Чем дольше она слушала, тем отчетливее различала голоса. Теперь она поставила перед собой задачу научиться различить каждого из говорящих. Эта игра помогала не думать о том, что ее ждет. Вскоре Эйлин поняла, что в логове собрались не четыре человека, а намного больше. В конце концов ей удалось различить голоса десяти человек, и все они были весьма многословны.

Эйлин хотелось, чтобы они говорили более ясно, и все же среди всех голосов выделялся один. Он… ласкал слух. Завораживал. Этот человек мог оказаться кем угодно, но его голос… Она назвала бы его скорее гипнотическим оружием, чем просто средством общения.

Глубокий, певучий, с интонациями скорее французскими, чем английскими. Несколько раз Эйлин приходилось моргать, чтобы стряхнуть с себя его магнетический эффект и сосредоточиться на том, что говорили другие бандиты.

После довольно длительного обмена приветствиями они перешли к обсуждению своих дел. Очевидно, что одна группа работорговцев была послана в поселение, чтобы забрать у человека по имени Уинтер очередную партию каких-то особенных товаров. Но главным образом речь шла о том, что заказчику, покупавшему у них рабов, требовалось больше здоровых мужчин. Однако из их замечаний Эйлин поняла, что работорговцам запрещалось похищать первых попавшихся под руку европейцев. Их жертвы подлежали тщательному отбору. И, несмотря на любые временные трудности, приказ, который они намеревались выполнить, требовал от них мужчин, а не женщин или детей.

Потом тон мужских голосов изменился, и Эйлин поняла, что работорговцы говорят о ней. Вскоре Эйлин открыла для себя, что можно одновременно вспыхнуть и похолодеть. Грубые шутки звучали грубо независимо от диалекта или акцента.

Она сидела не шелохнувшись, едва дыша, и чувствовала себя как слепой кролик, запертый в комнате с десятком волков. Напряжение росло в ожидании, что в любой момент ее могут коснуться жадные руки…

Тем не менее никто из мужчин даже не приблизился к ней.

Несколько раз Эйлин слышала, как, говоря о ней, разные голоса произносили одно имя. Дюбуа. Проглотив комок страха, стоявший в горле, она снова вслушалась в разговор бандитов. Насколько ей удалось разобрать, тому, что ее не трогали, Эйлин была обязана Дюбуа. Вернее, тому влиянию, которое он имел на работорговцев. Избавившись от одной из причин своего страха, она почувствовала себя немного лучше.

Кто он такой, этот Дюбуа? Заказчик? Или посредник, действующий в интересах заказчика? А может быть, он истинный главарь работорговцев?

Судя по тому, как говорили о нем мужчины, Эйлин решила, что последнее маловероятно. Она продолжала слушать, но внимание мужчин переключилось на другое. Теперь они обсуждали, стоит ли идти в джунгли с ней или подождать, когда они похитят кого-нибудь еще. Эйлин так и не узнала, чем закончилось обсуждение, потому что работорговцы перешли в другую комнату, а сквозь стену она ничего не слышала, кроме невнятного гула голосов. Теперь Эйлин уже не могла занять себя чем-то полезным. Оставалось лишь думать о своей судьбе. О своей, вероятнее всего, уже определившейся участи.

Эйлин сделала попытку примириться с ней, постаралась унять страх перед тем, чему суждено было произойти в самое ближайшее время. Но как она ни старалась быть рассудительной, она не могла свыкнуться с мыслью о том, что ее, как пленницу, уведут в джунгли. Какая-то упрямая, неподдающаяся часть ее существа продолжала бунтовать, настаивая, что вопреки всем доводам логики должен быть какой-то способ освободиться.

Единственное, что Эйлин приходилось признать, так это то, что последующие часы – или минуты – до того момента, когда похитители выведут ее за пределы поселения, способны коренным образом изменить ход ее жизни и эти изменения, весьма вероятно, будут необратимы. Перед лицом такой перспективы Эйлин почувствовала, что предпочла бы и дальше сидеть здесь взаперти.

Она не могла заставить себя не думать о худшем. Эйлин охватило жгучее сожаление. Ей вспомнились родители, братья… но ярче всех перед ее мысленным взором встал один образ…

До сих пор Эйлин не сознавала, что Роберт Фробишер так глубоко врезался в ее сознание. И все же больше всего она сожалела о том, что ей даже не представилось шанса отдаться тому нежданному, ни с чем не сравнимому влечению, которое вспыхнуло между ними. Даже несмотря на то, что Эйлин не позволяла себе толком разобраться в нем, она сознавала, что этот шанс единственный в своем роде, шанс, который не упустила ни одна женщина в здравом уме.

Для такой женщины, как она, такая связь, как эта, с таким человеком, как он… Это был вызов самой высшей пробы. Упустить такой шанс… она не могла бы считать это ничем иным, как своего рода поражением, даже если это не ее вина.

Злость вспыхнула внутри жарким пламенем, способным поспорить с ледяным холодом страха.

Из-за этих работорговцев, из-за того, что какие-то неведомые ей люди развернули здесь свой грязный бизнес – несомненно, с целью обогащения, – она должна упустить самый невероятный, самый важный вызов в своей жизни. Она вынуждена проиграть, потому что у нее не будет шанса принять этот вызов.

Эйлин пронзила острая боль. Она уцепилась за свою злость, давая ей окрепнуть. Пусть так. Это лучше, чем страх.

Внезапно голоса мужчин изменились, их фразы стали более быстрыми, более резкими, больше похожими на команды. Их выкрикивали несколько голосов, которые она уже слышала раньше, но среди них не было того удивительного голоса.

Потом Эйлин услышала звук тяжелых шагов. Они приближались. Один из мужчин наклонился над ней, она чувствовала его запах даже сквозь черный мешок и парусину, которой была обернута ее голова. Он взял в руки ее ридикюль, и Эйлин замерла. Но он просто засунул его под ткань. Потом другой человек – она подумала, что это, наверно, тот самый громила, что притащил ее сюда, – схватил ее за плечи, без малейшего усилия поднял в воздух и снова бросил к себе на плечо.

Эйлин не пыталась бороться, просто позволила своему телу безвольно лежать на плече громилы. Какой смысл набивать лишние синяки?

Покачиваясь с каждым шагом мужчины, она пыталась определить, куда ее несут. Мужчины вышли не из той двери, через которую ее вносили сюда, а из другой, видимо задней двери. Через несколько ярдов шаг громилы стал шире. Теперь он шел по какой-то очень узкой улочке, Эйлин ощущала близость стен по обеим сторонам.

Работорговцы выносили ее из поселения. Оставалось надеяться, что, по крайней мере, теперь Фробишер и его люди все видели и будут следить за ними до самого лагеря работорговцев. Хотя бы его миссия будет выполнена.

Внутри снова вскипела злость, заливая Эйлин жаркой волной так, что даже кончики ее ушей вспыхнули.

Если судьба, рок или какой-нибудь бог услышит ее и соблаговолит дать ей еще один шанс прожить свою жизнь, как она могла бы прожить, – как должна была прожить, – она клянется, что не упустит этот шанс, а схватится за него обеими руками.


Прошло почти четыре часа с тех пор, как работорговцы принесли в свое логово Эйлин.

Спрятавшись в густой тени, которую отбрасывали дома на улочке, проходившей за домом работорговцев, Роберт старался не думать о том, что могло происходить внутри этого ветхого жилища.

Коулман – самый быстроногий из них и наименее грозный с виду – подобрался ближе к боковой двери в логово работорговцев и уже какое-то время топтался там. Он сообщил, что мужчины в доме разговаривают и, похоже, играют в карты и что никаких криков и звуков борьбы не слышно.

Роберт молился, чтобы это означало, что с Эйлин все в порядке. Одна мысль о том, что могло произойти…

Он мысленно выругался и постарался отвлечься от этих мыслей, доводивших его до безумия и не позволявших сосредоточиться, что было совершенно необходимо, чтобы спасти ее и сделать так, чтобы она не пострадала.

Все последние часы были потрачены, чтобы выработать план действий и подготовиться к его выполнению. Пока в логове находилось десять человек, вопрос о штурме даже не возникал. Независимо от того, сможет ли он со своей командой одолеть десятерых, риск для Эйлин, которая сидела там завернутая в тряпку и связанная по рукам и ногам, был слишком велик. Пока ее со всех сторон окружали работорговцы, его руки тоже были связаны.

Другое дело, когда злодеи вынесут ее из дома. Узкие улочки трущоб не позволяли идти рядом даже двоим плечистым мужчинам. Если работорговцы вытянутся в затылок, то появлялся шанс снять охрану и забрать Эйлин.

Его люди рассредоточились поблизости. Бенсон, Фуллер и Коулман, как и сам Роберт, наблюдали за задними дверями дома. Харрис продолжал следить за передней дверью. Но поскольку улочка, подходившая к передней двери, вела вверх по склону холма и дальше к центру поселения, то, если негодяи собирались этой же ночью отнести Эйлин в джунгли, Роберт, вероятнее всего, мог ожидать, что они выйдут через одну из задних дверей.

Его люди знали план, который детально разработали вместе с Робертом. Он вместе с Харрисом возвращается на постоялый двор, чтобы собрать свои вещи, отнести их на пристань, откуда их на шлюпке переправят на «Трайдент». Как только им удастся забрать Эйлин, они уже не смогут оставаться на берегу. О ее багаже они позаботятся позже.

У постоялого двора его ждал Дейв. Кучер в волнении ходил взад и вперед. Он буквально набросился на Роберта с известием о том, что не обнаружил Эйлин возле церкви Ундото, где она должна была его дожидаться. Рассказ Дейва восполнил некоторые недостающие детали в картине произошедшего. Роберт успокоил старого кучера, заверив его, что они собираются освободить Эйлин. Чтобы у того не возникло сомнений, что с Эйлин все будет в порядке и, возможно, им даже снова понадобятся его услуги, он договорился с Дейвом, чтобы на следующее утро тот ждал возле постоялого двора.

Немного успокоившись, Дейв помог погрузить в экипаж их вещи и отвез их в ту сторону гавани, откуда они могли подать сигнал шлюпке с «Трайдента».