о том, что я могу потрогать его ещё, сколько угодно и где угодно.

Неужели?

Нет-нет, в трусы Полонскому я не полезу. Хоть моё женское любопытство и взбудоражено, но это уж слишком.

Я вздыхаю, и аккуратно накрываю мужчину одеялом, чтобы не было соблазна потрогать его ещё раз. Тут Максим Дмитриевич приоткрывает один глаз, и бархатистым голосом говорит:

– Что же вы остановились, Маргарита? Продолжайте, не лишайте себя удовольствия!

Я охаю, и с изумлением оглядываю вовсе не спящего Полонского.

– Чёрт возьми, вы не спите?

– Конечно же нет. Я же пообещал, что дождусь вашего возвращения из детской!

Он хитро улыбается и приподнимается над кроватью, пытаясь заглянуть мне в глаза.

– Ну что, вам понравилось?

– Вы о чём?

– О своём теле. Вы же трогали меня и даже охали. Видно, что вам всё понравилось.

В свете Луны зелёные глаза хоккеиста играют яркими огнями, и в них я вижу насмешку, вперемешку с сексуальностью.

– И вовсе нет.

– А что ж тогда охали?

– Эммм. Просто потрогала ваш пресс. Никогда раньше не доводилось этого видеть.

– Что, ваши предыдущие мужчины были толстяками? Не баловали вас шикарным сексуальным телом?

Мужчина нависает надо мной, и я понимаю, что вот-вот моё сердце выпрыгнет из груди. Ироничный, насмехающийся тон Полонского начинает меня раздражать, и я понимаю, что нужно бежать. Немедленно.

– Ну, так что, Маргарита? Вы больше ничего не хотите потрогать?

– Даже не мечтайте!

Я ужом выскальзываю из кровати и тотчас неловко шлёпаюсь на коврик, лежащий на полу.

– Ушиблись?

Полонский с озабоченным лицом свешивается с кровати, оглядывая моё тело, неловко вывернутое.

– Всё нормально!

Я вскакиваю на ноги, потирая ушибленное бедро. Хорошо, что возле кровати лежит ковёр – он смягчил моё падение. Хоть в чём-то мне повезло.

Хоккеист с грацией леопарда встаёт с кровати и подходит ко мне. Его глаза искрятся в свете луны, а на губах блуждает сексуальная улыбка. Я вся покрываюсь мурашками, и быстро ищу глазами – что бы накинуть на себя.

– Замёрзла? Идём в кроватку.

От этого ласкового предложения, сказанного бархатистым голосом, у меня в душе всё переворачивается. Неужели, мужчина и вправду решил сделать меня своей любовницей? Ну, уж нет.

– Спасибо, но это не входило в круг моих обязанностей. Вы, при приёме на работу, обещали мне, что интима не будет.

Дрожа всем телом, я гордо вскидываю подбородок вверх. Не на ту напал! И, хоть я мечтаю ощутить прикосновение его сильных рук на своём теле, я не опущусь так низко. Работа – отдельно, любовь – отдельно. Пока я играю Лизавету, я не могу стать снова Ритой.

– А кто говорит об интиме?

Бархатистый голос спортсмена окутывает меня всё сильнее, и по телу разливается жаркая волна.

– Я же вам говорил, что найду для интима девушку посексуальнее.

– Тогда чего вам надо?

– Чтобы вы легли в постель. Вряд ли моя невеста проводит ночь, стоя посреди спальни. Давайте уж не отходить от плана, возвращайтесь в кровать. Тем более, вы замёрзли!

Максим Дмитриевич небрежно кидает мне эту непринуждённую, колкую и обидную фразу, и в моей душе поднимается волна негодования.

Чёртов наглец!

Полонский обходит кровать и быстро забирается под одеяло, повернувшись ко мне лицом. Его глаза смеются надо мной, а я чувствую себя обиженной и униженной. Господи, и как я могла подумать о том, что могу ему понравиться! Он же неоднократно доказывал мне, что я не в его вкусе.

– Лиза, я жду.

Громким, суровым тоном, не предвещающим ничего хорошего, мужчина обращается ко мне, не сводя глаз с моей фигуры.

– Я лягу на софе.

Мой голос звучит глухо в тишине комнаты, и я содрогаюсь, увидев ярость, вспыхнувшую в глазах моего собеседника.

– Что вы сказали?

– Я лягу на этой белоснежной софе! Не притворяйтесь, вы прекрасно слышали, что я сказала!

– Как хотите.

Мужчина выплёвывает последнюю фразу, и поворачивается на другой бок, шумно вздохнув. Обиделся? Да мне всё равно! Но с этим наглецом я рядом не лягу! Комната закрыта на ключ, никто не войдёт и не удивится, почему «жених» и «невеста» спят по-отдельности.

Да, и кому какая разница? Может, хоккеист дерётся во сне?

Я хватаю подушку с кровати, и кидаю её на софу. Вот с одеялом придётся трудновато – на кровати лежит только одно, и в него тщательно укутался хоккеист, обернувшись, как куколка, в свой кокон.

Ну и ладно!

Подхожу к шкафу, и оглядываю его содержимое. Второго одеяла, конечно, нет, но на одной из полок лежит тонкий плед и целая стопка постельного белья!

Я быстро достала плед, засунула его внутрь пододеяльника, положила сверху простынь, и устроилась на узкой софе. Красивая снаружи, софа оказалась абсолютно не подходящей для сна – жёсткая и узкая.

Промучившись полчаса, я встала с неудобного ложа, и принялась мерить шагами комнату. Хоккеист, тем временем, спокойно спал, даже не мучившись совестью.

Хотя, откуда у этого эгоиста совесть?

Я снова постаралась устроиться на жёсткой софе. Но, сон не шёл. Да и не могло быть иначе. Может, хрупкая Лизавета и помещалась на этом неудобном ложе, но я – с трудом. И у меня постоянно свешивалась какая-то часть тела.

Перевернувшись в сотый раз на другой бок, я отчаянно понимаю, что соскальзываю с софы. Пытаясь спастись от падения, я запускаю свои длинные пальцы в пространство между резной деревянной ручкой и сидением, и, неожиданно, нащупываю что-то небольшое и скользкое.

Змея!

От ужаса я кубарем скатываюсь с софы, и вскакиваю на ноги, устремляя взгляд на софу.

Но, никакая змея из резной ручки не спешит вылезать.

– Господи, с чего я вообще взяла, что там змея? Откуда здесь рептилия?

Выдыхаю. Ну, конечно, мне померещилось. Наверняка, туда провалилась какая-то небольшая штучка, которую я приняла за змею. Да и предмет довольно небольшой – вряд ли в софе притаилась карликовая змея.

Но, осторожность всё же, не помешает.

Хватаю с тумбочки свой мобильный телефон, я включаю фонарик, и на цыпочках приближаюсь к своему ложу. Всё тихо.

Отодвигаю сидение, и направляю луч фонаря в образовавшееся пространство. Что там? Запускаю свои пальцы, и хватаю продолговатый предмет, извлекая его наружу.