Катажина Грохоля - Сердце в гипсе

– Это группа «Кури», а не какая-то там попса. Они всех пародируют, ты действительно никогда их не слышала? – Улькапоразила меня в тысячу двести пятьдесят восьмой раз или что-то около этого, потому что кивнула мне, зашла в свой дом, вставила компакт в дисковод музыкального центра.

Вы только подумайте, я мечтала немножко побыть в тишине! Через минуту из колонок в зажигательном ритме, точно таком, в каком звучит вся эта музыка, долетел призыв:

Не отвергай меня только потому… что воняет, ах, воняет у меня изо рта.

Не любезничай с моим другом, хотя так убийственно несет у меня изо рта.

Не дискредитируй моей любви, хотя действительно идет вонь у меня изо рта.

Ведь, возможно, со мной ты познаешь блаженство

любви и тебя перестанет смущать эта вонь изо рта.

– У них есть еще отличный текст про яйца, что два яйца – это удвоенное «я», – сообщила Уля. И защебетала себе под нос в такт четыре четверти, довольная собой, как ласточка.

– Откуда ты все это знаешь? – Я не могла прийти в себя от удивления.

– Ну, видишь ли, – ответила Уля, – детьми надо интересоваться.

– У тебя есть минутка? – Раздался телефонный звонок, и я услышала знакомый голос Аги, которая звонит довольно редко, главным образом тогда, когда жизнь дает крен, и ее одолевает грусть, и ей жить не хочется. Времени у меня особенно не было, потому что я как раз намазала бальзамом волосы, – это Ренька мне подсказала, что есть совершенно потрясающие маски для волос е витаминами, которые восстанавливают поврежденные волосы, да и вообще волосы после них становятся длиннее, пышнее и блестят. Пылесос стоял посреди комнаты, а я носилась с тряпкой в руке, пытаясь привести дом и себя в порядок накануне очередной субботы. В придачу меня ждал конец учебного года, Тося наконец-то собиралась представить нам Якуба, и то, что я находилась в состоянии стресса, можно было заметить невооруженным глазом. Конечно, если бы кто-нибудь на меня посмотрел. Но Адасик был на работе…

– Знаешь, звоню тебе, потому что только ты можешь мне дать совет…

Меня погладили по шерстке – и я отложила тряпку и села удобно в кресло. С волос капало. Бальзам понемножку начал стекать мне за ухо.

– Да, конечно, – сказала я, мысленно оправдывая свое бездействие, потому что когда необходимо спасать мир, то я всегда готова, уборка может и подождать. И Адасик придерживается того же мнения.

– Я должна с ним расстаться. Что мне делать? – застонала в трубку моя давнишняя задушевная подруга.

– Что ты должна сделать?

– Расстаться с ним.

– Боже, почему? – Я расположилась поудобнее, потому что явно предстоял долгий разговор.

– Потому что я в полной прострации, не знаю, что мне делать, – грустью повеяло из телефонной трубки. – Он меня совсем не понимает.

– Но в чем конкретно он тебя совсем не понимает? – поинтересовалась я, преисполненная симпатии к ней.

– Он совсем, ну нисколько меня не понимает, ни в одном вопросе! – обиженно объяснила Ага.

– Ты можешь яснее? – Я спрашивала терпеливо, потому что, известное дело, выговорится женщина, и ей станет легче.

Адасик того же мнения и всегда терпеливо ждет, пока я не закончу трепаться по телефону. Ну, почти всегда.

– Что я тебе могу сказать… – Телефонная трубка зарыдала. – Мы просто стали чужими людьми.

– Почему тебе так кажется? – Я старалась, чтобы голос звучал участливо и мягко.

– Мне это вовсе не кажется! Это на самом деле так! – прокричала она мне в ухо.

– Я именно об этом и спрашиваю, почему? – продолжала я настойчиво, преисполненная желания помочь ей в этой тяжелой ситуации, хотя у меня по-прежнему капало с волос.

– Вот именно… почему… я сама все время об этом думаю… – Она простонала в телефон.

– А что случилось? – пыталась я выудить из нее хоть какую-нибудь информацию.

– А разве что-нибудь должно было случиться? – Голос приятельницы резанул меня, как оплеуха. – Просто он меня не понимает!

– А я не понимаю, о чем ты говоришь, – отреагировала я не совсем корректно, чего Адасик не одобрил бы.

– Вот именно. Меня никто не хочет понять. Даже ты. Никто! – прошипела трубка.

– Я пытаюсь тебя понять, – не сдавалась я, черт знает зачем. – Он что-нибудь тебе сделал?

– Конечно! А то бы я тебе звонила?

– Ну что? – крикнула я в отчаянии. – Что он тебе сделал?

И я услышала жалкое:

– Ну, он меня совсем не понимает…

Я подумала, что необходимо набраться терпения и понять, что говорит Ага. Хотя в каком-то отделе мозга трепыхалось убеждение, что все, что бы я ни сказала, обратится против меня. Напрягая все свои мыслительные способности, я пыталась вспомнить начало нашего разговора. С чего она начала? Надо повторить то, что Ага мне сказала, и тогда она поймет, какой я благодарный слушатель. О чем же она говорила? О расставании – припоминаю – она сказала: «Я должна расстаться с ним».

– Так, может быть, ты с ним расстанешься, если тебе так плохо, – промолвила я робко, возвращаясь к началу разговора.

– Ты что! – В голосе Аги сквозил упрек. – Ведь я его люблю!

Она даже не поинтересовалась, как у меня дела, хотя и у меня свои проблемы, мне тоже иной раз кажется, что он меня не понимает. Ага внезапно закончила наш разговор, а я с капающим бальзамом, от которого на кресле осталось чудовищное пятно, потащилась в ванную. Я не настаиваю на том, чтобы все друг друга понимали. Ясное дело, у людей может меняться настроение, и иногда вообще невозможно понять, что с ними происходит. Видно, бальзам на голове подействовал также на мои мозги, потому что меня вдруг осенило. Я не хочу сойти с ума. Я всегда готова прийти на помощь, если пригорела еда, испорчена кастрюля или кто-то кого-то собирается бросить. Или, не дай Бог, хочет чем-то запустить. Извольте, я к вашим услугам. В конце концов за это мне и платят, накоплен опыт. Но ведь Ага не затем звонила, чтобы услышать мой бред. Я смыла бальзам и решила, что плохая из меня подруга. И, высушив волосы, набрала ее номер.

– Ага? – спросила я доверительным тоном.

– Да.

– Я тебе звоню, потому что мы с тобой как-то так поговорили…

– Я думала, ты мне что-нибудь посоветуешь… что мне делать…

– Послушай, – сказала я и сделала глубокий вдох. Я должна была помнить о том, чтобы не завираться, не обманывать, оставаться самой собой. – Я всегда готова тебя выслушать, но я не знаю, как тебе быть, ведь я – не ты. Мне трудно что-либо советовать.

Ну, Адасик гордился бы мной. Тем более что он наверняка предвидел бы, чем закончится разговор. На другом конце провода воцарилась тишина.

– Ага?

Тон моего голоса действительно располагает к доверительным беседам. Я понимала, что ей не нужны никакие мои советы и что я поступила правильно. Надо было ей сразу это сказать.

– Вот уж не думала, что ты окажешься такой бесчувственной подругой и бессердечным человеком, с тобой вообще невозможно говорить. Привет. – Ага положила трубку.

Мне показалось, я услышала вздох облегчения Адасика, который, правда, был на работе.

Сегодня конец учебного года. Уля забежала ко мне засахаром, потому что у нее весь вышел. Я занялась стряпней: приезжают мой отец и моя мать – вместе, хотя живут они порознь. Адам снова уехал, на этот раз в Краков, вернется в воскресенье. А значит, будем праздновать переход Тоси в выпускной класс без него. Почему он так часто уезжает?

– Ты должна радоваться, – сказала Уля, как будто ничего не знает.

– Чему здесь радоваться, – ответила я с грустью. – По французскому тройка, по математике тройка, по химии тройка.

– Да брось ты! – Уля пожала плечами. – Повод для радости всегда можно найти, иначе отобьешь у нее желание учиться.

И ушла к себе.

Тося гордо предъявила свидетельство о переводе в последний класс лицея. Я, бросив на него взгляд, постаралась утешить себя тем, что дочь вообще его получила. Могло быть и хуже. Потом приехали мои родители. Мама извлекла из сумки вареники, к Тосиной бурной радости. Отец тут же потребовал показать свидетельство и зачитал его громко, на весь сад, попутно пытаясь объяснить Тосе, что бы он по какому предмету получил, если бы был на ее месте.

– У твоей мамы тоже была тройка по химии, – ностальгически вспомнил он.

Не надо было ему этого говорить. Тося влетела в кухню, где мы с мамой стояли над шипящей сковородкой.

– У тебя тоже была тройка по химии! – Она бросила обвинение мне в лицо. – Тогда еще не ставили единиц! Значит, ты училась хуже меня.

Ах, если бы Тося знала, сколько я положила сил, чтобы получить эту несчастную тройку по химии, она бы так опрометчиво не накидывалась на меня.

Мама переворачивала вареники на сковороде деревянной лопаткой.

– Я помню, сколько тебе пришлось потрудиться, чтобы получить эту тройку, – проговорила она. – Если бы ты хорошо училась весь год, не пришлось бы последнюю неделю просиживать над учебниками. По правде сказать, у тебя должен был остаться «хвост» на следующий год.

Тося накрыла на стол и позвала дедушку. Мой отец, разумеется, никогда не садится за стол, когда его зовут, а только тогда, когда соизволит сам. Так было всегда. А в тот момент он как раз пытался внушить Сейчасу, что тот должен к нему подойти. Сейчас лежал в саду на столике и не думал подниматься с места. Наконец мы все вместе сели обедать.

– Мне всегда нравились твои вареники, – признался мой папа моей маме.

Так какого черта ты развелся, подумала я, хотя прекрасно знала, что не мое это дело.

– Ты мог бы не разводиться, – ляпнула Тося и подставила тарелку.

Мама молча накладывала вареники.

– Я помню, как твоя мама принесла дневник, да-да, – обратился мой отец к Тосе. – Ей просто чудом удалось сдать химию. Если бы я тогда был на ее месте…

А потом мы уже просто сидели, умирая от обжорства. Во всяком случае, я. И что же я услышала?