Хадвиза содрогнулась.

Джон бросил на нее презрительный взгляд и грубо перевернул ее лицом вниз.

— Лежи лучше так! Мне противно видеть твои трусливые глаза. Ты боишься Ричарда, он для тебя царь и Бог! Дура набитая! Ты должна бояться только одного человека — своего мужа, нового короля!

— Я и боюсь, — прошептала Хадвиза.

— Тогда, значит, у тебя осталась хоть капля разума. Знай, жена: это королевство будет моим! Даже если Господь не захочет пронзить сердце Ричарда отравленной стрелой. Он все равно потеряет Англию, ведь его нет слишком долго, а люди уже начинают волноваться… И скоро придут ко мне!

Хадвиза подняла голову и пристально посмотрела на Джона.

— А что скажет на это ваша мать?

Он злобно прищурился.

— Разве я не ее сын?

— Но она любит Ричарда.

— Ничего, она и меня любит! Наша мать — мудрая женщина. Она много пережила на своем веку и признает мою правоту. Ричард бросил страну. Значит, Англии нужен другой король…

Он смотрел на жену невидящим взором и представлял себя с короной на голове… Да… Это было захватывающее зрелище!

Джону вдруг надоело общество жены. Разве с ней можно всерьез обсуждать столь грандиозные замыслы? Да кто она вообще такая? Тупица, деревенщина! Он с ней никогда не знался бы, если б она не была самой богатой наследницей в королевстве.

Джон встал и, не оглядываясь, вышел из спальни. Хадвиза быстро оделась и, радостно перекрестившись, помолилась, чтобы муж поскорее уехал.

Потом села и задумалась, что будет, если Джон действительно захватит престол. Ведь она тогда станет королевой!

Какой ужас! А особенно ужасно, что она станет его королевой…

Хадвиза заторопилась вниз — пора было кормить гостей. На ужин подавали жареную оленину — большое лакомство, которое в замке готовили только в честь приезда Джона. Он сидел рядом с женой за столом, но почти не разговаривал с ней. Мысли Джона были далеко. Он уже видел, как его коронуют в Вестминстерском аббатстве… Джону страшно хотелось завести речь на эту тему, но он был не настолько глуп, чтобы начинать крамольные беседы в столь разношерстной компании, и потому предпочитал мечтать молча.

Он покосился на молодого Хьюберта де Бурга, к которому очень благоволил. Джону не терпелось остаться с ним вдвоем, чтобы поделиться своими планами.

Но когда все еще сидели за столом, слушая пение менестрелей, во дворе раздался топот копыт. Это прискакал гонец.

Надеясь, что он принес известие о смерти Ричарда, Джон выбежал во двор. Всадник был с ног до головы в грязи: он скакал во весь опор, не разбирая дороги, спеша поскорее домчаться до своего господина.

— Ну, говори! Что случилось?

— Я привез известия о короле, милорд, — еле переводя дух, промолвил гонец. — Он покинул Сицилию, заключив пакт с узурпатором Танкредом.

Джон помрачнел.

— Стало быть, он до сих пор жив.

— Да, милорд, — кивнул гонец. — И дело плохо.

— Как? Что такое? — воскликнул Джон.

Гонец струхнул. Попадешься еще под горячую руку… А принц, конечно, рассвирепеет, услышав дурную весть… Но ничего не попишешь, говорить придется…

Он зажмурился и выпалил:

— Король пообещал принцу Артуру Бретанскому дочь Танкреда. Это входит в условия договора.

— Артуру?! — не своим голосом завопил Джон.

— Ему самому, милорд.

— Проклятый Ричард! Выходит, он хочет сделать Артура наследником престола?

— Похоже на то, милорд, потому что Танкред с превеликой радостью принял его предложение.

Лицо Джона исказилось от ярости.

— С вашего позволения, милорд, я вас покину, — гонец с поклоном быстренько попятился.

Но Джон его уже не видел. Грозно насупившись, он обдумывал услышанное.

Значит, Ричард прочит Артура, сына Джеффри, в наследники престола…

— Нет! Нет! Нет! — дико заорал Джон.

Но быстро опомнился и зловеще усмехнулся. Ничего подобного! Не бывать Артуру английским королем. Он еще ребенок, да и в Англии никогда не был. Народ его не примет!

Но, Господи, как же Джон ненавидел брата за попытку отнять у него корону!

Хотя… вдруг англичане скажут, что у Артура больше прав на престол? Ведь Джеффри был старшим братом, а Артур — его сын… Нет-нет, это все глупости! Такого просто не может быть. И не будет! Он, Джон, об этом позаботится.

Пожалуй, стоит захватить власть сейчас, пока Ричард еще жив. Надо хорошенько все обдумать…

Да, на сей раз Джону было явно не до Хадвизы. Помучить жену — это все мелкие пакости. У него теперь более важные заботы!

— Мы уезжаем! — крикнул он слугам. — Меня ждут важные дела. Я не могу задерживаться здесь более.

Хадвиза взобралась на высокую башню и с радостью смотрела вслед всадникам, благословляя гонца, из-за которого муж мгновенно позабыл про ее существование.

* * *

Вильям Лонгчемп был умен и прекрасно понимал, что его самый опасный враг — принц Джон и что рано или поздно из искры его ненависти разгорится страшный пожар.

Однако Лонгчемп верил, что он еще долго сможет справляться с принцем, поскольку тот был, несмотря на свою гневливость и буйство, человеком безвольным и слабым. Не будь Джон сыном короля, он прозябал бы полным ничтожеством. В отличие от него Лонгчемп выбился в люди благодаря своему упорству и талантам. Его бабка с дедом были беглыми рабами, бежавшими из Франции. Поселившись в деревушке Лонгчемп, они всю жизнь таились в безвестности, мечтая лишь о том, чтобы их не обнаружили.

Однако их внук уже не собирался оставаться в тени. Природа обделила его красотой, но зато наградила недюжинным умом. А каждый здравомыслящий человек понимает, что ум гораздо важнее, чем внешность! В детстве Лонгчемп, конечно, хотел подрасти, но вскоре понял, что этой мечте сбыться не суждено. Недоброжелатели даже называли его «безобразным карликом». На самом деле карликом он не был, но ростом явно не вышел, да и голова у него была слишком большой. Казалось, создавая его, природа решила зло подшутить. Поэтому подбородок у Лонгчемпа получился скошенный, а живот, наоборот, выпяченный. Одна нога была немного короче другой, и при ходьбе он прихрамывал.

Зато ум у урода был удивительно живой, а главное, Лонгчемп рано понял, что далеко пойдет, ежели будет его развивать. Поэтому он прилежно учился, всегда держал ухо востро и подлаживался к тем, кто мог оказаться ему полезным.

Потом судьба ему улыбнулась: приехав в Аквитанию, он был замечен Ричардом. Трудно себе представить более разных людей. Ослепительно прекрасный, богоподобный юноша, от природы наделенный чувством собственного достоинства и изяществом манер, — человек, который, по мнению многих, был рожден, чтобы властвовать, — вдруг сделал своим слугой какого-то жалкого урода! Впрочем, вполне может быть, что Ричарда привлек именно этот вопиющий контраст. Но как бы там ни было, вскоре он убедился в блестящих умственных способностях нового слуги, и постепенно тот стал доверенным лицом своего господина.

И доверие это было столь велико, что, собравшись в крестовый поход, английский король решил назначить Лонгчемпа своим канцлером и поручить ему совместно с Хью Пьюси, епископом Дургемским, временное управление государством.

И Лонгчемп был намерен оправдать доверие Ричарда, а также укрепить свое положение и приумножить богатство. То-то будут ему завидовать все, кто раньше задирал перед ним нос и называл невеждой! Вскоре после отъезда Ричарда Лонгчемп поссорился с Хью Пьюси. Оба были страшно честолюбивы и считали, что один другого подсиживает. Однако хитрый Лонгчемп всегда оказывался на шаг впереди Пьюси и быстро обыграл епископа: засадил его в тюрьму, а потом выпустил на свободу в обмен на пост и приличное вознаграждение. В результате Лонгчемп добился единоличной власти, и теперь бразды правления Англией находились в его руках.

Народ, конечно, ненавидел Лонгчемпа. И неудивительно — ведь тот был выходцем из Нормандии и установил у себя дома чуждые обычаи. Кроме того, Лонгчемп любил роскошь. Что опять-таки было вполне естественно для человека, которого в детстве не обходили презрением. Такие люди, получив возможность, постоянно демонстрируют окружающим свое богатство и могущество.

Полюбуйтесь, как меня любит король, казалось, говорил Лонгчемп каждым своим жестом.

И чем больше он выкаблучивался, тем больше его ненавидели. Он же платил англичанам ответной ненавистью и всячески унижал их. Ловкий царедворец не был знатоком человеческих душ. Пресмыкаясь перед Ричардом, он не стремился завоевать расположение остальных, забывая о том, что Ричард далеко, а враги рядом.

Крестовый поход требовал много денег. Причем беспрерывно. И если Лонгчемп хотел услужить своему господину, он должен был собирать налоги. Что он исправно и делал. И, вот уж ирония судьбы, англичане винили в этом не короля, на чьи затеи уходили собранные деньги, а канцлера, который лишь неукоснительно выполнял волю короля.

Уже вся Англия роптала на нормандского выскочку. Он и ничтожество, и одевается, как король, и ездит повсюду с такой помпой, что противно смотреть… Когда Лонгчемп останавливался во время поездок по стране в монастырях (он же был не только канцлером, но и епископом), монахи роптали, что его свита за несколько дней съедает их многомесячные припасы.

Лонгчемп знал, что англичане презирают его за низкое происхождение, и окружал себя стеной высокомерия. Он даже требовал, чтобы слуги становились перед ним на колени! Это стало предметом обсуждения по всей стране. Все англичане сходились во мнении, что наглость канцлера не знает границ. Сам король и тот держится скромнее!

Как и следовало ожидать, враги позаботились о том, чтобы король услышал о растущей неприязни англичан к Лонгчемпу. Королева Альенор заволновалась и, встретившись с Ричардом на Сицилии, посоветовала ему послать в Англию Вальтера Кутанса, архиепископа Руанского, чтобы тот якобы помогал Лонгчемпу править, а на самом деле присматривал за ним, и если канцлер станет совсем уж неугоден англичанам, отобрал бы у него бразды правления.