Снова не дождавшись ответа он снова бросился в спальню к мобильному, коротко объяснив другу ситуацию и получив утвердительный ответ на свою просьбу (вот когда познаются друзья — те, кто в любое время дня и ночи может броситься к тебе на помощь, как бы смехотворна она не звучала), он снова занял то же положение у двери в ванную.

— Он скоро приедет. Ты ничего не говори только послушай, я расскажу тебе одну историю. Хрошо? — Тишина. — Ладно. — Почему-то он знал, что она слушает. — Жил-был парнишка-идиалист. Студент юридического. Он хотел закончить учебу и перевернуть весь мир, сломать старую прогнившую систему, построить все честно, по совести, чтобы все было справедливо, так, как учили в школе и институте. Такой вот хороший мальчик, как ты, с чистой душой, наивный и готовый помочь любому прохожему. В тот злополучный день он подвез девушку в ярко красном пальто. Лил дождь, она стояла на остановке одна, ему стало ее жалко, и он предложил подвезти, а она согласилась. Он проболтал с ней всю дорогу, а ехать было далеко, на окраину, но это не проблема в 20 лет. Она попросила остановить не у дома, а у магазина, нацарапала свой телефон на автобусном билете, который он засунул себе в карман. И не взяв с нее денег, он еще какое-то время постоял раздумывая дождаться ли ее из магазина или лучше позвонить уже завтра, не ускорять события. Решив остановиться на втором варианте, он уехал. На следующий день он позвонил по телефону, который оставила девушка в красном пальто. Телефон был отключен. А ночью к нему в квартиру ворвалась милиция. Ее тело нашли недалеко от ее дома в лесочке. Соседи вспомнили мою машину, — погрузившись в тяжелые воспоминания, он даже не заметил, как перешел на рассказ от первого лица. — А в куртке нашли автобусный билет с ее номером, так что парнишка оказался последним, кто видел ее живой. А потом были допросы, побои и издевательства. Ему не дали позвонить. Долгое время никто не знал, где он, не могли его найти. Только, когда в институт пришел следователь с расспросами про него. Только тогда все узнали, что его обвиняют в изнасиловании и убийстве, и подозревают, что это не первая его жертва. Жертв оказалось семь. Семь девушек, у которых в ночь убийства был какой-то красный предмет одежды: шарф, берет, пальто, сапоги, колготки… Маньяк зациклился на красном цвете. Улик было достаточно, суд прошел быстро, его посадили пожизненно, потому что был в силе мораторий на смертную казнь. Это была первая счастливая случайность, которую ему подкинула судьба. Вторая была в том, что СИЗО и тюрьмы были переполнены. Одиночки все были забиты, даже с подселением. Времена были тяжелые, сажали всех подряд без разбора, беспредел был полный. Так что ему пришлось делить камеру еще с тремя заключенными рецидивистами. Теперь уже били соседи по камере. Периодически он оказывался на больничной койке, его подлатывали, потом избивали охранники, пытаясь вынудить его сдать, кто бил — там свои законы. Маньяка больше не искали, зачем?! Ведь уже всем отрапортовали, что маньяк пойман и сидит за решеткой. А он спустя время продолжил убивать, но даже тогда парнишку не выпустили, вот только он тогда понял, что в системе правосудия справедливости искать не приходится. Все друзья-знакомые от него отвернулись, понятное дело, кому хочется иметь дело с маньяком. Как курить-то хочется, черт возьми! — вздохнул он, соображая, есть ли где-нибудь заначка.

— Я нашла, когда убирала и все выбросила, — послышался хриплый голос из-за двери, как будто ее горло было механизмом, который заржавел и нуждался в смазке.

— Ясно, — продолжил он. — Однажды сосед по камере рассказывал другому свою историю. Парнишка задал несколько наводящих вопросов и указал ему на человека, который его сдал. В зоне слухи разносятся со скоростью пожара, вскоре парнишка стал кем-то вроде отца Фарио из «Графа Монте-Кристо» к нему приходили за советом, за правдой, раскрывать дела стало его хобби, а что делать, если ты сидишь пожизненно, хоть какое-то развлечение для мозгов. Он ходил в почете у смотрящих в зоне. Потом ему удалось передать весточку на свободу своему единственному другу, который на тот момент был заграницей. Пашка тогда собрал все деньги, которые только мог достать и вытащил его из зоны. Меня оправдали, без извинений, конечно. Я потом несколько лет работал как проклятый, хватался за любую халтуру день и ночь, без выходных и праздников. А когда набрал нужную сумму и принес Пашке, тот меня послал… матом, — усмехнулся Андрей. — А сумма была приличная, можно было легко квартиру купить. Вот так вот я до сих пор хожу у Пашки в должниках. — усмехнулся, задумавшись. — Да. А потом всеми правдами и неправдами я закончил юридический, перекроил свою мечту: если систему и мир изменить невозможно, надо творить свою справедливость. Ведь она должна быть, люди должны знать, что когда уже нет никакой надежды, она все равно есть. И я стал помогать тем, кто попадал в такое же положение, как и я — невиновных, оказавшихся не в том месте не в то время.

Дверь щелкнула и приоткрылась:

— А маньяк? — спросила она, глядя на него сверху вниз.

— От правосудия не уйти, — кивнул он.

Она слабо улыбнулась.

— Сначала я просто помогал, собирал улики, подтверждающие алиби, выступал в суде, а потом подумал, если у меня на руках улики, иногда можно было копнуть чуть поглубже, чтобы увидеть, как выйти на виновного. Если следователи были вменяемыми ребятами, работал с ними в связке, если нет, находил уродов сам. Иногда приходилось и улики подкладывать, чтобы эту мразь за решетку посадить, система же без доказательств не работает. Сколько было случаев, что их допрашивали, но за отсутствием доказательств отпускали, а они продолжали убивать, насиловать. Так что вот! По мере сил и возможностей помогаем плохим нелюдям получить по заслугам, а хорошим — не оказаться жертвами системы.

— Ты занимаешься только маньяками?

— Да! Их у нас, к сожалению, хватает. А я уже на этих всех делах собаку съел, так что я их чую на расстоянии, меня ребята из прокуратуры даже прозвали «Следопыт», по любым следам могу вывести человека на чистую воду. Фух, лет сто так много не говорил!

Она села рядом на пол:

— Прости, я такое подумала…

— Да я сам виноват, надо было тебе раньше все рассказать, а я все боялся, что ты не захочешь в это все ввязываться.

— Почему?

Он немного помолчал.

— Опасно это! Я не могу гарантировать, что тебя снова не похитят.

Она вздрогнула и поежилась как от холода.

— Да, — кивнул он. — Пока ты со мной, постоянно есть вероятность, что через тебя попробуют поквитаться или надавить на меня. Я этого не хочу и боюсь. Так что, если тебе так же страшно как и мне, лучше нам не быть вместе. Но тогда ты должна уйти сама. Я вот попытался один раз, и не получилось. Второй раз и пробовать не хочу.

Она задумчиво сидела рядом, уткнувшись в его плечо и обнимая обеими ладошками его руку выше локтя:

— Знаешь, мне мама когда-то давно сказала, что наши предки были далеко не дураки и все поговорки и присказки — не просто так. Так вот, она сказала, что когда я встречу человека, с которым я готова буду быть рядом в болезни и здравии, в печали и в радости, в бедности и богатстве, вот это и будет моя половинка. Я готова.

— Приговор обжалованию не подлежит!

Эпилог

— И что врач, правда, сказал, что можно что-то сделать? Ведь мама уже несколько лет в таком состоянии!

— Ну, он сказал, что если бы ее лечили, а ее просто пичкали успокоительными… Хорошо, что мы ее сюда поближе перевели! И присмотр здесь лучше, и врач, видишь, обнадежил. Может, если она тебя чаще будет видеть, ей станет лучше, у нее же иногда бывают просветления.

— Да, я так на это надеюсь!

— Не переживай, сделаем все возможное, — сказал Андрей, нежно целуя жену в лоб. — Ну что поехали к Пашке с Олей?

— Да, я только кое-что для Оли прихвачу, — Надя пошла в кабинет, покопавшись там, вернулась с кипой фотографий. — Оля обещала сделать нам такую же стену как у них, с нашими фотками.

Он усмехнулся: ох уж эти сентиментальные беременные женщины!

— Ладно, поехали.

Но в этот момент тренькнул звонок мобильного. Он со вздохом и извиняющимся взглядом на нее ответил:

— Куприянов.

— Андрей Алексеич, здравствуйте, извините, что беспокою в выходной, но у нас тут труп, похоже серия, подъедите?

Она по глазам поняла, что это по работе, и что ему надо ехать. Ей так не хотелось его отпускать, она уже открыла рот, чтобы напомнить ему о своем существовании, о существовании выходных дней, поставить его перед выбором, наконец: либо она либо работа. Но как только эта мысль сформировалась в ее голове, пришла следующая: может ли она ставить его перед выбором? и нужно ли ей это? Ведь она может сейчас надавить и заставить остаться с ней, и если он сделает выбор в ее пользу, предпочтя ее работе, тогда он уже не будет тем человеком, которого она любит, сумасшедшим, которые днем и ночью бросается на поиски маньяков, который сутками пропадает неведомо где, а потом возвращается уставший, вымотанный, голодный — возвращается к ней, чтобы прижать ее к себе, и в этом находит свой покой.

— Езжай, — кивнула она, прижимаясь губами к его щеке. — А мы, — она посмотрела на свой округлившийся животик и погладила его рукой, — будем тебя ждать.

Он чмокнул ее в щеку потом в живот и выскочил за дверь. Она уже закрывала дверь, когда почувствовала, как ее рванули, чтобы открыть. Он просунул голову в дверной проем.

— Ты чего? — удивилась она.

— Э-э-э… забыл. Дай мне мои ключи, — попросил он смущенно.

— Я никуда не поеду без тебя, буду дома, тебе ключи не понадобятся, — ответила она, собираясь поцеловать его в щеку на прощанье.

— Мне нужны ключи, — чуть с нажимом проговорил он.