— Наконец-то дома! — восклицает Джеймс, едва переступив порог. — Бэмби, я в душ. Хочешь со мной?

— Нет, — отказываюсь я.

— Нет? — Он хитро улыбается. — Ладно, может, ты и права. Мне надо сделать пару звонков, а одним душем ты у меня не отделаешься.

Он относит мой чемодан в комнату, где я обустроила себе уютное гнездышко. Ночую я в спальне Джеймса, но там нет моих вещей.

— Потом спускайся, — говорит Джеймс. — Я приготовлю что-нибудь поесть.

Надо бы тоже вымыться, да и переодеться, но я ничего не могу делать. Все валится из рук, в горле пересыхает. Спускаюсь по лестнице. Забираюсь с ногами на диван и жду.

«Ничего не рассказывай», — словно шепчет кто-то на ухо.

«Я должна», — возражаю я.

Не хочу обманывать Джеймса. Не могу… Не буду!

Слышу знакомые шаги. Так быстро? Думала, он дольше пробудет в душе. Оборачиваюсь… и внутри все холодеет. Я нечасто видела Джеймса в гневе, но сейчас сложно ошибиться. Он в ярости: взгляд мечет молнии, желваки гуляют по скулам, а лицо почернело.

— Зачем ты это сделала? — интересуется он.

Я вздрагиваю, так жестко и, одновременно, равнодушно звучит его голос.

— Что — это? — выдавливаю я. — В чем я виновата, сэр?

Он швыряет на стол фотографии.

— Может, это не ты? — цедит Джеймс сквозь зубы. — Или это монтаж?

Беру снимок, уже догадываясь, что я там увижу.

— Ты с ним встречалась?

Так и есть, это моя злополучная фотосессия. Только фотограф обманул, лицо узнаваемо.

— Послушай, я…

— Да или нет?! — Он выходит из себя и переходит на крик.

— Да, но…

— Зачем?

— Он обещал дать недостающую сумму, если…

— Если ты с ним переспишь.

— Нет! Все не так!

Я пытаюсь объяснить, но он не хочет слушать. «Я люблю тебя, Александра». Видимо, не настолько, чтобы дать мне шанс оправдаться.


— Хватит. Тебе нужны деньги? Сказала бы мне, я оплатил бы твои услуги.

Джеймс кидает пачку денежных купюр поверх фотографий.

— Забирай. У тебя пятнадцать минут, чтобы покинуть мой дом. Достаточно, чтобы собрать вещи. Если что-нибудь забудешь, я пришлю.

Я смотрю на него, не мигая. Это расплата. Наказание за все мои просьбы, за то, что посмела почувствовать себя счастливой.

— Время пошло. Если не уберешься сама, выброшу за ворота, как мусор.

Джеймс быстро уходит в кухонную зону, сердито гремит там посудой, а я смотрю ему вслед, прощаясь.

«Я люблю тебя, Джеймс. Прости меня, если сможешь. И прощай».

Вынимаю из ушей золотые сережки, снимаю кольцо и часы — его подарки. Аккуратно кладу все на стол рядом с деньгами и фотографиями, а потом ухожу. Хлопает входная дверь, отрезая меня от Джеймса. Щелкает замок калитки.

Я не оглядываюсь и, кажется, ничего не чувствую. Ничего, кроме боли, которой пропитывается каждая клеточка моего тела.

Я не знаю, куда мне идти. Реальность оказалась гораздо хуже, чем я могла представить. Будущее без Джеймса кажется мне смертью. Но я сама во всем виновата.

Я сама…

— Александр-р-ра! — рявкают у меня под ухом.

Джеймс? Я оборачиваюсь и сталкиваюсь со взглядом, полным беспокойства. Моргаю и тру глаза, потому что этого не может быть. Джеймс должен смотреть на меня с ненавистью и презрением.

— Пойдем! — рычит он и хватает меня за руку.

Куда он меня тащит? Обратно в дом?!

Я едва переставляю ноги, как деревянная кукла. Джеймс почти швыряет меня на диван и нависает сверху.

— Алесси, я зол, — говорит он так тихо, что по телу бегут мурашки. — Я так зол, что едва сдерживаюсь. Это… — Он кивает в сторону фотографий. — Это отвратительно. Ты можешь объяснить, зачем ты это сделала?

Я киваю и облизываю пересохшие губы.

— Тогда говори. Я внимательно слушаю.

Он отодвигается и садится напротив, закинув ногу за ногу и скрестив на груди руки.

— Прости меня, пожалуйста, — шепчу я. — Я виновата перед тобой…

= 40 =

Джеймс

Да, Бэмби, ты виновата. Это легко читается в твоем взгляде: ты испугана, бледна и практически на грани обморока. Но в том ли ты виновата, в чем сама себя винишь?

Я взбесился, когда увидел, что на фотографиях, выпавших из конверта. Из того самого, что перекинули через забор. Кажется, на это и был расчет. Моя женщина в объятиях другого мужчины! Голая! В развратных позах! На глаза упала красная пелена. Сейчас я даже не помню толком, что наговорил Алесси. Очнулся, когда понял, что она ушла.

Ушла без единого возражения, не пытаясь оправдаться. Ушла, не забрав подарки и деньги. Просто ушла, оставив после себя такую пустоту, что впору выть волком.

Я люблю эту девушку. Факт неоспоримый, какую бы боль ни причинил ее поступок. И я хочу знать, что толкнуло ее совершить глупость. В конце концов, Алесси нашла в себе силы выслушать мои объяснения, и, как минимум, она заслуживает шанс оправдать себя. Я знаю ее слабости. Знаю, какие у нее проблемы. Верю, что она не способна на предательство. Возможно, в том, что произошло, есть и моя вина? Я что-то упустил, не обратил внимания, проигнорировал? Хорошо бы, это случилось до нашего знакомства. Но нет, фотограф заботливо разместил в кадре газетку с датой, и навряд ли это фотошоп. Да и судя по тому, как ведет себя Алесси, снимки недавние.

Слушаю сбивчивый рассказ, и едва сдерживаюсь, чтобы не перебивать. На языке вертится куча вопросов. Почему глупые девчонки не сообщили в полицию? Да пусть даже не о подпольном казино, а об утере паспорта! Почему решили, что справятся сами? Что за нелепое желание таиться от людей, которые могут помочь хотя бы советом? Но главный вопрос, конечно же, ранит больнее всего. Почему Алесси не обратилась за помощью ко мне?

Я догадываюсь, почему. Дурацкие принципы! Не просить ни о чем, иначе случится беда. Первую просьбу она позволила себе в Нью-Йорке, после того, как я признался ей в любви. Боже, но неужели нельзя было попросить денег в долг? Хотя бы! А чем она думала, соглашаясь на фотосессию? Если бы ее обманули? Изнасиловали? Пустили бы по кругу какие-нибудь извращенцы…

Громкий треск пугает и меня, и Алесси. Я с удивлением обнаруживаю в руках обломки какой-то деревяшки.

— Это… на столе стояло… — поясняет Алесси в ответ на мой немой вопрос. — Что-то декоративное…

А-а-а… Точно, стояло. Хлипкое оказалось, если треснуло в моих руках.

— Это все? — сурово спрашиваю я. — Ты все рассказала?

— Д-да… Джей, я хотела раньше, честное слово! Я… я не знаю, как так получилось…

— Зато я знаю, как.

Черт! Мне так хочется прижать к себе глупую девочку… Но ласка ничему ее не научит! И в похожей ситуации она поступит так же, надеясь, что ее простят.

— Я не хотела… Мне очень стыдно.

— Это радует. Тебе и должно быть стыдно.

Алесси покрывается красными пятнами: алеют уши, щеки, шея.

— Пожалуйста, прости меня… — шепчет она. — Накажи… только прости…

А это стоит обдумать. Кажется, о чем-то таком и говорил Дэвид, когда предлагал мне смоделировать ситуацию, похожую на ту, где Алесси придумала себе вину с аварией. Она попросила — и случилась беда. А теперь она не просила — и наши отношения под угрозой.

Мне не дает покоя и тот факт, что фотографии подбросили. Если бы я узнал об этом случайно или от Алесси, то все равно злился бы, но не так сильно. Я выгнал Алесси из дома! Хорошо, что вовремя опомнился, но все же… Значит, фотосессия подстроена? Или ею воспользовались случайно?

— Кто, ты говоришь, дал тебе телефон фотографа? — интересуюсь я, постукивая обломком деревяшки по подлокотнику дивана.

— Бармен, — всхлипывает Алесси. — Джей, но он же не виноват.

Она все же расплакалась.

— Я сам решу, кто виноват, а кто нет, — резко отвечаю я. — И прекрати реветь. Раньше надо было думать, что творишь.

Наблюдаю, как она неловко сползает с дивана и бочком движется к выходу.

— Куда это ты собралась?

— Я все рассказала. — Она старается не плакать, но голос у нее дрожит, а дыхание перехватывает. — Мне надо идти. Ты же сам сказал…

Ну да, и не простил. Ох, милая моя Бэмби, если бы ты знала, как мне хочется обнять тебя и осушить твои слезы поцелуями. Ты маленькая глупая девочка, на тебя даже злиться толком не получается. Но если сейчас я дам слабину, ты не вынесешь из произошедшего никакого урока. Впрочем, и роль жестокого судьи и палача мне претит.

— Иди наверх, — говорю я. — Прими душ, переоденься и приходи ужинать.

— Джеймс…

Она смотрит на меня растерянно, но уже с надеждой.

— Или уходи, если хочешь, — добавляю я. — Я очень расстроен, но это не повод выгонять тебя из дома. Да, ты виновата. Тебе дороже принципы, ты обидела меня недоверием. Но я не должен был поступать так, как поступил. Прости, пожалуйста. Ты дорога мне, и от этого еще больнее. Я постараюсь понять… и принять. И, если ты хочешь уйти, смирюсь с твоим выбором. Но я хочу, чтобы ты осталась.

Алесси закусывает губу, всхлипывает… и убегает на второй этаж, вихрем проносится по лестнице. Хлопает дверь ее комнаты, и я невольно улыбаюсь. Не злорадно, нет. Скорее грустно и немного облегченно. Она могла и уйти, в очередной раз демонстрируя характер, но предпочла остаться. Если это так, то все правильно.


Я не иду следом. Пусть выплачется, пострадает… и подумает. Сейчас, когда самое страшное уже позади, самое время делать выводы. И мне интересно, с какими мыслями она вернется.

Собирался приготовить легкий ужин, но в итоге жарю оладьи. Я не должен подчеркивать, что разочарован поведением Алесси. Немного успокоившись, понимаю, что мне одинаково хочется и приласкать ее, и выпороть. Мне жаль Бэмби, она запуталась и не смогла поступить правильно, а после раскаялась, но и чувство собственника оскорблено. Мужчина не станет наказывать любимую девушку за глупость. Хозяин должен проучить рабыню. Но мне не нужно делать выбор, все зависит от того, чего хочет Алесси.