Хохоча, Ольга отпрыгивает к зеркалу, и наносит на лицо порцию блёсток. Маша замолкает, даже не отпустив какую-нибудь колкость в адрес собеседницы. Видно, продолжает обдумывать создавшуюся ситуацию.

Дверь в комнату открывается, и появляется голова Волына:

– Готовы? Начинаем!

Я дрожу, как осиновый лист, и подбадриваемая Олей, вываливаюсь вместе с ней на сцену. Следом идёт расстроенная Мария, которая пытается навесить на лицо самую добрую улыбку.

– Итак! Встречайте! Мои девочки – принцесса Золушка, Мадам Тигрица и наша звезда, новинка моего шоу – Королева Марго!

Волын кричит в микрофон, лучезарно улыбаясь публике, находящейся в зале, и я морщусь от света софитов. Оля крепко держит меня за руку, и мы кланяемся посетителям.

Когда глаза привыкли к свету, я осматриваю зал. Сцена находится высоко, от неё – подиум, на котором, очевидно, проходит выступление девочек. Внизу располагаются круглые столики, за которыми расположились мужчины разного возраста. Все они – рукоплещут нам и улыбаются похабными улыбками.

– Итак! Проход моих девочек!

Волын победно вскидывает руки вверх, а мужики взрываются аплодисментами.

– Принцесса Золушка!

Мария, кокетливо улыбаясь, попеременно прикладывая руки в перчатках к алым губам, совершает проход по подиуму. Несколько мужиков вскакивают со своих мест, и тянут к ней руки. Девушка останавливается, приседает, и касается каждого рукой, посылая при этом воздушные поцелуи.

– Мадам Тигрица!

Ольга двигается по подиуму с грацией настоящей пантеры. В конце она делает сальто, чем вызывает ажиотаж у доброй половины зала. Я отмечаю, что у неё гораздо больше поклонников. Волын прав – амплуа Марии нужно менять, она не в тренде, как сейчас говорят.

– Королева Марго!

Волын кричит в микрофон прямо над моим ухом, и я тут же получаю сильный толчок в спину. Вываливаюсь на подиум. Мужчины в зале внимательно смотрят на меня, кто-то начинает кричать:

– Давай, детка! Покажи, что ты умеешь!

Детка! Это обращение вызывает во мне волну отвращения. Да, неплохо Беляев поработал со мной. Я достаю плётку, которую босс сунул мне в руки, и, размахивая ей, как хлыстом, с гордо поднятой головой, двигаюсь по подиуму. Ноги уже дрожат не так сильно, и я, дойдя до конца, посылаю воздушный поцелуй в толпу.

Раздаются улюлюканья и какие-то томные вздохи. Из-за стола подскакивает какой-то мужичок и бежит ко мне, потирая потные ладошки.

– Шикарно! Королева!

Я останавливаюсь, как делала Маша, чтобы почтить неожиданного поклонника своим вниманием, и чуть не падаю в обморок, рассмотрев его лицо. Облачённый в фиолетовую рубашку и нелепый галстук-бабочку, с букетом кроваво-красных роз в руках, ко мне подбегает Итен Дэвис – супруг Ангелины, милый нелепый художник.

20

Нагибаюсь за букетом, и не свожу взгляд с американца. Что он здесь делает, чёрт побери? Неужели Итен как-то связан с Волыном? Он завсегдатай этого клуба?

Ноги дрожат, я хватаю букет и пытаюсь улыбнуться, но ничего не получается – я слишком взволнована для этого. А художник, ловко развернувшись на каблуках, возвращается за свой столик, в конце зала.

Смотрю вслед уходящему мужчине, и разворачиваюсь на каблуках, пытаясь придать своему лицу обычное выражение. Но, не получается, чёрт побери. Только бы никто ничего не заметил!

Иду по подиуму, смотря по сторонам и нервно дёргая плёткой, и отчаянно соображаю – не показался ли мне художник в этой гудящей толпе потных сладострастных мужчин?

Да нет, всё же – не показалось. Я отлично разглядела его лицо – спокойное, улыбающееся. Так что, он всё же как-то связан с моим появлением в этом борделе? Вдруг, мистер Дэвис вовсе не тот, за кого себя выдаёт? Боже, может, он американский шпион? Но, чем помешала ему я?

А Полонский? В курсе он, или нет?

Я дохожу до Волына, держа в ледяных руках букет роз, и встаю рядом с девочками. Делаем поклон. Босс благосклонно кивает в мою сторону, и растягивает свои жирные губы в приторно-сладкой улыбке. Видно, он доволен моим появлением на подиуме. Ну, ладно, отлично. Маша шепчет мне на ухо:

– Отнеси розы в подсобку. Видишь, первый выход, а уже воздыхатель появился! Не всем так везёт. Волын просто счастлив. Он уже мысленно подсчитывает в уме доходы от тебя.

– А этот мужик, который подарил мне букет, часто тут бывает?

Я замираю с нервной улыбкой на губах, буравя девушку взглядом. Что она сейчас мне скажет? Что это партнёр по бизнесу и давний друг Волына? Или какой-то авторитет? Мафия?

– Никогда его не видела. Новенький, наверное.

Выдыхаю. Слава Богу! Теперь у меня есть надежда, что появление художника в этом борделе – чистая случайность. Или он здесь, чтобы спасти меня! Окрылённая последней догадкой, я вдыхаю воздух полной грудью и ощущаю тепло, разлившееся по телу. Мне стало заметно легче.

– Беги в подсобку, мы тебя прикроем.

Киваю, и юркаю за дверь. В маленькой комнате, которой мы поправляли макияж, было пусто. Я оглядела помещение, и заметила хрустальную тяжёлую вазу, стоящую на подоконнике. Воды в ней было – кот наплакал, но я же, не собираюсь оставлять тут букет навечно. А за несколько часов с розами ничего не должно случиться.

Может, этот букет покупал Максим Дмитриевич?

Быстро развернула крафтовую бумагу, чтобы освободить стебли, и на подоконник выпала записка, аккуратно сложенная в несколько раз. Сердце бешено забилось, а руки сами собой быстро сцапали бумажку. Очень надеюсь, что там – какая-то положительная информация. Быстро сунув послание в декольте, я, как ни в чём не бывало, поставила розы в вазу и отправилась назад, на сцену.

…………………………………

Делаю взмах рукой на прощание девочкам и с наслаждением закрываю за собой дверь комнаты. Господи, эти четыре часа, проведённые на сцене, я молилась, чтобы никто ничего не заподозрил, и мне удалось прочесть записку, переданную Итеном.

Сначала, когда я увидела мужчину с букетом роз, я решила, что это какая-то злая шутка. Что американец причастен к моему появлению в борделе и своим букетом он лишь решил поиздеваться надо мной.

Но потом, увидев аккуратно сложенную записку, я поняла, что букет – всего лишь для отвлечения внимания. И, раз художник здесь, то и Полонский, несомненно, знает, где я нахожусь. Осталось дело за малым – отработать вечер, и уединиться в своей комнате, чтобы прочесть послание.

После концерта ни одну из девочек не увели в «номера», и Волын был этим жутко недоволен. Машин папик, заставляющий её читать книги в образе Золушки отчего-то вообще не появился, а на Олю было слишком много желающих, и босс решил оставить всех сегодня не у дел, чтобы не распалять обстановку.

Оглядываюсь по сторонам, не решаясь вытащить лист бумаги из декольте. Вполне возможно, что в комнате стоят камеры. Нет, я не могу так рисковать. Скорее всего, Волын наблюдает за мной исподтишка. Нужно прочесть послание в безопасном месте.

К сожалению, я не могу быть уверенной, что и в санузле безопасно. Но, тогда где же? Я кидаю взгляд на кровать, и у меня в мозгу молниеносно созревает план. Я прочитаю эту записку, и никто ничего не заподозрит!

Подхожу, и сажусь на кровать, снимая обувь. Затем аккуратно снимаю платье, удостоверившись, что записка надёжно сидит в бюстгальтере. Наконец, в одном белье подхожу к кровати, и начинаю доставать множественные шпильки из волос, заколотые рукодельницей Августой.

И вот, собрав все шпильки в кулаке, я взмахиваю волосами, и разжимаю кулак. В тот же миг металлические зажимы дождём посыпались на пол. Охаю, картинно прикрывая рот рукой, и кидаюсь на пол. Даже, если камера сейчас меня снимает, под кровать ей не заглянуть. Я же, делая вид, что собираю шпильки под кроватью, на самом деле разворачиваю записку.

В ту же секунду у меня слёзы брызгают из глаз – это, без сомнения, писал Полонский.

«Рита, ничего не бойся. Спасём тебя в субботу. Доверься Итену».

Я выдыхаю, и читаю приписку, написанную мелким почерком: «С Никитой всё хорошо».

Сжимаю записку в кулаке, и поднимаюсь с пола, чтобы никто ничего не заподозрил. Почему хоккеист написал так мало? Возможно, он боялся писать больше, и что я не сумею всё прочесть. Или опасался, что послание может попасть в чьи-то руки.

А так. В принципе, всё понятно. Максим Дмитриевич задумал операцию по моему спасению на завтра. И главным действующим лицом будет выступать всё тот же американец. Хорошо, уж сутки я потерплю. Очень надеюсь, что завтра Волыну не придёт в голову отдать меня на растерзание какому-нибудь папику.

Быстро рву записку на мелкие клочки, и спускаю в унитаз. Отлично, улики уничтожены, можно идти спать. Это последняя ночь в этом ужасном месте! Уже завтра я, наконец, прижму к себе сыночка и обещаю, Господи, что признаюсь Полонскому в любви. А там, будь что будет.

……………………………….

Сдавленные рыдания доносятся до моего уха, и я невольно поднимаю голову с кровати. На будильнике, стоящем на тумбочке, высвечиваются цифры – четыре утра. Кому вздумалось пореветь в такое время?

Кручу головой, пытаясь понять, откуда я слышу эти звуки, и понимаю, что плач идёт из комнаты Сандрин, которая расположена вслед за моей. Быстро накидываю белоснежный халат, и, как привидение, выхожу из комнаты.

Стучу в спальню рыжеволосой девушки, и, не дождавшись ответа, захожу внутрь. Сандрин, облачённая в розовую полупрозрачную сорочку, лежит на кровати в позе эмбриона, прижав ноги к животу, и горько плачет.

Увидев меня, она поднимает голову, шмыгает носом, и озабоченно спрашивает:

– Разбудила тебя, да? Прости.

– Да ничего. Как ты?

– Аборт мне сделали, малыша убили.

– А согласие? Ты же не давала?