Хоккеист насмешливо кричит в трубку, вызывая у меня новый виток раздражения. Быстро продиктовав ему адрес, я отключаюсь. Вот как может человек вызывать во мне такую гамму чувств! От раздражения до ревности!

Раздражённо бросив трубку на диван, я спешу на кухню. Мой сынок, наверное, уже рассосал печенье и сидит сейчас в гордом одиночестве.

Убедившись, что это так, я достаю из холодильника детский творожок, и пытаюсь открыть фольгированную крышку. Но, она, как назло, очень хорошо запечатана – мне никак не удаётся подцепить своими короткими ногтями.

Из комнаты снова доносится трель мобильного телефона. Наверное, хоккеист решил, что слишком мало поиздевался надо мной, и придумал какую-то очередную шутку?

Чёрт с ним, пусть звонит – не собираюсь отвечать. Я ему уже всё сказала, пусть гонит машину к подъезду. Так и быть, потом дам ему посмотреть на сына. Но, не более.

Разозлившись на Полонского, я с силой рву крышечку с изображением банана на себя, и понимаю, что она, неожиданно, очень легко поддалась. Содержимое небольшой баночки поднимается в воздух и летит мне прямо в физиономию.

Вскрикнув, я тут же понимаю, что вся липкая, прохладная субстанция с сильным запахом банана прилетела мне прямо в лицо и равномерно растеклась по нему, прямо как маска.

Пошевелив ресницами, я приобретаю возможность рассмотреть всё вокруг, и первое, что я вижу – улыбающуюся мордочку сына. Наверняка, он решил, что мама решила с ним поиграть и подурачиться, выплеснув весь перекус на себя.

– Прости, дорогой, мама достанет тебе другой йогурт. А вечерком прогуляемся до магазина, я куплю тебе ещё несколько, взамен испорченного.

Чтобы сынишка занялся пока делом, я сую ему в руку очередное печенье, и с раздражением ставлю полупустую баночку на стол. Пока Никита сосёт печенье – побегу в ванную, умываться. Надеюсь, маска для лица из детского творожка пойдёт моей коже только на пользу.

Но, звонок в дверь заставляет меня притормозить в прихожей.

– Чёрт возьми, этот хоккеист летает, как будто на метле!

Делать нечего – придётся отпереть дверь и бежать в ванную. Пока мужчина будет разуваться, я успею умыться. Ну, не могу же я показаться перед ним в таком виде – насмешек и порции злых шуток мне не избежать.

Быстро щёлкнув замком, я исчезаю в ванной комнате. Включив кран, слышу, что в квартиру кто-то вошёл.

Холодею – а вдруг, это не Полонский? А какой-нибудь незнакомый человек? Вор, или убийца?

Ужасные мысли, что я, по своей беспечности, могла впустить в дом неизвестно кого, придают мне скорость, и я, быстро умывшись, выбегаю из санузла с полотенцем в руках.

Возле стульчика, в котором сидит Никитка, стоит Игорь, и хмурит брови. Выдохнув, что это не убийца, а родной отец мальчика, я приближаюсь к нему. Значит, мужчина всё-таки, решил сдержать обещание, и вернулся. Очень жаль, потому что я надеялась больше никогда его не увидеть.

Подумав об этом, я холодею – Бог мой, как это произошло? Ведь я так любила Игоря, страдала по нему и искренне не понимала, почему он ушёл. Откуда теперь эта холодность, презрение, отчуждённость?

– Ну, и где твой хахаль?

Мужчина поворачивается ко мне, и я читаю презрение на его лице. Как будто, он увидел что-то крайне неприятное перед собой.

– Скоро придёт!

Голос дрожит, но я вскидываю подбородок, чтобы говорить чётче и уверенней – у Беляева не должно возникнуть никаких сомнений в том, что я уже не одна.

Конечно, я надеюсь, что мужчина мне поверит на слово, но, если нет – придётся просить разыграть сценку любви с Полонским. Надеюсь, он мне не откажет в этой маленькой шалости?

– Вряд ли. Ты на себя в зеркало давно смотрела? Что за панда?

Бегу в прихожую, и смотрю на себя в зеркало. Ну да, пока смывала творожок – слегка потекла тушь, оставив чёрные круги под глазами. Но я всё равно очень хорошо выгляжу. Видимо, мужчина просто лишний раз решил унизить меня.

Самоутверждается, что ли?

– Я очень симпатичная молодая женщина. И мой мужчина думает так же. Так что меня не трогает твоя ирония и злые насмешки.

Открываю дверь. Игорь наблюдает за мной с иронией:

– Что, соседа сейчас просить будешь тебе подыграть?

– Нет. Почему соседа?

Я недоумённо пожимаю плечами, закрываю дверь, но замок не защёлкиваю – очень надеюсь, что пришедший хоккеист просто потянет дверь на себя, а у Игоря создастся впечатление, что мужчина открыл дверь своим ключом.

– Просто проверила. Мне показалось, кто-то шуршал у замка.

Игорь опирается рукой на косяк, и, не мигая, смотрит на меня:

– Ага, уборщица! Хватит врать! Нет у тебя никого!

– Какая уборщица?

Я отхожу от двери, и пытаюсь проскользнуть к кухонному гарнитуру, у которого остался мой сын, сидящий в стульчике. Но мужчина преграждает мне путь, выставив ногу:

– И как его зовут?

– Максим… ээээ…. Дмитриевич.

Чёрт! Ну, зачем я добавила отчество? Если я живу с хоккеистом, то явно называю его по имени – просто Максим.

И, конечно, от слуха моего бывшего мужчины не ускользнула эта оплошность. Он скрестил руки на груди и насмешливо поднял левую бровь:

– Дмитриевич? Он что, пожилой?

Краснею.

– Нет, с чего ты взял? Просто, так вырвалось.

– Ага! Вырвалось у неё! Что-то я не верю тебе, детка!

Детка… От этого обращения по моему телу проносится волна дрожи, а тело покрывается мурашками. Раньше у меня сносило крышу, как только Игорь обращался ко мне так. Во мне сразу же просыпалось желание, и я была готова всё простить этому человеку.

Детка… От этого слова я всегда начинала часто дышать, а сердце было готово выпрыгнуть из груди. Ведь мой суровый, всегда жёсткий мужчина так редко баловал меня чем-то нежным и мимишным.

Детка… Однажды я мгновенно простила его за оплеуху, которую он дал мне в кафе, при всех. Это было так унизительно, так больно, так жестоко. И, самое главное – ни за что. Просто мужчине показалось, что я слишком кокетливо разговариваю с официантом. Хотя, это была лишь простая вежливость. И, когда моя щека запылала от удара ладонью, я выскочила из-за столика, и понеслась в сторону женского туалета.

– Детка, прости!

Игорь колотил кулаком в створку кабинки, и я, ожидаемо, растаяла. Нельзя было это прощать – ещё тогда нужно было бежать от этого тирана. Но, меня словно приворожили. А за обращение «детка» я была готова простить и забыть абсолютно всё.

А что теперь?

Спустя полгода после расставания передо мной стоит всё тот же мужчина. И эта же небрежно брошенная фразочка «детка», и те же пронзительные серые глаза.

Но, теперь это слово не вызывает ни дрожи в коленях, ни умиления, ни всепоглощающей нежности. Ничего. Пожалуй, только раздражение. Раздражение на саму себя. Что я была такой дурой, такой непроходимой тупицей! Что позволяла вытирать о себя ноги и прощала абсолютно всё!

Возможно, если бы я была чуть жёстче, смотрела бы на Игоря не через розовые очки, я бы смогла построить с ним нормальные, здоровые отношения.

Но, в моих мыслях он был идеал – чудесный принц из сказки, а я – гадкий утёнок, на которого, по недоразумению, бросил взгляд самый чудесный мужчина на свете.

Вот и поплатилась.

– Так что, детка, где твой старикан?

Я морщусь от этого слова, которое, почему-то, до сих пор больно бьёт по моей психике, и огрызаюсь.

– Он не старик, я же тебе сказала.

– Тогда почему так официально? Спишь с начальником? Стала личной секретуткой какого-то босса?

У меня перехватывает дыхание, и я краснею. Моё воображение тут же нарисовало очень пикантную картину – как я сижу на письменном столе в одном нижнем белье, а Полонский расположился в мягком кожаном кресле напротив меня.

Ах, видимо, у меня слишком давно не было интимной жизни, и мой организм начинает подавать сигналы. Но, бывший не должен об этом догадаться! Ведь у меня, якобы, есть любимый мужчина.

– Прекрати свои пошлые, грязные домыслы!

Я хватаю сынишку на руки, вытираю ему личико, и несу на диван – переодеть подгузник и подготовить к дневному сну. Мне нет дела до Беляева – он мне надоел. Почему я вообще должна перед ним отчитываться? По документам ни мне, ни сыну – он никто. Потому что Никитку он так и не признал, а на мне так и не женился.

А Игорь, тем временем подлетает к шкафу, стоящему в комнате, и распахивает его настежь, окидывая полки и штангу с вешалками своим хищным взглядом.

Закрываю глаза и закусываю губу. Ну, конечно, я не ожидала такого.

– Но тут нет никаких мужских вещей!

Мужчина с победным видом поворачивается ко мне, тут же открывая ящик комода, стоящий рядом со шкафом. Ранее эта пока в комоде была отдана под его вещи – трусы и носки, но, с тех пор, как Беляев покинул эту квартиру, полка пустует.

– Ты мне соврала!

Он начинает лихорадочно выдвигать ящики комода. Выудив со второй полки мой новый, кружевной красный бюстгальтер, он искривляет губы в победной улыбке.

– Никаких мужских вещей в квартире нет! Только твои и Никитоса! Значит, нет у тебя никакого романа с боссом! Нет никакого Максима Дмитриевича!

Беляев начинает приближаться ко мне, покачивая на указательном пальце мой новенький бюстгальтер.

– Что скажешь, детка?

Меня всю передёргивает.

– Не смей называть меня детка!

– А что так? Раньше тебе нравилось, когда я тебя так называл, и даже очень. Прям текла вся!

Игорь подходит ко мне почти вплотную, и я прижимаю к себе Никитку – как бы защищаясь им, ставя между собой и мужчиной.

Его грязная фразочка больно резанула слух, а сердце учащённо забилось. Он прав, чёрт возьми. Ещё полгода назад я бы уже срывала с него одежду, и мечтала о страстном, необузданном сексе. Но сейчас, в моей душе – словно выжженная пустыня. Всё как-то голо и незащищенно.