— Я бы и не стал этого делать, миссис. Я вам обязан жизнью, причем дважды.

Кэтрин задержала на нем взгляд на секунду дольше, чем требовала ситуация, словно ее спокойные, умные глаза могли угадать его тайны. При этой мысли Джейку стало решительно не по себе, и он прошел мимо нее в комнатушку. Сияющая лампа высветила маленькую кровать и тумбочку у противоположной стены.

Кэтрин хотела было уйти, но остановилась, заметив, что Джейк тоскливо посмотрел на лампу.

— Может, мне оставить свет?

Джейк смотрел несколько секунд на пламя, размышляя, стоит ли сознаваться в своей маленькой слабости. Он вздохнул. Какой смысл еще раз испытывать себя? В последние несколько лет он пытался одолеть свой страх перед темнотой, однако это клеймо войны не пропадало. Он взглянул на Кэтрин и скривил губы в попытке улыбнуться.

— Если не возражаете. Я был бы весьма благодарен.

Кэтрин пожала плечами и протянула ему лампу. Джейк схватился за ручку, и пальцы их соприкоснулись. Вздрогнув от окатившей их при соприкосновении ледяной и огненной волны, он чуть не уронил лампу. Неловко справившись с ней, Джейк посмотрел Кэтрин в лицо. Взгляд ее уже не был спокойным и собранным, он отражал ее душевное смятение. Неужели . она и раньше реагировала так же бурно на прикосновение постороннего человека? Да и он сам, если уж на то пошло?

Соблазн прикоснуться к ней снова был силен, но ему хотелось разобраться получше в тех странных ощущениях, которые она возбуждала в нем. Она не бросилась в страхе из комнаты. Она вообще-то по-прежнему смотрела на него, вновь выглядела спокойно, но в глазах ее было какое-то ожидание, а губы были влажными и слегка приоткрытыми. Взгляд Джейка против воли был прикован к этим губам. Если легкое прикосновение пальцев Кэтрин привело его в такой шок, то что же произойдет, когда он поцелует ее?

Джейку Паркеру хотелось узнать это. Джейк Бэннер не имел на это права. Внезапное воспоминание об этой своей раздвоенности заставило его взять себя в руки и сделать шаг назад. Он в тот же момент понял, что Кэтрин соответствующим образом оценила его отступление. Спина ее напряглась, губы крепко сжались, а цвет глаз из дымчато-серого превратился в туманно-ледяной.

Кэтрин повернулась и пошла к двери. Джейк увидел, как она глубоко вздохнула, и с дрожью вздохнул сам. Нет, иначе нельзя! Они были очень близки к тому, чтобы совершить шаг, о котором бы потом оба сожалели. С этой минуты Джейк должен был остерегаться тех новых, тревожных ощущений, которые пробуждала в нем Кэтрин.

Она подошла к двери, и Джейк успокоился, радуясь тому, что скоро останется один и сможет привычно поразмышлять. Но вместо того чтобы выйти, Кэтрин, к его изумлению, помедлила, повернулась, и при ее словах все его сентиментальные терзания испарились.

— Расскажите мне про Антьетам.

В ее голосе звучало любопытство, однако в глазах сквозила подозрительность. Несмотря на то что Кэтрин оказалась так чувствительна к его прикосновению, она не забыла сделанную им ранее оговорку.

Джейк не допустил, чтобы на лице его отразилось хоть что-то из того, что он почувствовал при неожиданном требовании Кэтрин. Он нарочито медленно прошелся по комнате и поставил лампу на тумбочку. Затем так же медленно он уселся на до-Щатый пол и прислонился к стене. Кэтрин осталась стоять в дверях.

— Про Шарпсберг? А что вы хотите знать про эту мясорубку?

— До этого, когда я пробудила вас от кошмара, вы отчетливо произнесли «Антьетам». Вам не хуже меня известно, что этим названием пользуются только северяне, южане называют то сражение Шарпсбергом.

— Это что, правило такое?

Мозг Джейка судорожно подыскивал какое-нибудь объяснение, которым можно было бы исправить вызванную ночным кошмаром оговорку.

— Нет, но мне кажется, что ваши друзья из числа партизан-конфедератов не стали бы прибегать к названиям сражений, которыми пользуются янки.

— Мы о войне не говорим.

— Почему?

Джейк закрыл глаза, отбиваясь от воспоминаний, которые угрожали захлестнуть его при упоминании об Антьетаме. И сегодня вопли, кровь и смерть были для него так же реальны, как и тогда, когда он лежал на поле брани. Он достаточно насмотрелся на это поле во сне; разговаривать про это наяву было уже ошшком.

— У всех у нас есть страшные истории, о которых мы хотим забыть. Независимо от того, называю ли я это сражение ан… А…

Язык его стал неповоротлив и запнулся на этом слове. Сделав глубокий вдох, он попытался еще раз.

— Независимо от того, называю ли я это Шарпсбергом или… или… нет, воспоминания остаются те же.

Джейк не заметил, как она оказалась рядом. Кэтрин с состраданием прикоснулась к его руке, и он вновь испытал шок, который вернул его к реальности, прежде чем он посмотрел на ее поднятое лицо. Тревога, которую он увидел в глазах Кэтрин, гипнотизировала его.

— Война нас всех изменила, — прошептала она.

Джейк настолько увлекся, пытаясь сгладить свою ошибку, что совсем забыл про акцент. Поскольку Кэтрин не задавала никаких вопросов, ему надо было как следует потрудиться, чтобы поддержать свою легенду. Но при виде сострадания в ее глазах Джейку было так стыдно за свою ложь, что он не мог подобрать слов. К счастью для него, Кэтрин, очевидно, отнесла его продолжительное молчание к последствиям воспоминаний. И считая так, она отчасти была права.

Какой маленькой и невинной выглядела она, стоя рядом с ним, держа его за руку с видимым сочувствием во взгляде. И в то же время в ней чувствовалась скрытая сталь, и это восхищало его. Она была как бы соткана из противоречий — такая крошечная и хрупкая, но вместе с тем способная по-снайперски выстрелить из ружья и не вздрогнуть при отдаче. Несмотря на то что ее руки были изящными и миниатюрными, они были удивительно сильными, и он уже испытывал это. Джейк посмотрел на ее полные губы, слегка приоткрытые сейчас в призывной улыбке. Он решил не прикасаться к ней, решения его всегда были окончательными, но сейчас… Сейчас какая-то сила властно повелевала прильнуть к губам. Губы Джейка горели от желания прикоснуться к ее губам и стереть ненасытным, бесконечным поцелуем воспоминания о ненавистной войне, напоить свою выжженную душу ее учащенным дыханием, смешать его со своим.

Наверное, Кэтрин догадалась о его намерении, потому что глаза ее широко раскрылись от удивления, а рука, покоящаяся на его руке, судорожно сжалась. Она притягивает его к себе? Или отталкивает прочь? Он не мог понять, и неожиданно это стало ему безразлично. Ему необходимо было забыться хотя бы на мгновение в жаркой тайне ее объятий. Прежде чем рассудок вернулся к нему и он остановил себя, голова его склонилась и он прикоснулся своими губами к ее губам.

Глава 5

Пламенеющая стрела его поцелуя будто бы обожгла губы Кэтрин и вонзилась в самое сердце. От неожиданности она отшатнулась и чуть не оступилась. Кэтрин остановилась лишь тогда, когда спина ее уперлась в жесткий дверной косяк. Тут она подняла пальцы, чтобы прикоснуться к горящим губам. В ней еще никогда не загорался такой пожар от прикосновения мужчины. Бьется ли ее сердце так быстро из-за едва ощутимого нежного прикосновения или же из-за неожиданной и восторженной реакции ее тела? Кэтрин смотрела на Джейка, который стоял там же, где она оставила его, и видела, что на лице его отражался тот же огонь, что бушевал и в ее душе.

Кэтрин, медленно пятясь, отступила в дверь и в коридор, чувствуя себя, как пойманный зверь, попавший в ловушку. Ведь, в конце концов, она сейчас наедине с обычным уголовником. Батраки остались ночевать в бараке на дальнем конце ранчо, и Диллон, вероятно, незаметно смылся к ним.

— Я не обижу тебя.

Несмотря на то что голос его был мягким и теплым, как бархат, она вздрогнула.

Она подняла глаза и увидела, что Джейк в непринужденной позе стоит в дверном проеме и лицо его освещает улыбка.

— Я… Я понимаю. Пора спать. Не успеешь заметить, как настанет рассвет, а днем полно работы по дому.

Кэтрин лепетала, как перепуганная школьница, но по какой-то неведомой причине ее это не волновало. Звуки собственного голоса даже придали ей уверенности.

— Можно подумать, что никто никогда не пробовал поцеловать тебя, Кэти.

Кэтрин нахмурилась от непривычного ласкового обращения. Когда Джейк направился к ней, словно желая поцеловать ее еще раз, она быстро отступила и захлопнула дверь перед его лицом. Она осторожно, но быстро нащупала путь к себе наверх, обойдясь без лампы, а в темноте ее преследовал глубокий смех Джейка.

С грохотом захлопнув дверь в комнату, Кэтрин подтащила кресло от своего комода и уткнула жесткой спинкой под круглую ручку двери. Для одного дня сюрпризов с нее было достаточно.

Сквозь открытое окно подул свежий ветерок, и Кэтрин обрадовалась ему. Она сняла платье, сморщив носик оттого, что платье оказалось неприятно влажным и загрубелым — из-за пота и грязи рано начавшегося лета в Миссури. Если бы Мэри не стирала одежду, то как бы она справилась с этим? Кэтрин поразмышляла насчет того, чтобы лечь спать в нижней сорочке, но, посмотрев на дверь, достала белую хлопчатобумажную ночную рубашку и надела ее через голову. Она сбросила туфли, стянула с себя чулки и подвязки, открыв прохладному воздуху горячую кожу. Взяв с комода щетку для волос, она пододвинула кресло-качалку ближе к окну и осмотрела комнату. Когда она села, губы ее изогнулись в улыбке.

Она любила свою комнату и разлитый в ней покой. Это помещение принадлежало ей, и ей одной. Она украсила ее голубыми и зелеными тонами летних полей, которые любила. Из окна было ясно видно, как по выгулу внизу бесцельно бродят лошади, а травы на расстилающихся дальше открытых пастбищах колышутся под нежным ветерком. Спальню оживляли ее драгоценности: серебряный гребень и набор щеток, доставшиеся от матери, кресло-качалка бабушки, Библия деда. Кэтрин перебралась сюда после смерти Сэма, и в сознании ее эта комната была связана только с добрыми воспоминаниями. Спальня, которую они делили с Сэмом, была убрана, проветрена и заброшена. У Кэтрин не было никакого желания когда-нибудь снова входить туда. Последний год ее замужества был потрачен в основном на то, чтобы то и дело узнавать различные значения слова «обман». В роли учителя выступал муж. Однако и этот год был частью ее прошлого — прошлого, повторения которого ей уже не надо было опасаться, поскольку она снова была хозяйкой своей жизни.