Агриппина Яковлевна устало опустила руку на моё плечо:

–Да, детка, пусть Гелечка поедет. Она и с врачами поговорит, и Максимке поможет. Как мы с Илюшей-то справимся?

Но моего ответа Ангелина уже не услышала. Она по-хозяйски похлопала хоккеиста по плечу, и направилась с ним к выходу с трибун. Матч возобновился, и чеха, нарушившего правила, усадили на скамейку штрафников, до конца матча.

Но россияне так и не смогли реализовать большинство – матч закончился со счётом 2-2.

– Сейчас ещё буллиты будут!

Американец явно вознамерился досмотреть игру до конца, но нам с Агриппиной Яковлевной уже было не до хоккея. Я была раздосадована, что мне не удалось поехать с Максимом Дмитриевичем в больницу. Всё-таки, мужчина просил, чтобы в этот важный момент, с ним была именно я.

– Как хочешь, я вызываю такси и еду домой. Никита уже скоро проснётся, мне его кормить нужно.

Агриппина Яковлевна, разумеется, вызвалась поехать со мной. Может, старушка и хотела бы узнать, как закончится матч, но оставаться один на один с супругом своей внучки она не захотела. Поэтому я махнула американцу рукой, и поспешила к выходу с арены.

До вечера, я не находила себе места, ходя из угла в угол полупустой квартиры. Агриппина Яковлевна, сославшись на усталость, побрела к себе в комнату, попросив разбудить её, как будут новости о внуке.

Художник приехал через час после нас, радостно объявил, что наша сборная победила Чехов по буллитам, и, натолкнувшись на холод с моей стороны, прошмыгнул в свою комнату.

Мобильный Ангелины не отвечал, и я, вымотавшись, плюхнулась на пол рядом с сыном, взяв в руки пирамидку. Нанизывая колечки на палку, я слегка успокоилась. Плохие новости приходят быстро. К тому же, художник обнадёжил нас, что хоккеист встретит Новый год в кругу семьи, значит, всё должно быть не так уж страшно.

И, когда, наконец, в прихожей раздался топот каблуков, я со всех ног бросилась туда.

Посреди прихожей стоял Полонский, поддерживаемый с двух сторон Ангелиной и тем самым хоккеистом, который приходил за мной на матче.

– Как ты?

Я бросилась к мужчине и повисла у него на шее, совершенно забыв о травмированной спине. Максим Дмитриевич охнул, и стал оседать на пол. Коллега тут же подхватил его, и с укоризной посмотрел на меня:

– Ушиб, сильный. Ничего страшного, но полежать надо. Сможете о нём позаботиться?

Киваю, пропуская мужчин в квартиру. Ну, не говорить же, что я столь неловкая, что могу запросто упасть на мужчину, или уронить на него чашку с горячем чаем?

Когда Максима Дмитриевича заботливо уложили на кровать, Ангелина, сверкая белозубой улыбкой, подмигнула своему помощнику:

– Пойдёмте, чаю попьём. Устали же.

Я посмотрела им вслед и аккуратно плюхнулась на кровать, рядом с «женихом». Тот смерил меня понурым взглядом, и насупился:

– Что, тебе совсем на меня пофиг? Почему ты не поехала со мной в больницу?

– Никитку не с кем было оставить, я бы поехала, обязательно!

– Ну вот, теперь будешь за мной ухаживать. Как настоящая любимая женщина. Ходить мне больно, у меня весь бок синий. Так что, я, максимум, до унитаза дойду.

Выдыхаю, и с нежностью провожу по его лицу:

– Справимся.

Мужчина хмыкает, и прикрывает глаза. Моё сердце сладко замирает от того чувства нежности, которое я испытываю к Полонскому. Всё будет хорошо, я чувствую.

13

– Рита, проснись!

Настойчивый мужской голос, прямо над моим ухом заставляет меня напрячься, и через силу открыть глаза. Прямо надо мной склонилось перекошенное от боли лицо Полонского.

– Мне нужно встать. В туалет хочу.

– И?

– Помоги! Ты что, забыла?

Преодолев желание тюкнуть хоккеиста чем-нибудь тяжёлым по голове, я со вздохом смотрю на часы, которые показывают пять утра, и сползаю с кровати.

Подхожу к мужчине и пытаюсь поднять его тяжеленное тело.

– Ты чего? У тебя ж только ушиб!

– Все рёбра болят, погоди. Ходить-то я могу. С кровати никак не подняться.

Он шумно вздыхает, делает над собой усилие, и поднимается с кровати. Я подвожу его к дверям туалета, и щёлкаю выключателем:

– Сам дойдёшь?

– Ну, уж дальше я справлюсь, спасибо.

Хмыкаю, и возвращаюсь в кровать. Надеюсь, назад мужчина дойдёт самостоятельно, а у меня ещё есть пара часов на то, чтобы подремать. Мой будильник заведён на семь утра, ведь уже в десять я должна поджидать Лизавету в гостинице «Маяк».

Максим Дмитриевич возвращается в постель, и, со стоном залазит под одеяло. Я наблюдаю за его неловкими движениями, и ощущаю внутри вселенскую грусть – так хочется обнять этого мужчину, приласкать, прижать к себе. Но я боюсь снова быть осмеянной и отвергнутой.

– Вы посидите с Никитой?

– В смысле?

– Нужно купить подарки под ёлочку для ваших родных. Я собираюсь часов в девять утра ускользнуть из дома.

– А вы не можете взять ребёнка с собой? Я сейчас несколько не в форме.

Качаю головой. Ну, не говорить же мужчине об истинной причине моего исчезновения. Может, мне получится сделать сюрприз – и я привезу Лизавету с Ильёй в дом. А там – пусть сами разбираются, мне их семейка уже довольно осточертела.

– Ну, что поделать, посижу. Я же отец, как никак. Но вы меня проинструктируйте только.

– Я его покормлю перед уходом. Если к одиннадцати не вернусь – покормите его кашей и уложите спать. Только подгузник поменяйте. С этим, я надеюсь, вы справитесь.

– Ну, я менял подгузник Илюхе пару раз. Думаю, не ошибусь.

Хмыкаю, и отворачиваюсь от мужчины. Хороший же он отец, если за семь месяцев общения с сыном, он всего дважды сменил ему подгузник. А потом удивляется, что Лизавета от него, такого идеального, сбежала. Возможно, она правильно сделала! Только лишать отца сына, конечно, нехорошо.

Пролежав в кровати полтора часа, у меня так и не получилось снова заснуть, и с гудящей головой, проклиная мочевой пузырь Максима Дмитриевича, я встаю с кровати. Приму душ и надену новое свежее бельё красного цвета, купленное совсем недавно в Торговом Центре.

Покормив сыночка смесью, я снимаю с него подгузник, и отпускаю ползать – пусть поголопопит чуть-чуть, пока я дома. Потому что подтирать лужи за мальчиком хоккеист явно не станет. Да и не нагнуться ему.

Накрасившись и собравшись, я надела Никите подгузник, разбудила Максима Дмитриевича, дала ему указания по поводу разводной каши, и упорхнула из квартиры. Хорошо что, никто из домашних больше не проснулся – не пришлось объяснять, куда это я в такую рань отправилась.

До гостиницы «Маяк» я решила добираться на метро – так и быстрее, и не буду стоять в пробках. Всё-таки, тридцать первого декабря все люди спешат по магазинам – кто-то ещё не купил подарки, кто-то – покупает продукты на праздничный стол, а кто-то – уже бежит в гости, с бутылкой вина подмышкой.

В переполненном вагоне метро я схватилась за поручень, и блаженно закрыла глаза. Переходить на другую станцию мне не надо – гостиница «Маяк» находится на той же ветке, где живу я. Всего каких-то двадцать минут, и я уже буду совсем близко от намеченной цели.

Так и получилось.

Без двадцати минут десять я подошла к небольшой гостинице, переделанной, очевидно, из старого жилого дома. Над козырьком висела светящаяся вывеска «Маяк». Значит, я пришла точно по адресу.

Пять этажей, квартиры – обычные хрущёвки. Наверняка, владельцу пришлось изрядно попотеть, чтобы отвоевать это здание у владельцев. Стоит оно на оживлённой улице, до метро – каких-то десять минут спокойным шагом.

Стены, отделанные белоснежным сайдингом, и кусты искусственной зелени, посаженной в кадки перед входом, придавали зданию гостиничный вид. Над дверью висела табличка, обозначающая, что звёзд у данной гостиницы – всего три. Но, не беда – для обычных людей, останавливающихся проездом в Москве, вполне хватит, а для высоких гостей существуют фешенебельные отели.

Я взглянула на часы, и решила, что лучше подождать Лизавету на улице. Прошмыгнуть мимо меня незамеченной ей вряд ли удастся, и к тому же, ей и в голову не придёт, что за ней могут шпионить. Меня она не знает, а вот я её – отлично помню по рекламе того шампуня, и уж точно не пропущу.

Отошла в сторонку, и достала из кармана куртки смартфон. Сделаю вид, что что-то ищу, или кому-то звоню – так я не вызову никаких подозрений. Но, ни через пять минут, ни через десять – никто не спешил в гостиницу. А уж тем более, не крутилась рядом со входом длинноногая темноволосая модель приятной наружности.

Без одной минуты десять я убрала смартфон назад в карман и приуныла – Лизавета не пришла. Толи она позабыла, когда ей назначили встречу (ведь записка с данными была надёжно спрятана в колпачке от ручки), либо они с таинственным незнакомцем просто перенесли встречу.

Что делать?

Но, я всё же, решила зайти в гостиницу. Ведь, когда я спрашивала о бронировании четыреста третьего номера, администратор сказала мне, что номер занят только на это утро – это говорит о том, что, возможно, Лизавету всё же кто-то ждёт в этом номере.

Небольшой холл гостиницы сверкал белизной – пол из плитки был довольно скользкий, и я чуть не упала, когда ноги разъехались в разные стороны.

– Ой, осторожно!

Девушка, стоящая за стойкой испуганно всплеснула руками, и прикрыла свой рот ладонью. Я героически устояла, и, одёрнув куртку, прошествовала к ней:

– Доброе утро. Меня ждут в четыреста третьем номере.

– Да-да, меня предупредили, что должна подойти девушка. Можно ваш паспорт взглянуть?

Я нашарила рукой свой паспорт в кожаной обложке, и, лучезарно улыбаясь, протянула его девушке. Та быстро посмотрела мои данные, что-то записала в своём журнале, и с вежливой улыбкой, отдала документ мне.