– Боже, ты пьян?

– Чуть-чуть.

Я отрываю голову от подушки и смотрю на мужчину, ничего не понимая. Как он умудрился напиться? Ведь уехал на тренировку! Неужели спортсмену можно пить алкоголь перед игрой?

– У тебя же завтра игра!

– Я помню.

– Во сколько?

– Начало – в пять вечера, но мне нужно приехать заблаговременно, в час дня. У нас будет ещё одна тренировка.

– Ага, такая же, как и сегодня? Или ты участвуешь в соревнованиях по литрболлу? Ты зачем так напился?

Я вскакиваю с кровати, и хватаю мужчину за плечи, потряхивая как грушу, но у меня это плохо выходит – Полонский намного выше меня, шире в плечах, и, несомненно, сильнее. Заглядываю ему в глаза, пытаясь разглядеть в них хоть что-то, Максим Дмитриевич хмурится, и тут же, отталкивает меня, бросая на кровать, как пушинку.

– Я чуть-чуть выпил! Отстань!

Упираю руки в бока и буравлю мужчину злым взглядом. Меня всю трясёт от напряжения. Для чего этот мужлан разбудил меня посреди ночи? Чтобы я посмотрела, какой нарядный он явился?

– Я вижу! Вон, как шатаешься! Только зачем? Неужели обиделся на меня?

– Не веди себя так, как будто ты – моя жена! Ты мне никто, забыла?

Замолкаю, закусывая губу. В этом он, конечно, прав. Но слышать подобное заявление – довольно обидно. Хоккеист пьяно икает и трясёт головой:

– На тебя? С чего бы то мне на тебя обижаться? Ты мне всё предельно ясно сказала, без утайки, молодец. Я – твой босс, плачу тебе деньги. Я плачу – ты танцуешь, всё правильно. Не на что мне обижаться!

Но в голосе мужчины звучит такая неприкрытая злость и агрессия, что я понимаю, что это не так. Ну да ладно, он проспится, а потом мы поговорим. Смотрю на часы – начало третьего. В принципе, до тренировки перед игрой у Полонского ещё есть время выспаться и привести себя в сознание. Главное сейчас – уложить его спать.

– Ложись спать.

– Не хочу! Ты ж не хочешь со мной спать, ну и не надо! Другую найду! Что, думаешь, одна такая красавица? Да я только свистну, мигом толпа баб набежит. Сами разденутся и сами раком встанут. Поняла?

Закусываю губу. Зелёные глаза мужчины сверкают недобрым огоньком, рот приоткрыт, и из него вырывается яростное дыхание. Но он молчаливо ждёт от меня ответа.

– Поняла.

Пожимаю плечами. Тоже мне, Ален Делон выискался! Значит, всё же обиделся. И что он там говорил насчёт постели? Он думал, что я с радостью прыгну ему в койку? Ага, как же! Да он столько раз мне намекал, что я, мягко говоря, не в его вкусе, что я это уже усвоила. А быть его игрушкой на пару ночей, пока мы играем влюблённых, я не желаю.

Как он там сказал? Что бабы саму разденутся и раком встанут? Ну-ну, посмотрим. Что-то никто не спешит к нему в койку. Лизавета усвистела вместе с грудным сынишкой на руках, официантка в кафе даже номер телефона давать отказалась. Так что никаких баб рядом с мужчиной я не замечаю.

Но, пусть надеется, конечно. Надежда же умирает последней!

– Ложись спать. Помочь тебе раздеться?

– Не маленький, сам справлюсь!

Выдыхаю. Ладно, пусть раздевается сам и ложится, не буду его больше трогать.

Хоккеист небрежно скидывает с себя белоснежный пуловер и футболку, и мгновенно предстаёт передо мной с голым торсом. Я, как зачарованная, не мигая смотрю на этот мимолётный сеанс стриптиза. Мужчина ловит на себе мой заинтересованный взгляд, довольно хмыкает, и опускает молнию на брюках вниз.

– Ну что, хочешь продолжить?

Он криво ухмыляется, вновь подтрунивая надо мной, и откидывает тёмные волосы со лба.

Я не знаю, что ответить этому изрядно выпившему мужчине. С одной стороны, мне очень нужно, чтобы он лёг в постель сам – потому что я не дотащу его грузное накачанное тело до кровати. Но если он сейчас продолжит свой стриптиз, то потом явно захочет от меня продолжения. А этого я допустить уже не могу, хоть, конечно, и очень хочу.

– Ты же сказал, что у тебя полно баб, которые сами перед тобой разденутся и раком встанут. Ну, так давай, зови своих девушек, а спать хочу!

Полонский злится и натужно краснеет. Затем нервно дёргает плечом, хватается за ремень своих брюк, и в ту же секунду, потеряв равновесие, падает на пол, как мешок с картошкой. Раздаётся глухой удар, а следом – отборные маты выпившего мужчины.

Так вот о какой травме говорил Итен Дэвис! Но, вроде, она должна была состояться в игре, не зря же, художник решил малевать для своего родственника защитный амулет.

Я подскакиваю к нему:

– Больно? Максим!

Но, в ответ мне раздаётся только сильный храп – хоккеист мгновенно вырубился, приняв горизонтальное положение. Значит, он не травмировался, можно не беспокоиться. Было бы ему больно, он бы не уснул.

– Ну и спи тут! По крайней мере, ещё одну ночь проведу не с тобой.

Я фыркаю, притаскиваю плед, которым, ещё вчера накрывалась сама, и укрываю им спортсмена. Он даже не пошевелился, продолжая громко храпеть. Я легонько пинаю его в бок, и мужчина, дернувшись, замолкает.

Вот, так-то лучше.

Что он там говорил? Что бабы сами раком становятся перед ним? При упоминании об этом, у меня внутри нарастает злость и разочарование.

Интересно, это его любимая поза?

Махнув рукой на спящего мужчину, я поправляю на нём плед, на мгновение задерживаю руку на его жёсткой шевелюре, и вздыхаю. Ну, уж нет, пусть ищет другую дуру.

Затем юркаю под одеяло, и блаженно закрываю глаза. Надеюсь, мне удастся выспаться, и больше мой сладкий сон никто не прервёт.

11

– Итен, ты здесь, дорогой?

Громкий, визгливый голос Ангелины больно врезается в мой слух, и я накрываюсь одеялом с головой. Этого мне ещё не хватало! Мало того, что супруги Дэвис и так не дают нам спокойной жизни, но они ещё, почему-то, притопали в мой сон.

– Не кричи, ты спугнёшь Солнце.

Ага, и художник тоже тут. Ему-то какого чёрта нужно в моём сне?

– Ааааа! Помогите!!!

Истеричный крик Ангелины, раздавшийся прямо над моим ухом, заставляет меня тут же вскочить с кровати.

– Что случилось?

Я непонимающе смотрю на девушку, тяжело дыша, и прижимаю к себе подушку. Значит, это не сон – Ангелина действительно стоит возле моей кровати и истошно орёт, как потерпевшая.

– Это ты у меня спрашиваешь?

Она шипит, как змея, тыкая пальцем в нечто, лежащее на ковре, и не подающее никаких признаков жизни. Потираю глаза и присматриваюсь – ничего необычного, просто высокое мускулистое тело спортсмена, укрытое пледом весёлой «цветочной» расцветки. Или, она решила, что это труп?

– Почему мой брат спит одетый, на полу, в своей комнате?

– Потому что он припёрся вчера ночью пьяный, и упал тут. Я не смогла, к сожалению, затащить его на кровать. Посмотри, я же не суперженщина. Мне просто физически не поднять его тяжеленную тушу. Вот и оставила тут, до утра.

Ангелина оттопыривает нижнюю губу, упирает руки в бока и презрительно фыркает:

– Могла бы нас с Итеном позвать, мы бы помогли тебе уложить Макса в кровать. А так получилось, что мой братик перед игрой спал на полу! Жёстком и холодном! Теперь у него, наверняка, будет болеть спина! А Итен предупреждал, что у него в скором времени, может быть, травма. Как ты могла так поступить?

– Не надо было пить.

– Ты – бессердечная! Правильно Максим медлит со свадьбой, нужно ещё подумать, следует ли жениться на женщине, способной оставить спать на полу полуголого мужа.

Пожимаю плечами, перешагиваю через мирно спящего хоккеиста, и возвращаюсь в свою постель. Очень надеюсь, что сестра моего «жениха» поймёт, что разговор окончен, и растворится в воздухе, а я ещё немного посплю.

И это меня она называет бессердечной? Разве не она ежедневно, ни по одному разу, ругается со своим любимым братом? Уж я-то, как раз, берегу его и свои нервы.

Ну да, Максим Дмитриевич перед падением успел снять верхнюю часть одежды, и заснул с голым торсом. Но я как могла, укрыла его, чтобы он не замёрз. И на полу лежит довольно пушистый ковёр. Думаю, Ангелина сильно преувеличивает, а хоккеисту весьма комфортно спать и в таких условиях.

И вообще. Зачем она притопала с утра в мою комнату? Ах, после того, как Полонский уснул, я, кажется, совсем забыла запереть дверь спальни на ключ. И поплатилась – Ангелина тотчас ворвалась, потревожив мой чуткий сон. Хотя… Она искала своего мужа. У меня в спальне?

Я оборачиваюсь к окну, и вижу американца, сидящего возле окна, и с наслаждением малюющего что-то новыми красками. Он склоняет голову на бок, и, удовлетворённо кивая, вновь принимается наносить мазки на свежий лист бумаги.

– Итен, вы тут? Но, что вы здесь делаете?

– Создаю амулет от травм для нашего Максимилиана.

Не отрываясь от создания «шедевра», бубнит мужчина. Я издаю стон, и закрываю глаза. Значит, американец всё же нашёл возможность творить в нужной комнате, окна которой выходят на восток. А всё потому, что я забыла закрыть дверь на ключ, как это сделал накануне Полонский. И мы его нисколько не смущаем.

– Вот видишь, мой муж уже вовсю работает, в отличие от тебя!

Ангелина посылает в меня заряд отрицательной энергии, и аккуратно перешагнув через брата, подходит к супругу.

Я со стоном опускаю голову на кровать. Господи, это когда-нибудь закончится? Я живу, словно в сумасшедшем доме!

– Итен, я могу попросить вас отвернуться?

– Зачем?

– Я хочу встать с кровати и переодеться.

– Ради Бога, вы мне не мешаете!

Я с изумлением смотрю на художника. Он что, издевается надо мной? Или, и вправду не понимает, что мешает ОН мне?

– Ты стесняешься?

Ангелина с сарказмом смотрит на меня, аккуратно выбирающуюся из-под одеяла.