«Это ты? – спросила у своего сердца. – Ну, ответь же мне. Если ты, то отзовись. Я готова тебя выслушать. Зачем ты приходишь? Что ты хочешь от меня? Не знаю, как реагировать на твое присутствие в моей жизни, не представляю, кто ты, как тебя зовут. Наверное, ты не планировала умирать? Каждый из нас мечтает о чем-то, у каждого куча недоделанных дел, целей, идей. Прости, но я не виновата, что мне отдали то, что принадлежало тебе, понимаешь? И нам двоим будет тесно в одном теле. Если ты хочешь что-то сказать, то я готова выслушать. Если у тебя есть просьба…»

И тут раздался душераздирающий крик. Откуда-то издалека. Прямо рев раненого зверя, надрывный, срывающийся на хрип. Нормальный человек включил бы свет во всем доме, закрылся на три засова и позвонил в полицию. Но я, измученная кошмарами и галлюцинациями, сделала первое, что пришло в голову: метнулась к двери, распахнула ее и выбежала прямо на улицу.

Влажный воздух ударил в ноздри. Со всех сторон на меня обрушились звуки сонной природы: шум трав в поле, шелест ветвей, пение ночных птиц, трескотня насекомых.

– Эй, – сглотнула, тяжело дыша, – кто здесь?

И долина отозвалась встречным дуновением ветра.

– Эй, вы слышите меня?

Стон повторился, и, черт меня подери, я не могла понять, с какой стороны. Казалось, что беспокойные звуки доносились теперь отовсюду, то усиливаясь, то затихая. Я начала метаться по двору, то и дело запинаясь и едва не падая. Почти ничего не видя, в одних носках по камням и траве бродила, обходя дом со всех сторон. Вглядывалась в очертания двора в лунном свете, потом догадалась и достала телефон, принялась светить им перед собой, включив функцию фонарика.

Мне не могло показаться. Это было реальностью. Какой-то едва различимый носовой звук: стенание или крик немого. Не слева, не справа, отовсюду, будто из недр земли. Обойдя дом по периметру, я снова крикнула, не боясь разбудить соседей:

– Кто здесь?

Но в ответ раздалась музыка. Та самая, которая не давала мне покоя пару месяцев. От неожиданности я повалилась прямо на траву и в ужасе закрыла уши. Невозможно. Боже, когда она оставит меня в покое?

«Что? Что ты хочешь от меня?!»

Трудно избавиться от музыки, которая звучит у тебя в голове, просто заткнув уши ладонями. Так не бывает. Это не работает. Мелодия продолжала усиливаться, и я угадывала каждую следующую ноту – знала ее наизусть.

– Черт! – всхлипнув, ударила кулаком по земле.

И поползла, страшась темноты и таившейся в ней опасности, на корточках к дому.

– Пожалуйста, прекрати. Пожалуйста, хватит! – кричала, забегая внутрь.

Захлопнула дверь и навалилась на нее спиной. Телефон был влажным от росы, как и моя одежда, испачканная в травинках и песке. Я стояла, дыша тяжело и часто, и мечтала только об одном – чтобы этот ужас прекратился и больше не возвращался в мою жизнь никогда.

«Лучше сдаться психиатру, пусть выпишет волшебных таблеток. Тогда мне не придется слышать тебя».

Но мелодия не собиралась оставлять меня в покое. Она заполнила собой комнату, гремела под потолком, кружила по полу, ударялась о стены. У меня от страха тряслись поджилки, спина обливалась ледяным потом.

Метнувшись, попыталась включить верхний свет, но ничего не получилось. Комната по-прежнему освещалась ночником, и моя собственная тень, скользящая по стене, навевала не меньше ужаса, чем зловещая музыка.

– Эмили… – позвал кто-то, едва в голове промелькнула мысль: бежать прочь и стучаться в двери соседних домов.

Звук доносился откуда-то из гостевой комнаты. Я покосилась на темнеющий прямоугольник двери, но так и не решилась шагнуть туда. Я словно приросла к полу.

«Просто показалось. Это не может быть реальным. Просто побочные действия лекарств. Сейчас я вдохну, выдохну, и все прекратится».

– Эмили…

Я вскрикнула и зажала рот обеими руками. Ни за что не отойду от единственного источника света и не ступлю туда, где темно. Но стоило только подумать об этом, как лампочка в светильнике несколько раз моргнула и погасла. Комната погрузилась во мрак. Нащупав дрожащей рукой нужную кнопку, я попыталась оживить телефон. Экран вспыхнул, но слушаться моих влажных пальцев сенсорный экран напрочь отказывался. Сотрясаясь в попытках разблокировать его, мне приходилось слушать чертову мелодию.

– Хватит! Перестань! Перестань! – заорала я, вжимаясь в каминную полку и испуганно оглядываясь по сторонам. – Пожалуйста… – уже слезно.

– Эмили… – донеслось из-за закрытой двери гостевой комнаты.

– Черт… – стерев ладонями пот со лба, я на негнущихся ногах направилась туда.

Дисплей телефона то и дело гас, погружая меня в кромешную тьму. Но пальцы от страха снова давили на кнопку, и я смогла освещать себе путь хотя бы на пару секунд. Этого было достаточно, чтобы сделать несколько шагов и убедиться, что никто не выскочит на меня из темноты. Замерла у нужной двери, пытаясь унять встревоженное сердце, протянула руку и медленно повернула ручку. Та на удивление подалась легко: щелчок, и створка со скрипом отворилась вовнутрь.

Музыка прекратилась. Полнейшая тишина пугала меня еще сильнее. Вытянув телефон перед собой, я осмотрелась. В луче света мелькнули шкафы и коробки, уложенные друг на друга, и целые галактики пыли, взметнувшиеся в воздух от движения двери. Среди хлама, явно в спешке нагроможденного вдоль стен, выделялся большой светлый предмет. Прямоугольный. И от взгляда на него сердце сжалось до боли. И меня неумолимо, почти неистово, будто какими-то неведомыми силами, потянуло к нему.

Это был рояль.

-26-

Облупившаяся местами краска, потертые матовые поверхности, элегантная форма. Он был белым и довольно старым. Смотрелся инопланетянином посреди кучи хлама, наваленного в комнате. Большим и громоздким.

Не успела приблизиться, руки сами потянулись к нему. Сунув телефон в карман пижамных штанов, я подтянула к себе круглый стульчик и опустилась на него. Лунного света, что попадал из окна, было недостаточно, чтобы как следует рассмотреть инструмент, но пальцы, словно повинуясь чьему-то настойчивому зову, уже нащупали и сняли крышку. Клавиши на ощупь казались твердыми и прохладными, но стоило чуть надавить – становились податливыми и мягкими. Нажала на одну, и та легонько провалилась, наполнив помещение пронзительным звуком.

«Нет, нет, нет».

Меня затрясло еще сильнее: руки парили над гладью клавиш, извлекая из рояля проклятую мелодию. Никогда в жизни я не играла ни на одном инструменте, не разбиралась в нотах, не знала, как и из чего строится мелодия. Господи, да у меня даже слуха не было! А теперь пальцы привычно касались инструмента, быстро перемещались по нему в, казалось бы, хаотичном порядке, но комната наполнялась самой настоящей музыкой. Которую играла я. Сама. И слезы, застилая глаза, текли сами собой.

«Что это? Почему я знала каждую ноту? Нет, не знала – помнила. Иначе бы руки не летали над клавишами так свободно и непринужденно».

Ноги касались педалей, плечи подергивались в напряжении, следуя за движениями рук, голова бессознательно кивала в такт. От непонимания, как такое возможно, становилось дико и страшно. Но я продолжала играть, просто не могла остановиться. Музыке, создаваемой столь величественным инструментом, не хватало места в маленькой комнате. Она взрывалась сумасшедшим потоком, билась о стены и вытекала наружу оглушающим океаном из нот. Огромным цунами, сметающим все на своем пути. Многотонной волной, смесью изумления, страха и ужаса – моих собственных и того, кто был заперт в моем теле.

Все оборвалось резко. Исчезли комната, музыка, рояль. Остались лишь темнота и чувство невесомости. Я падала. Но не резко, а медленно опускаясь ниже и ниже. Плавно, точно в замедленной съемке. А свет… он оставался там, наверху, куда был направлен мой взгляд. Проникал, как сквозь толщу дрожащей воды, расходясь рябью и преломляясь под разными углами. Там был чей-то силуэт, но не было возможности определить, чей.

Я хотела что-то сказать. Крикнуть. Позвать на помощь. Но боль, непонятная, сковывающая движения, пронзила стрелой голову. Оглушила. Я дернулась из последних сил и попыталась вдохнуть, но ничего не вышло. Вода… Она наполнила мой рот, нос и ворвалась в дыхательные пути. Паника. Кашель впустил еще только больше воды в горло. И чем отчаяннее я сопротивлялась, тем сильнее кружилась голова от недостатка кислорода.

Вдруг ноги оперлись обо что-то твердое. Дно. Поверхность. Но оттолкнуться не получилось. Не было сил. Ничего не выходило. Плыть не получалось. Пальцы в отчаянии «царапали» толщу воды, метались, расходились в стороны, но мое тело продолжало медленно погружаться на дно. В груди разливалось леденящее чувство животного страха. Неужели все? Меня никто не спасет?

Вода сделалась похожей на стекло. Ни солнца, ни неба наверху. Я, как законсервированная, лежала и смотрела на расплывающуюся картинку. Мелкие-мелкие рисунки. Что-то синее. Под ними пятна, кажется, буквы. Затем перед глазами потемнело, в груди стало жечь. Больше ничего, никаких ощущений. Все замедлилось, как перед самым концом.

Вот и все.

– А-а-а! – вскочила на постели как ошпаренная.

Передо мной была моя комната. На постели – солнечные лучики. На мне – мятая пижама. Судорожно ощупав себя, уставилась на руки, которые еще минуту назад играли на рояле в темной комнате. Пальцы дрожали, но выглядели как обычно. Откинув одеяло, я вскочила, схватила с тумбочки телефон. Проверила – работает. Шесть тридцать утра. Что за ерунда со мной произошла и почему я оказалась у себя в постели на втором этаже дома?

В эту секунду над губой защекотало. Словно что-то горячее скользнуло из носа ко рту. Подняв подбородок выше, коснулась пальцем влаги и поднесла к глазам. Жидкость была прозрачной, значит, не кровь. Но что? И тут я почувствовала в горле привкус воды, легкое жжение и сильно закашлялась. Согнулась пополам, пытаясь вытолкнуть то, чего в моих дыхательных путях не было и быть не могло.