— Кофе?

— Да, сэр, — соглашается она, но не спешит взять чашку.

Умница. Этого я ей не разрешал. Беру чашку с капучино и подношу к ее губам.

— Не торопись, можно обжечься.

Она осторожно отпивает кофе, пачкая губы в пене. Хочет облизать их, но спохватывается и смотрит на меня.

— Можно, — разрешаю я, пряча улыбку.

Пусть она до сих пор волнуется и подрагивает, но контроль передает именно так, как я люблю. Мы проводим время в молчании: она пьет кофе из моих рук, ест печенье и конфеты, а я понемногу наслаждаюсь своим эспрессо и размышляю, чем заняться дальше.

Можно поплавать в бассейне, погреться в сауне или хамаме, посмотреть фильм в кинотеатре, поиграть в бильярд. Все это есть в доме. Я снял чертовски дорогой и навороченный дом. Можно прогуляться по берегу залива. Правда, для этого Алесси придется одеться, а мне хочется любоваться ее телом.

Когда кофе выпит, достаю стек, спрятанный за диванной подушкой. Провожу плоским кончиком по соскам. Алесси приоткрывает рот и смотрит на меня округлившимися глазами. Мне бы насторожиться, но я уже увлекся игрой.

Шлепаю кончиком по соску, и Алесси вскрикивает и закрывает груди руками.

— Так больно? — холодно интересуюсь я.

— Н-нет… — Она пугается и нехотя убирает руки. — Нет, сэр. Простите. Это… неожиданно.

Бью по другому соску, она дергается и кривит губы, но молчит. Маза с низким болевым порогом? Необязательно. Некоторые девочки любят принимать боль «с театральным эффектом», я так это называю. Плачут, кричат и умоляют о прощении, но стоп-слово из них клещами не вытянешь. Многие вообще не любят боль, а кайфуют от того, что им дают после — утешение, объятия, забота. И какая же маза Алесси?

— Стоп-слово?

— Красный, — повторяет она и спохватывается: — Нет, сэр. Я не…

— Я проверяю, помнишь ли ты его. Встань.

Алесси поднимается, слегка пошатываясь: у нее затекли ноги. Я тоже встаю и наклоняюсь, сильными движениями растираю ей бедра и икры.

— На диван, в колено-локтевую. Голову вниз, ноги развести.

Мне кажется, что она едва понимает, что происходит. Однако и это сомнительно, потому что мой приказ выполнен на «отлично». Постукиваю стеком по ягодицам.

— Хочу проверить, как ты ведешь себя во время порки, — поясняю я. — Не сдерживайся и не забывай о стоп-слове.

Кожа на ягодицах и бедрах белая, молочная, и чистая — никаких шрамов, никаких пожелтевших синяков. Хм-м…

— Давно пороли? — интересуюсь я.

— Ик! — Алесси вздрагивает всем телом. — Д-да, сэр.

С размаху впечатываю первый удар. На оттопыренной попе вспыхивает красная полоса. Алесси шипит сквозь зубы, но позу не меняет. Ладно, девочка, держись.

Уже подозревая неладное, бью вполсилы. Алесси царапает обивку дивана, вжимается лицом в подушку, едва сдерживает крик, а вскоре и вовсе начинает плакать. Я понимаю это по вздрагивающим плечам, она предпочитает давиться слезами.


Откладываю стек и провожу ладонью по вспухшим полоскам на попе. Кожа нежная, как я и предполагал. Два года в Теме? Сомнительно, если она маза. Снимаю с волос заколку, и они рассыпаются по дивану. Глажу Алесси по голове, почесываю спинку между лопаток. Не очень люблю все эти… нежности. Однако я должен дать девочке то, на что она рассчитывает.

Странно, но Алесси не тянется за лаской. Она даже позу не меняет, и я провожу пальцами между ног, раздвигаю половые губы. Успеваю заметить, что там сухо, прежде чем Алесси срывается с места. Ее словно отбрасывает в сторону, как будто я ужалил ее в промежность. Она забивается в угол дивана и смотрит на меня в ужасе.

В голове словно что-то щелкает. Смутные воспоминания: я же видел новичка… Это волнение, пересыхающий рот, вздрагивания, старательность и робость… Желание угодить и страх показаться неумелой, ненужной.

Как там говорят русские… Твою ж мать!

— Это твоя первая сессия? — спрашиваю я.

Алесси отчаянно мотает головой.

— Не лги!

— Первая… — признается она, отчаянно всхлипывая.

— Только не говори мне, что ты девственница, — рычу я.

Это второе табу. Мое, черт побери, табу! Никаких новичков! Никаких девственниц!

— Простите, сэр, — рыдает Алесси.

Да? Это означает «да»?!

— Оденься. — Мне нужно время, чтобы прийти в себя. — И жду объяснений.

Помогаю Алесси снять ошейник и сбрую, и она уходит на второй этаж. А я совершаю стратегическую ошибку — иду мыть чашки. У меня есть посудомоечная машина, но мне, черт побери, нужно успокоиться!

За шумом воды я не слышу, как Алесси спускается, и не вижу, как она пробирается в гардеробную. Хлопает дверь — и хитрая девчонка бежит к воротам.

— Стой! — кричу я, бросая полотенце.

Несусь следом, совершая вторую ошибку — не блокирую выход. Алесси выскакивает на улицу и убегает. Я не могу преследовать ее босиком, да и как она себя поведет на людях? Может выставить меня насильником, и пока полиция разберется — стыда не оберешься.

Я позволяю Алесси сбежать, хоть и бешусь до кровавой пелены перед глазами. Ничего, найду. У Аллы есть ее координаты.

= 3 =

Александра

Бегу, куда глаза глядят, как будто за мной гонятся черти. Кажется, интуитивно я выбрала правильное направление — к платформе, где останавливаются электрички. Падаю на скамейку, едва дыша. Как же колет в боку! Фух… Погони вроде бы нет.

Трясущимися руками вытаскиваю из телефона вторую симку, ломаю ее и выкидываю в ближайшую урну. Надо бы еще в салон связи зайти, аннулировать договор. И хорошо бы заодно сменить имя, местожительство и сделать пластическую операцию.

Едва слышно взвываю, запрокинув голову. Нет, это уже перебор, ничего ужасного я не совершила. Просто мне стыдно. Так стыдно, что хочется исчезнуть, раствориться — лишь бы никто не узнал о моем позоре.

Мазохистка, мля… Рабыня! У-у-у…

Смотрю расписание электричек: до моей еще полчаса. Сидеть рядом с кассами глупо. Джеймс вполне может одеться и прикатить сюда на машине. Кажется, ему очень хотелось меня поймать. В ближайшем магазинчике покупаю воду, пачку чипсов с сыром и бреду по улице в поисках свободной скамейки.

Мда, Алеся… Как любила повторять мама, картина маслом.

Сердито кидаю в рот чипсы и нарочито громко хрущу ими. Как будто это может заглушить воспоминания, которые все еще причиняют боль. Все еще? Не верю, что когда-нибудь станет легче.

Хорошо, что сегодня тепло, и нет дождя. Хорошо, что разъяренный мужчина отказался от погони. Хорошо, что у меня есть работа и крыша над головой. Хорошо, что я переехала в Питер, где ничто не напоминает мне о прошлом. Вот же! Полно хорошего!

Через полчаса электричка увозит меня обратно в город. Мне все еще стыдно, но я испытываю и сожаление. Жаль, что не смогла…


— Ты чего так рано? — вытаращивает глаза Юлька, едва я возвращаюсь домой.

Мы с ней снимаем комнату, одну на двоих: так дешевле.

— А ты чего не на работе? — бурчу я.

— Так еще час… Э-э! — Она бросает мягкую игрушку, целясь мне в голову. — Ты мне зубы не заговаривай! Он тебя раскусил?

— Да. Да! — раздраженно отвечаю я. — Ты была права. Довольна?

— Откровенно говоря, нет, — признается Юлька. — Жаль, что не получилось. Попытаешься еще с кем-нибудь?

— Нет! — кричу я. — Нет!

Мы с Юлькой дружим давно. Я училась в седьмом классе, когда ее перевели в нашу школу. Мы вместе ездили на конюшню, вместе решили учиться на ветеринаров, вместе поступили в академию в Санкт-Петербурге. Только Юльке повезло, ей хватило егэшных баллов на бюджет, а мне — нет. Правда, тогда это не имело значения, мою учебу оплачивали родители.

Мы вместе жили в квартире, которую снимал мой отец, и злые языки сплетничали, что Юлька со мной из-за денег. Но это не так. Она не бросила меня, когда родители погибли в автокатастрофе, когда юристы объяснили мне, что папина компания разорена, и я не наследую ничего, кроме долгов.

Мне остался всего год, последний курс, но пришлось взять академ, в надежде заработать денег, чтобы оплатить учебу. Мы с Юлькой переехали в комнату попроще, устроились на работу и вместе собирали нужную сумму.

Я не справилась бы без Юльки, потому что осталась совсем одна, а первое время после гибели родителей и вовсе была для нее обузой, ведь могла только реветь, да смотреть в одну точку. У меня нет человека ближе, однако сегодня я едва дождалась, когда за Юлькой закроется дверь.

Мне надо разобраться в собственных ощущениях, уж больно они противоречивы.

Завариваю чай — дешевый пакетик на стакан кипятка — и тут же вспоминаю вкус капучино. Не знаю, что понравилось больше: кофе, которым меня давно не баловали, или ощущение беспомощности и защищенности, когда меня поили с рук. Нет, не просто так меня заинтересовала Тема.

Юлька сказала, что я подсознательно ищу защитника, чтобы доверить ему свою жизнь и ни о чем не беспокоиться. Это такой выверт психики, типа посттравматического синдрома. Луиза, знакомая из кафе, посоветовала плюнуть на все и делать то, что хочется.

— Не попробуешь — не узнаешь, — заявила она. — Только в интернете приключений не ищи, там полно психов.

Где тусят адекватные тематики, Луиза знала наверняка. Она практиковала фемдомные отношения, и первые уроки я получила от нее. Она рассказала мне об основных правилах, она же дала ссылки на достоверные источники. Однако теория ничто без практики, и я решилась посетить БДСМ-вечеринку. Луиза поклялась, что отведет меня в приличное место.

Она не обманула, и я встретила там Джеймса.

Встретила — громко сказано. Я увидела его за барной стойкой и влипла, намертво, как муха в мед. Луиза посоветовала осмотреться, привыкнуть и не кидаться на первого встречного, а если сильно захочется — дождаться ее. Она оставила меня одну, а я сидела и пялилась на мужчину, который завладел моим сердцем, не шевельнув пальцем. Ха! Да он об этом и не догадывался.