Забросив полуфабрикаты, оставила их вариться. Сама же, устроившись на стуле возле стола, продолжила переписку с Ваней. И опять о Диме не думалось… Одно только не давало покоя — хорошо ли это? Но, если снова начну ломать над этим вопросом голову, добьюсь лишь того, что эта самая голова заболит. Я могу сколько угодно прокручивать эти мысли про себя. Терзаться сомнениями, но… Мне не хотелось прерывать общение с Пономаревым. Точно так же, как в свое время я охотно поддержала подобное общение с Димкой.

Еще примерно час мы с Ваней переписывались. Я успела сварить пельмени, поужинать, привести себя в порядок, переодеться в пижаму и лечь в постель, накрывшись почти по самый подбородок одеялом. Спать хотелось неимоверно. Я вроде всего на миг прикрыла глаза, ожидая послания от Вани, как вдруг открыла их уже утром. А над ухом противно верещал будильник. Точнее, до этого мига он меня совсем не раздражал. Тут же я бы с удовольствием вырубила его и продолжила спать. Но… учебу никто не отменял. А мне еще сегодня на работу идти.

Сегодня я снова встала раньше родителей. И завтракала в гордом одиночестве. Пока сидела за столом и потягивала растворимый кофе с молоком, крутила в пальцах смартфон. После того, как я самым бессовестным образом отключилась, Пономарев написал всего одно сообщение, в котором выказал свое недовольство тем, что я так поздно еще не сплю. И гнал меня в постель. И можно было ответить, что его слова оказались пророческими, потому что прочитала я их только утром следующего дня, но… Надо ли это? Тем более, что Димка снова дал о себе знать, желая мне доброго утра. Он вновь напомнил о запланированной на субботу встрече. От этого внутри вновь поселилось волнение. И сомнения… Как пройдет наше первое свидание? Сама ведь хотела встретиться. А тут мучаюсь от неизвестности.

Я только-только допила кофе, когда из спальни родителей послышались возня и тихие голоса. Значит, пора собираться на выход. Встречи с вечно недовольным отцом и постоянно дерганой матерью я, конечно, не избегу. Зато могу сократить время, которое они собирались потратить на то, чтобы потрепать мне нервы. Ну, не все же им трепать эти самые нервы друг другу, верно?

Встав из-за стола, прошла к раковине. Быстро ополоснула чашку и отправилась к себе, собираться. Не то чтобы мне нужно было… много собирать. Но родителям лучше лишний раз глаза не мозолить.

Спрятаться у себя не успела. Уже подходила к комнате, когда в коридоре показалась заспанная мать. Посмотрела на меня, и остатки сна из ее взгляда исчезли, уступая место раздражению и досаде.

— Лида… — начала было она, но я перебила:

— Мам, не сейчас. Сегодня очень напряженный день. И мне нельзя опаздывать.

Проговорив это все скороговоркой, юркнула к себе. Кто бы еще оставил меня в покое… Мать вошла следом и, прикрыв за собой дверь, стала наблюдать за моими сборами. Я в свою очередь старалась не реагировать на ее присутствие в моей комнате. Если бы это еще было так просто.

— Лида, ты ведешь себя недопустимо. Мы с отцом вчера места себе не находили.

— Ага, — бросила, все так же не обращая на нее внимание. Ну вот куда я засунула второй носок?

Посмотрела на свою левую ногу. Потом перевела взгляд на правую, на которой красовался симпатичный носочек со Снуппи.

— Лида, ты решила нас игнорировать? Учти, что мы пока еще тебя содержим. И с нами ссориться тебе не выгодно.

Уж не знаю, с чего она взяла, что я их игнорирую. Просто я не хотела с ней сейчас разговаривать. Вообще ничего не хотела. Кроме спокойствия, которое никто не собирался мне давать.

— Мам, ты себя накручиваешь, — пробормотала, опускаясь перед кроватью на колени. Ага… вот и носок.

— Лида…

— Хватит, — выдохнула, плюхаясь прямо на пол. Натянула быстро носок на босую ногу и только после этого снизу вверх посмотрела на родительницу. Раньше она была… моложе. Нет, не внешне — душой. И улыбалась чаще. Да и разговаривала со мной гораздо спокойнее. Без надрыва, который сейчас четко слышался в ее надломленном голосе. — Сначала разберись в своих отношениях с отцом. Потом уже переключай свое внимание на меня. Я хочу, чтобы вы уже решили, как быть дальше с вашими отношениями. Пока вы ссоритесь и меряетесь силой, страдаю я.

— Отец случайно тебя задел, — почему-то решила попробовать оправдать родителя мама.

— Я не про это, — покачала головой. На полу было удобно. Но если продолжу так сидеть, желание идти в универ окончательно исчезнет. Значит, встаем и идем. Заодно и неприятный для меня разговор сам собой затухнет. — Вы только и делаете, что кричите. И себе нервы треплете и мне. Слушать это все у меня желания нет. Поэтому не удивляйтесь, что я поздно прихожу домой.

— Кстати, о твоих поздних прогулках…

— Я не гуляю, — парировала. Встав с пола, отряхнула джинсы и, быстро осмотрев себя, насколько это было возможно без зеркала, схватила сумку, что лежала неподалеку на полу, и заторопилась на выход из комнаты.

Мама не спешила отходить. Так и замерла у двери, отрезая мне единственный путь к отступлению. Она продолжала сверлить меня недовольным взором. Но и заговаривать снова не торопилась.

— Мам, мне бы пройти, — сказала, смотря словно сквозь нее.

— Ты совсем от рук отбилась, — и снова в ее голосе недовольство. — Где мы с отцом допустили ошибку?

Ох, я бы сказала. Но не собиралась тратить на это время. Если еще учесть, что в соседней комнате засуетился отец… Быть участницей очередного скандала я не хотела. Впрочем, сколько можно повторяться?

— Я опаздываю, — смотря в экран телефона, что до этого сжимала в правой руке, сказала обеспокоенно. — Прости, ма, но мне нужно торопиться.

Конечно, я никуда не опаздывала. Просто не хотела находиться дома, когда здесь были родители. Сложно объяснить чувства, бушующие в груди, когда ты видишь каждый день тех, кто подарил тебе жизнь, но понимаешь, что им плевать на тебя. Ну да, в свое время я жила в любящей семье. Пока не повзрослела. У отца, как оказалось, завелась (как паразит, честное слово) женщина на стороне. Какие тараканы бушуют в голове у матери, я никак понять не могла. Как не могла понять и такое отношение к себе. Словно это не моя родная мать, и не мой родной отец. В какой-то краткий миг они стали для меня совсем чужими.

На этот раз мешать выйти из комнаты мне никто не стал. Мама отошла, сверля меня тяжелым взглядом. Ничего необычного. К этому можно было уже привыкнуть. Что я и пыталась сделать. Пока не очень получалось. Но не думаю, что у меня когда-нибудь будет отсутствие практики. За последние пару месяцев такой взгляд я стала ощущать на себе все чаще.

Сунув ноги в ботинки, схватила с крючка куртку и поспешила выйти из квартиры. Что ж, сейчас судьба с отцом меня не столкнула. Но нет гарантий, что не столкнет вечером.

Куртку натягивала, пока спускалась на первый этаж. Чуть не уронила на ступени сумку. Телефон, увы, не удержала, и он, выскользнув из руки, ударился корпусом об пол. Вот честно, у меня, кажется, сердце удар пропустило. Спрыгнув с последних ступеней, наклонилась и подняла телефон. Экран треснул, но сенсор вроде как работал.

На улицу не вышла — вылетела, словно птица с одним перебитым крылом. Запыхавшаяся, уже, несмотря на то что было утро, уставшая и какая-то потерянная. Не знающая, как быть дальше. Ничего… Человек, как говорится, ко всему привыкает. Вот и я привыкну к такой жизни. Снова, как и всегда, натяну на лицо улыбку, переключусь с режима «Пессимизм» на «Сарказм» и буду играть свою роль, которую играю уже не первый день.

Но то ли я еще не проснулась после слишком короткой для полноценного отдыха ночи, то ли из-за стресса, в общем, я не успела осуществить задуманное. В смысле, надеть маску пофигизма и вновь предстать перед обществом обычной, довольной жизнью девчонкой. Немного избалованной цивилизацией и не задумывающейся о том, кем стану по окончании универа. В общем, входила я в метро по-прежнему помятая, расстроенная и заранее смертельно уставшая от грядущего дня.

В подземке было, как всегда, много народа. И все бы ничего (ведь за столько лет я уже привыкла к подобным толкучкам), если бы меня не подкараулили прямо за турникетами, при самом входе. Спуск к станции был не глубоким, вот Пономарев и решил подняться в вестибюль.

— Привет, — коротко улыбнулся парень, как только я прошла через контроль и оказалась рядом. — Держи. Апельсиновый раф. Думаю, тебе понравится.

И протянул мне стаканчик с кофе. А я, пребывая в полном шоке, на автомате взяла его и даже поблагодарила Ваню:

— Какой сюрприз. Спасибо… — произнесла спокойно, прикладывая однако для этого массу усилий.

— На здоровье, — откликнулся молодой человек и отпил из своего стаканчика немного кофе. — Хотел поднять тебе настроение. Надеюсь, мне это удалось?

— Удалось.

Я не знала, как с ним себя вести. Вроде и принимать дальнейшие ухаживания нельзя, и оттолкнуть от себя не могу. Он единственный, кто без лишних объяснений понял, что у меня на душе. Еще позавчера. Несмотря на то, что я активно увиливала от ответа.

— Мой любимый, — вырвалось само собой, как только во рту оказался нежный кофейный вкус обжигающего и бодрящего напитка.

Скорее всего, эту информацию он выпытал у Мирки. Но злиться на них не собиралась. Потому что сейчас мне как нельзя кстати пришлось их внимание. Так приятно иногда понимать, что в мире есть кто-то, кто за тебя переживает и заботится.

Мы шли по наполненной людьми станции, но для меня существовал только Пономарев. Он не приставал с расспросами или чем другим, а просто шел рядом. И я была благодарна ему за это. Ванька точно уже знал о моих проблемах. И пусть. Возможно, так ему будет спокойнее. Да и мне тоже.

— Знаешь, если бы у меня были такие родители, я бы уже давно свалил из дома, — наконец, не выдержал Ваня.

— И куда, если не секрет? — миролюбиво поинтересовалась. Интересно, это у меня чисто на кофе такая реакция или он мне туда что-то все-таки подмешал?