Девушка мгновенно сверкнула глазами, а я испуганно ойкнула – ведь всё это обман, фикция. У меня нет никаких прав на это кольцо. Но Полонский тут же ободряюще похлопал меня по плечу и собственноручно надел кольцо на мой палец – оно было слегка великовато.

– Спасибо, бабуль. Я тебя понял. Правда, Лизе оно несколько великовато, кольцо будет лежать в сейфе. Оно не для того, чтобы его носили.

Я выдохнула. Это – разумное решение. А потом, когда объявится настоящий Илья, пусть кольцо передадут ему. Ни я, ни Никита, к нему отношения не имеют.

Затем Максим Дмитриевич вытащил с подоконника огромную коробку, перевязанную бантиком, и я вздрогнула. Это я никому не покупала. Значит, мужчина сам приобрёл какой-то подарок. Неужели, мне?

– А это – моему сынишке. Он проснётся, и утром найдёт свои подарки.

Мужчина, нежно улыбаясь, поставил коробку под ёлку, а у меня на глазах выступили слёзы – как бы я хотела, чтобы у моего сына действительно был такой любящий и заботливый отец!

– Ну, давайте отмечать!

Ангелина, бережно поправив у себя на груди фамильную брошь, подняла бокал вверх. Все дружно присоединились к ней.

………………………………

Разошлись по своим комнатам мы около двух часов ночи. Агриппина Яковлевна отправилась спать ещё раньше, сославшись на усталость. Но, скорее всего, ей тоже не просто далась процедура раздачи памятных подарков своей семьи.

Оказавшись, наконец, в спальне, я присела на кровать – спина и ноги нещадно болели. Синяк на колене, полученный в результате травмы, был ярко-фиолетового цвета. Аккуратно стащила чулки, пытаясь не задеть больное колено.

– Хорошая у нас парочка. У меня спина травмирована, у тебя – нога.

Он стоял возле кровати, скрестив руки на груди, и смотрел на меня, иронично улыбаясь. Я отметила, что он снова обратился ко мне на «ты», и внутренне возликовала.

– Да, это правда. Я сейчас упаду, так спать хочу.

– Да ты и так постоянно падаешь, ноги тебя не держат.

Его прищуренный взгляд внимательно ощупывал мою фигурку, и почувствовала себя голой под этим странным пристальным взглядом. Неловко поёжилась, отведя плечи назад.

Может, зря я решила остаться ночевать в спальне мужчины? Ведь мы выпили, и наши разумы затуманены алкоголем. Что может придти в голову этому хоккеисту?

Встала, убирая чулки в комод, и неожиданно была остановлена Полонским, который властно схватил меня за руку.

– Ай, больно, отпусти.

– Я ещё не получил свой новогодний подарок.

Максим Дмитриевич с силой притянул меня к себе, и я тут же упёрлась в его стальной торс, который ещё недавно с таким вожделением осматривала. Мужчина по-хозяйски положил свою огромную руку на мою попу, а вторую – запустил в волосы на затылке.

Меня как будто парализовало, а из глаз посыпались искры. Ноги стали ватными, а на голову будто надели толстую шапку-ушанку – я перестала слышать, видеть и воспринимать информацию.

А хоккеист нагнулся ко мне и властно захватил мой рот своими влажными, мягкими губами. И они снова имели привкус конфеты, как тогда, в прихожей моей квартиры.

Конечно, я не смогла сопротивляться – слишком много я думала о том поцелуе, слишком желала его снова ощутить на своих губах.

Из моей груди вырвался стон, а желание настолько сильно захватило меня, что я тоже запустила руку в тёмные волосы мужчины. Полонский оторвался от меня и чуть отстранился, заглянув в мои глаза.

– Погоди, я сейчас.

Хриплый мужской голос чуть отрезвил меня, и когда хоккеист быстрым шагом направился в ванную, я почувствовала внутри пустоту и холод.

Боже, что я здесь делаю? Почему позволила себе настолько сблизиться с Максимом Дмитриевичем? Ведь он неоднократно давал мне понять, что я не в его вкусе. Так что же изменилось за это время? Пожалуй, в его организме сейчас говорит алкоголь и длительное воздержание.

Наверное, он отправился за презервативами.

Я оглядываюсь по сторонам и, испытывая какую-то тупую боль в груди, подлетаю к двери спальни. Что бы там ни было, я не желаю продолжения этой сладкой пытки.

Нет, я, конечно, не ханжа, у меня длительное время не было интимных отношений, а Полонский – просто мечта половины женщин страны, но я не хочу быть игрушкой в его страстных и умелых руках.

Ведь мне прекрасно известно, что он ещё надеется найти и Лизавету, и Илью. А стать заменой Лизы во всех смыслах я не хочу, потому что я – Рита, и ни он, ни я об этом не забуду.

Быстро проворачиваю ключ в замочной скважине, и пулей вылетаю в пустой тёмный коридор. Надеюсь, что все наши гости уже видят яркие сны и не станут свидетелями моего побега из супружеской спальни. В конце концов, если я всё – таки кого-то встречу, придётся всё свалить на пьяный храп мужчины, но в комнату обратно я не вернусь!

Хоккеисту придётся отступиться от своих планов, по крайней мере, меня он не получит! И я, чёрт возьми, его не получу.

Залетаю в детскую, и быстро щёлкаю замком. Переночую тут, на диване, в комнате сынишки. Надеюсь, Полонский не будет выбивать дверь, чтобы заполучить сбежавшую невесту.

Никитка сладко посапывает в своей кроватке, и я поправляю одеяло – чтобы мой малыш не замёрз. Он такой трогательный, такой прекрасный. Как жаль, что рядом с ним нет твёрдого мужского, отцовского плеча. Из Максима Дмитриевича получился бы хороший папа. А вот собственному отцу – Игорю Беляеву он, к сожалению, не нужен.

Может, я просто неудачница?

Прижимаюсь спиной к створке двери, и слышу, как из коридора доносятся чьи-то шаги. Это он. Несомненно.

Стук в дверь.

– Рита, ты тут?

Ох, он назвал меня по имени. А если ещё не все домочадцы спят? В отличие от супругов Дэвис, все остальные называли меня только Лизавета.

Повторный стук в дверь.

Прикрываю глаза, и стараюсь унять бешеное сердцебиение. Нет, нет, и ещё раз нет. Конечно, хоккеист прекрасно понял, что я скрываюсь именно тут. Но разговаривать с ним я не хочу – не смогу посмотреть в его красивые зелёные глаза и ответить отказом.

Шумный вздох за дверью заставляет в моей душе всё перевернуться.

– Как хочешь. Спокойной ночи.

Сжимаю руки в кулаки, чтобы не передумать. Мне чертовски хочется вновь оказаться в его объятиях, почувствовать его обжигающие поцелуи на своих губах и теле, но я никак не могу отключить разум.

Шаги начинают удаляться и наконец, хлопает дверь спальни. Я в изнеможении опускаюсь по стене вниз, закрывая лицо руками. Боже, что я наделала? После такого Максим Дмитриевич вряд ли посмотрит в мою сторону.

Плюхаюсь на диван, и накрываюсь пледом. Что ж, утро вечера мудренее. Придётся спать в платье и без подушки, но, по крайней мере, в полной безопасности от посягательств мужчины. Может, Полонский, протрезвев с утра, сам обрадуется моему поступку, поняв, что не наломал дров этой ночью.

15

Первые два дня января прошли совершенно спокойно. Максим Дмитриевич больше не пытался подойти ко мне с непристойными предложениями, и вообще, делал вид, что Новогодней ночью между нами ничего не произошло.

Сначала мне было обидно, но потом я поняла, что всё это – к лучшему. Мой контракт подходит к концу, скоро родственники хоккеиста уберутся в Соединённые Штаты Америки, а я с Никиткой вернусь в свою студию на окраине Столицы. Хорошо, что у меня будет в кармане весьма внушительная сумма.

Нужно будет подумать о продаже квартиры – Беляев не оставит меня в покое, а мне очень не хочется, чтобы он знал, где я живу и чем занимаюсь. Хочу вычеркнуть Игоря из своей жизни и из жизни сына, раз уж отцом ему быть в тягость.

Третье января началось буднично – я приготовила завтрак на всю семью, быстро покушала и юркнула в детскую. Конечно, я не забыла – в полдень у меня назначена встреча с няней Ильи, Ириной Константиновной. Никиту я брать с собой не буду – знакомить мальчика с женщиной я совершенно не желаю, ведь в качестве няни я её нанимать тоже не собираюсь. Так что, мне нужно попросить хоккеиста посидеть со «своим» сыном, и направляться в свою маленькую студию.

Полонского я нашла в гостиной. Он сидел на диване, закинув ногу на ногу, и увлечённо читал какой-то спортивный журнал. Рядом с ним сидела Ангелина, которая с упоением читала любовный роман.

Я внесла Никиту на руках, и кашлянула, чтобы привлечь к себе внимание. Но домочадцы даже не повернули головы.

– Максим, можно с тобой поговорить?

Мой голос дрожит, и я покрываюсь липким потом. С того момента, как я сбежала из спальни мужчины, мы с ним больше не разговаривали наедине. Спать эти ночи я предпочитала в детской, аргументируя это тем, что у сына режутся зубки, и он может проснуться от боли среди ночи.

Тем более, я давно не называла мужчину просто по имени. Наедине я предпочитала более официальное обращение, чтобы установить некую границу между мной и хоккеистом. Сейчас же, невинное обращение «Максим» прозвучало как-то нежно и осторожно.

Мужчина непринуждённо откидывает журнал на диван, и я замечаю, что спортсмен читал о прошедшем матче, в котором он играл.

– Да, конечно.

Мы выходим на кухню, и я, дрожа всем телом перед этим высоким мужчиной, опуская глаза в пол, мямлю что-то нечленораздельное.

– Ты не можешь посидеть с Никитой?

– Что случилось?

– Мне надо уехать ненадолго.

– Я могу узнать, куда?

Он прищуривается, и сверлит меня своим тяжёлым взглядом зелёных глаз. Я понимаю, что после той ночи что-то надломилось между нами. Если раньше у нас были дружественно-деловые отношения, и я тщательно прятала свою симпатию к этому мужчине, то теперь – всё иначе. И он, и я, после того поцелуя изменились. Я понимаю, что меня лишь хотели использовать, и стараюсь быть осторожнее, чтобы не выдать свои нежные чувства к спортсмену, а он… Он, пожалуй, раздосадован, что я ему не дала…