Поэтому, наконец, добравшись до наших сидений, я была полностью потной, злой и уставшей. Кажется, я всё-таки зря не позвонила хоккеисту. Возможно, тут был и другой вход, для приглашённых гостей.

– Садимся, садимся.

Ангелина бодро плюхнулась на пластиковый стул, и блаженно вытянула ноги, облачённые в замшевые высокие сапожки на длинном каблуке. Рядом с ней аккуратно уселась старушка, с опаской поглядывая по сторонам.

– Вам лучше сесть рядом с женой?

Я из последних сил оборачиваюсь к мистеру Дэвису, держа на руках своего малыша. Мои ноги, облачённые в удобные ботиночки на плоской подошве, уже трясутся и подгибаются.

– Нет-нет, я сяду с краю.

– Ой, но мне, возможно, придётся выходить с сыном на руках. Вдруг он испугается шума и расплачется. Вам придётся постоянно выпускать меня, это будет не удобно, поверьте.

Но американец настойчиво отказывается уступить мне вакантное место с краю ряда. Я – буквально на грани, и готова растерзать художника собственными руками. Ну, как можно быть таким никчёмным и бесхребетным?

– Почему?

– Фиолетовый цвет кресел – это просто ужасно. Я заработаю мигрень, если сяду на такое кресло.

– Но крайнее – тоже фиолетовое.

– Оно совсем рядом с другим рядом, в котором все кресла – белоснежные. Вы садитесь, Маргарита, а если место в белом ряду будет свободно, я отсяду туда.

Хмыкаю и делаю взмах рукой. Да мне всё равно! Но я предупредила художника, а там – как хочет. У меня просто больше нет сил с ним спорить. Плюхаюсь на место рядом со старушкой, и блаженно выдыхаю – наконец-то.

– Лизочка, а Илюшка не испугается шума?

Агриппина Яковлевна аккуратно проводит рукой по шапочке мальчика, и я пожимаю плечами. Совершенно не представляю, как сейчас поведёт себя мой ребёнок. Но, у меня с собой есть и еда, и питьё, и игрушки и пустышка – авось продержимся хоть один период.

Мне очень хочется посмотреть на игру Полонского вот так, вблизи. И, к тому же, я ни разу не была на хоккейном матче вживую, смотрела игры нашей сборной лишь по телевизору, за компанию с бывшим возлюбленным. Но, зато прекрасно понимаю, что это за игра и знаю её основные принципы.

Арена постепенно наполняется людьми, а к нам протискивается отчего-то злой и взбудораженный Полонский. Увидев глаза мужчины у меня просыпается внутри чувство теплоты, но оно тут же сменяется раздражением за перенесённые неудобства в очереди. Чмокнув бабулю в щёчку, он лишь сухо кивает мне, и обращается к американцу:

– Итен, а ты уверен, что всё правильно закрепил? Как-то мне неудобно с твоим амулетом.

– Конечно, дорогой Максимилиан! Мы же хотим защитить твою спину, так? Значит, потерпи.

– Но в трусах с твоим амулетом мне совсем некомфортно кататься, он сковывает движения.

Я утыкаюсь в пол арены, стараясь подавить приступ смеха. Вот оно что! Художник посоветовал спрятать амулет в трусах? Представляю! Интересно, спереди, или сзади? Хотя, если разговор шёл о спине, скорее всего, листок с амулетом американец разместил ближе к копчику.

Едва сдерживая смех, я вижу, как злой Максим Дмитриевич удаляется в раздевалку, и поднимаю левую бровь. В полном обмундировании мужчина выглядит ещё выше и больше – этакая машина смерти. При взгляде на него у меня бешено забилось сердце, а внизу живота сжался какой-то сгусток сексуальной энергии. Мммм, он очень хорош.

Ну что ж, посмотрим, как Полонский играет в хоккей.

Наконец, объявляют гимны команд, и на лёд выходят команды России и Чехии. Я с замиранием сердца смотрю за разворачивающимися событиями, прижимая к себе сыночка. Максим Дмитриевич стоит в центре шеренги и поёт наш гимн – по телу пробегают мурашки. Патриот. Спортсмен. Горячий красавец. И очень сексуальный.

Жаль только, что нас связывает только контракт. И ничего больше. Ведь я, по заверениям мужчины, совсем не в его вкусе.

А поэтому, уже через девять дней всё закончится. Супруги Дэвис, прихватив с собой бабушку, улетят в Соединённые Штаты Америки, а я, прихватив сыночка, вернусь в свою крошечную студию на юго-западе Столицы.

На удивление, Никитка ведёт себя спокойно – рассасывает детское печенье и смотрит на лёд. Я чмокаю мальчика в носик и перемещаю взгляд на сидящего рядом мужчину – американец развернул на коленях какую-то чёрно-красную штуковину типа длинного узкого коврика, и положил на неё руки, ладонями вверх.

– Это что?

– Постараюсь усилить защиту вашего жениха, Маргарита.

– Но вы же создали для него амулет.

Художник пристально смотрит на хоккеиста, проносящегося мимо нашего бортика, и недовольно качает головой:

– У него нет амулета, я не чувствую.

Затем внимательно осматривается вокруг, и кивает на соседний ряд:

– Я лучше пойду на белоснежный ряд, там энергия чище.

Делаю взмах рукой – пусть этот странный мужчина делает всё, что хочет, меня это не касается. Неужели строптивый Полонский в последнюю минуту перед игрой вытащил амулет из трусов? Ну что ж, это вполне возможно. В таком случае Итен прав – никакой защиты у спортсмена нет.

Хотя… Неужели я всё же поверила в силу таинственного амулета американца? Да, похоже, я начинаю сходить с ума вместе с супругами Дэвис. Их присутствие негативно сказывается на моей психике.

Начинается игра, и, выбросив шайбу с центра поля, игроки начинаю первый период.

Возле ворот нашей сборной разворачивается атака. Чехи входят на пятачок, пытаясь протолкнуть шайбу в наши ворота, и публика вокруг нас оживает. На соседнем ряду разворачивают транспарант с лозунгом «Россия, Вперёд», а чуть позади, начинается стук барабанов. Я смотрю на Никитку – мальчику стало страшновато в этом непонятном гуле, и он испуганно вцепился в мою руку.

– Всё хорошо, родной.

Но Никитка уже приготовился плакать – в его глазках стоят слёзы. Ох, всё-таки, я зря притащила мальчика на матч. Пока я отвлеклась на сына, то совершенно позабыла об игре. Тут над нашими воротами загорается красная лампочка, и трибуны просто взрываются – первая шайба в наших воротах.

Мальчик утыкается в мою ключицу, и я поспешно сжимаю его в своих объятиях. Очень уж хочется посмотреть игру, хотя бы один период. Нужно немного успокоить сыночка, и, когда он привыкнет, будет намного спокойнее.

Когда на лёд выходит звено Полонского, я расслабляюсь – смотрю в его решительный взгляд, и понимаю, что он готов сравнять счёт. С замиранием сердца я наблюдаю, как наша сборная врывается на сторону чехов и атакует их ворота.

Гол!

– Кто забил? Не Максимка ли?

Агриппина Яковлевна нагибается ко мне, чмокая мальчика в сжатый кулачок. Но на табло загорается чужое имя, и я понимаю, что Полонский тут, ни при чём. Однако, именно он начал эту голевую атаку.

Итак, первый период заканчивается со скромным счётом один – один, и к нам возвращается американец, сжимающий в руках свой коврик.

– Ничего не получается, Маргарита!

Ангелина с испугом округляет свои умело подкрашенные глаза, и шепчет супругу:

– Что ты имеешь ввиду?

– Травмы не избежать!

Художник качает головой и разводит руками, показывая, что он не в силах противостоять Судьбе. По моему телу мгновенно прокатывается волна озноба, и я сжимаю губы, чтобы не разрыдаться. Пожилая женщина небрежно машет рукой, и улыбается, тряся меня за плечо:

– Да глупости всё это! Не верю я в то, что муж Гелечки что-то там видит и общается с Судьбой. Ну, посмотри, какой он странный! Ерунда это на постном масле, не волнуйся!

Сглатываю комок, стоящий в горле. Действительно, чего это я? Поверила всё-таки этому шарлатану? Хотя, как не поверить? Ведь он узнал моё настоящее имя, а это уже много значит.

– Я ему сейчас позвоню, и потребую вернуть амулет на место!

Ангелина запальчиво достаёт из клатча мобильный телефон и быстро набирает номер телефона хоккеиста. Я закрываю глаза. Ох, сдаётся мне, строптивый Максим Дмитриевич сейчас выскажет сестре всё, что он думает о её сумасшедшем муже, и бросит трубку.

– Максим, но Итен видит, что травма будет совсем скоро! Ты только нервируешь всех, строптивый мальчишка! Верни амулет на место!

Молчание повисает в воздухе, и я, не мигая, слежу за изменением лица девушки. Ангелина становится пунцовой, и, наконец, со стоном возвращает телефон назад в сумочку.

– Что сказал Максим? Он действительно убрал амулет?

Я накидываюсь на сестру своего «жениха», прижимая покрепче своего сынишку. Девушка многозначительно цокает языком, обводит нашу компанию потухшим взглядом и делает заключение:

– Ну, если дословно передавать вам фразу Макса, то он сказал, что лучше травмируется, чем будет кататься с листом бумаги в заднице!

Мы затихаем, а Ангелина принимается теребить ремешок своего клатча. Видно, даже она распереживалась за своего брата. Значит, не смотря на все стычки и подколы, они, всё же, очень сплочённы и близки друг другу.

Агриппина Яковлевна распахивает свои блеклые глаза, и устремляет подслеповатый взгляд на супруга внучки:

– Потрудитесь объясниться, мистер Дэвис, что это всё значит?

Художник пожимает плечами, потрясая сложенным в руках ковриком, и поджимает губы, строя из себя обиженного:

– Вы не думайте, что я хотел навредить Максимилиану. Так надо, энергия Солнца и Космоса концентрируется в копчике! Тем более, ваш внук полностью переоделся в форму, больше некуда положить амулет. Там нет карманов.

Старушка неодобрительно качает головой, и похлопывает меня по руке. Видно, что она тоже слегка напряглась от того, что сказал Полонский. Означает ли это, что она тоже уверовала в силу таинственных сил художника? Или просто, как все пожилые люди, суеверна?

Американец остаётся сидеть вместе с нами на фиолетовых сидениях, и мы сосредоточенно смотрим на лёд – перерыв закончился, и команды вновь собираются вокруг шайбы.