Айя Субботина - Сердце Пандоры

Но утром, когда вижу в окно, как Адам уезжает на работу, я иду в его комнату.

Я видела, как он пил таблетки. Всего пару раз, и это было еще до рождения Доминика.

Если они в комнате — я их найду.

Я в нерешительности застываю на пороге, вдруг понимая, что хоть мы и женаты уже почти год, за все время я была в его комнате всего несколько раз. Да и то ночью, как воришка. Сейчас, при свете дня, все здесь кажется совершенно незнакомым. Тот же шкаф, тот же письменный стол, кровать и тумбочки, и даже ноутбук лежит на том же месте.

Тихонько прикрываю за собой дверь и, стараясь не поддаваться соблазну, как кошка, покачаться на его постели, еще раз окидываю комнату придирчивым взглядом. На видных местах нет никаких пузырьков и характерных коробочек с лекарствами, но это же Адам — он аккуратист и всегда очень внимателен к деталям.

Прикусываю палец, сосредотачиваюсь. Куда бы спрятала лекарства я? Письменный стол? В тумбочке только несколько ручек и механических простых карандашей. В прикроватных тумбочках вообще ничего.

На самом деле, даже если комната размером со всю площадь малогабаритной квартиры, в ней не так много мест, куда можно положить лекарства, потому что они должны быть под рукой и не бросаться в глаза приходящим сотрудникам клининговых сервисов. Сомневаюсь, чтобы Адам, который ревностно бережет от журналистов нашу семейную жизнь, вдруг не подумал о том, что из пары таблеток на его прикроватной тумбе могут раздуть сенсацию века.

Думай, Полина, думай. Куда бы ты спрятала чертовы таблетки, если бы не хотела пропустить прием, но и не попасться на глаза?

От очевидности ответа хочется треснуть себя по лбу. Конечно же, ванна.

У Адама и здесь порядок: бритва сохнет на специальной стойке, зубная паста выдавлена не посредине, а с конца вверх, три полотенца висят «лесенкой» на сушке. Я открываю ящик с зеркальной дверцей и сразу замечаю пару характерных пластиковых пузырьков, а еще наполовину пустую пластинку с желатиновыми капсулами. То, что в одной из баночек — это сильные обезболивающие. От него мозги превращаются в кашу и кажется, что можно бежать олимпиаду на сломанных ногах.

Черт.

Я сжимаю пальцы так сильно, что срез пластиковой крышки врезается в ладонь.

Проклятые таблетки. Сколько времени прошло, а я до сих пор помню, что горчат на языке, если не запить с первого раза. Хочется выбросить их в унитаз и смыть вместе с погаными воспоминаниями. Не сразу даже понимаю, что со щелчком открываю крышку и зачем-то вытряхиваю на ладонь пару пухлых кругляшей. Это точно те самые таблетки, хотя если бы я ошиблась, это могло бы дать надежду на исцеление памяти.

Ставлю пузырек на место, беру другой — название мне незнакомо, как и название капсул в полупустой пластинке. Я фотографирую их телефоном, убираю все на место и выхожу из комнаты, напоследок проверив, чтобы не осталось следов моего вторжения. По крайней мере видимых.

К счастью, Доминик продолжает безмятежно спать, и я сажусь за компьютер, вбиваю в поисковик сперва одно, потом другое название. С таблетками в пузырьке все очень непонятно: какой-то поднимающий иммунитет дорогущий препарат. Отсылки ведут на онлайн аптеки, и только на второй странице я нахожу медицинский форум. На автомате нажимаю ссылку на тему с обсуждением, избирательно читаю комментарии и не сразу, но до меня доходит, что тут ведут обсуждение по поводу препарата для повышения иммунитета при опухолях.

При опухолях.

Я цепенею и даже не могу разжать пальцы, потому что они намертво вросли в пластик компьютерной мыши. Смотрю выше, на название подфорума, и меня лихорадит, словно на голову упал ледяной клин. Онкология.

Сколько бы раз я не жмурилась, сколько бы раз не пыталась сделать вид, что это просто единичный случай, а на самом деле тут обсуждают что-то другое, форум не хочет менять свое название только по моему хотению.

Когда открываю вкладку со вторым названием, уже знаю, что ничего хорошего там не будет, но как дура продолжаю верить, что случится чудо — и это просто сбой поисковых систем. Но чуда, конечно же, не происходит. Я не врач, не разбираюсь в сложных словах и не понимаю, зачем к половине инструкций лепить рисунки сложных химических формул. Как ненормальная продолжаю насиловать гугл, и он сдается — подкидывает сайт клиники, какие-то вопросы и ответы, из которых ясно, что эти капсулы что-то там блокируют в голове. Что-то, чего там быть не должно.

Дрожащими руками, не попадая пальцами по клавишам, набираю запрос: «симптомы опухоли головного мозга». И на этот раз попадаю «в яблочко»: тошнота, головные боли, расстройства зрения и вкуса, фантомные вкусовые ощущения, эпилепсии, расстройства моторики…

Захлопываю крышку ноутбука так сильно, что сама же вздрагиваю от хлопка. И еще долго тупо таращусь в стол прямо перед собой. Даже не могу моргнуть, не могу вздохнуть и выдохнуть. Какой-то паралич, от которого я перестаю ощущать себя живым человеком, а превращаюсь в гвоздь, по шляпке которого только что ударили кувалдой. Ударили — и забыли убрать, потому что я медленно и неумолимо сгибаюсь, собираюсь в себя, как улитка.

Опухоль.

Головные боли и тошнота.

На плече оживает фантомная память о его дрожащих пальцах. Слух подкидывает вчерашний болезненный стон, и мне хочется врезать себе так сильно, чтобы от удара получилось вылететь в прошлое. Зачем я вышла из ванной? Почему позволила Адаму остаться один на один с этой дрянью?

Я упираюсь ладонями в ноутбук и медленно толкаю его к краю. Смотрю, как он падает на пол. И все жду, что над куском полированного алюминия возникнет светящая панель, на которой будет написано что-то футуристическое, вроде, «очистка данных завершена» или «вредоносная программа «опухоль» заблокирована». Но… не в этой реальности.

В кармане вибрирует телефон. До меня не сразу доходит, почему я ничего не вижу, кроме размытого цветного пятна. Включаю и выключаю экран, и только с третьей попытки, когда на стекло падает влажная капля, понимаю: я снова реву. Беззвучно, без единого скрипа зубами, без желания ломать и крушить несправедливый мир. Наверное, так плакала бы подыхающая сука на цепи, которую хозяева забыли после переезда. Хочется просто выждать момент, когда, наконец, перестанет болеть, чтобы вздохнуть, но боль поднимается по нарастающей, словно металлический шарик внутри сложного лабиринта игрового автомата.

На экране висит напоминание о том, что через месяц у Адама День рождения. Не знаю, зачем его сделала, потому что прекрасно об этом помню. В приписке к событию моя же заметка: «Согласовать время с секретарем, забронировать «окно».

И слезы мгновенно высыхают, потому что если кто и знает, где он бывает и зачем — то только она. Кто-то выписал Адаму эти лекарства, значит, он как минимум наблюдается у врача. И его правая рука обязана знать у какого, где и даже номер личного телефона.

У меня есть хороший повод для звонка. У нее немного скрипучий голос, но зато огромное понимание того, как нужно разговаривать с женой босса, даже если она беспокоит в вечер воскресенья. Я вежливо в двух словах говорю, что собираюсь устроить Адаму домашнюю вечеринку-сюрприз и вообще превратить в праздник каждый час дня его тридцатисемилетия и, само собой, без согласования с ней его личного графика мне это ни за что не сделать. И самое главное — это должен быть мега-подарок, и я даже подходить к мужу не буду с полунамеками, чтобы не пустить все насмарку.

Она соглашается со мной встретиться, спрашивает где и когда, но я взамен прошу надиктовать мне адрес.

Из дома выхожу около семи вечера. Адам приехал пол часа назад, и мы пересекаемся на крыльце, где он вычесывает Ватсона. Несколько секунд смотрим друг на друга, и я все жду, когда он перестанет видеть во мне свою бестолковую покупку и попробует хоть на полногтя мне довериться, но вместо этого слышу только сухое и до боли безразличное:

— Хорошо выглядишь, Полина.

В джинсах, футболке и балетках? С пучком на затылке?

Понятия не имею как, но проглатываю смешок.

— Как ты себя чувствуешь? — спрашиваю в свою очередь.

«Пожалуйста, скажи мне. Просто скажи, что ты болен — я ведь здесь, совсем рядом…»

— Все в порядке.

Он закрыт, собран, холоден. Тот самый Адам, которого я видела рядом те три года, что он был возле моей сестры. Тот самый Адам, которого, я думала, я знаю. Но так получается, что о куске болезненной чужеродной ткани в его голове я теперь знаю больше, чем о нем самом.

— Мне нужно кое с кем встретится. Присмотришь за Додо?

Адам просто кивает. И просто поворачивается ко мне спиной. Широкой крепкой спиной с выпуклыми проработанными «крыльями», выразительным желобом позвоночника. Я задерживаюсь всего на секунду: мысленно прижимаюсь к ней разгоряченным лбом и ладонями.

Пусть я маленькая грязная Полина.

Пусть я не заслуживаю ничего, кроме украденных поцелуев.

Пусть я последняя женщина на свете, которую он пустит в свою постель.

Но он — мой муж. И я имею право украсть то его обещание, но уже для себя самой: «Я смогу тебя защитить, Адам, всегда и ото всех».

Его секретарша встречает меня накрытым столиком в гостиной и пытается сделать вид, что мой визит ее не настораживает. На всякий случай отпускаю едкую шуточку, успела ли она отзвониться Адаму, доложить, что его ненормальная жена собирается устроить еще более ненормальный сюрприз. Секретарша так энергично мотает головой, что либо она первоклассная актриса, либо действительно отнеслась с пониманием к моей просьбе сохранить мой визит в тайне от Адама.

— Какого врача посещает Адам? — спрашиваю в лоб, нарочно игнорируя ее попытки устроить душевное чаепитие. — Ты с ним все время, ты составляешь графики его визитов. Он поручал тебе найти врача, больницу?