Жар и химические испарения от реактивов заполняли темную палатку. На мгновение бас напомнил Клементине голос ее отца, отчего она втянула воздух ртом, и вредные пары опалили легкие. Ее руки задрожали, и она плеснула слишком много цианистого калия в фиксажную ванну, испортив негатив.

Клементина вылезла из палатки, застегнула ее и подошла к стоявшему у костра Гасу. Она сложила руки на груди, потирая пальцами края рубцов. «Я не стану бояться мужа, как своего отца, – мысленно поклялась она. – Я не стану бояться». Тем не менее, страх не исчезал, мешая вдохнуть и сбегая ручейками едкого пота между грудей. Бобы набухли, переполнив горшок и почти затушив костерок. Гас с каменным лицом наблюдал, как она приближается.

Он постучал по ноге кожаными перчатками с бахромой.

– Где пончики?

– Я забыла их приготовить. – Клементина вытерла испачканные серебром руки о фартук, сшитый из мешка от муки. – Завозилась и… забыла.

Его взгляд метнулся к глубокой тени кленов, где была установлена темная палатка. Челюсти Гаса сжались так сильно, что под кожей заходили желваки.

– Клементина, я заберу у тебя эту проклятую штуку…

– Не заберешь! – выпалила она так громко, что его голова дернулась назад словно от удара. Клементина начала обходить мужа, а затем обернулась.

– И я не буду замужем за своим отцом! Видишь мои руки, Гас? – закричала она, поднеся ладони прямо к его лицу. – Ты хотел знать, откуда у меня эти шрамы – ими наградил меня отец! Он хлестал меня до крови, поскольку я не сказала, что сожалею. Я не буду замужем за своим отцом! – Она сжала кулаки и заколотила по груди Гаса в такт своим словам. – Не буду… замужем… за своим… отцом!

Гас гневно схватил ее за запястья.

– Что, черт возьми, с тобой творится?..

Он резко обернулся, когда со звоном бляшек и лязгом шпор подъехал Пало Монтойя, за которым следовали Поджи, Нэш и брат Гаса на покрытой пеной лошади. За ними вприпрыжку бежала полуслепая собака.

Клементина высвободилась из хватки мужа и прошла мимо него к фургону с едой.

– Сейчас поджарю бекон.

Мужчины сами наложили себе бобов. Они ели стоя, запивая обед горячим кофе. Их шепот долетал до ушей Клементины, но затих, стоило ей подойти к огню. Гас выглядел мрачно, будто жевал не бобы, а собственную шляпу.

Клементина присела на корточки, чтобы поставить на угли трехногую сковороду с ломтиками бекона. Она посмотрела на жесткий рот и сжатые челюсти мужа. «Ты не имеешь права, – молча сказала она неподвижному обвиняющему лицу. – Не имеешь права, не имеешь, не имеешь».


* * * * *

Шли часы, и жара прибывала.

«В Бостоне солнце никогда так не палило», – подумала Клементина. И вездесущая пыль. Пристающая к липкому от пота лицу и колющая глаза. Обжигающая ноздри и забивающаяся в одежду так, что при движении Клементина чувствовала себя мешком муки.

И, ко всему прочему, было слишком жарко и пыльно, чтобы фотографировать, даже если бы она осмелилась этим заняться вопреки недовольству Гаса. С самого начала он приказал жене держаться подальше от стада. Но в отсутствие ветра, от которого шелестели юбки, беспокоя скот, она не нашла ни единой причины, почему бы не понаблюдать за кастрацией телят и клеймением.

Чем ближе Клементина подходила к веревочному загону, тем гуще становилась пыль. Она покрывала каждый лист и травинку так, что весь мир, казалось, потускнел.

Внезапно налетел рой гнуса, кусая все неприкрытые участки кожи. Клементине захотелось повернуться и броситься к спасительной реке. Но вместо бегства она упорно пробиралась сквозь жалящее облако, отгоняя кровососов от головы.

Травянистый, насыщенный запах подсказал, что она приближается к цели, хотя сквозь поднятую пыль Клементина не видела сбившийся в стадо скот. Она вышла к большому костру с торчащими из него тавро для клеймения.

Подошел Гас с клеймом в руках и нахмурился, заметив жену.

– Возвращайся в лагерь, Клем. Это зрелище не для глаз леди.

– Но я хочу остаться.

Его лицо приняло знакомое суровое выражение, и она подумала, что муж сейчас прикажет ей уйти.

Но крик Нэша «Давай клеймо!» отвлек его.

Мексиканский паренек через весь загон тащил упирающегося теленка к костру. Шею животного обвивала веревка из сыромятной кожи, другой конец которой был обмотан вокруг выступа седла Пало. За ними трусила мать малыша, беспокойно мыча и качая рогами. Белые зубы паренька сверкнули на смуглом лице.

– Собираетесь поджарить нам несколько «устриц из прерии» на ужин, сеньора Маккуин? – крикнул он.

Не поняв его слов, Клементина махнула и улыбнулась в ответ. Пало доставил брыкающегося теленка к Поджи и Нэшу, которые, прихватив за шкуру, выбили из-под несчастного ноги и опрокинули его на бок как тюк сена. Пало свернул лассо, пока Поджи и Нэш удерживали брыкающееся животное на земле. Панический вопль теленка перерос в болезненный рев, когда Гас рассек его ухо острым ножом, а затем отрубил яички и бросил их в окровавленное оцинкованное ведро. Сунул руки в перчатки, схватил раскаленное тавро и прижал его к красному боку теленка. Раздалось шипение, появились клубы белого дыма, запах паленой шерсти и горящей плоти. Теленок закричал.

Клементина повернулась, сделала три спотыкающихся шага, согнулась пополам, и её вырвало в пыльную траву.

Она не разгибалась, пытаясь восстановить дыхание. Сердце громыхало в ушах. Вонь обугленной шкуры наполняла ноздри, и Клементина тяжело сглотнула, подавляя новый позыв подступавшей к горлу тошноты. Тут послышался скрип седла. Подняв голову, Клементина открыла затуманенные глаза и уставилась на лошадиный бок, пыльный сапог в железном стремени и руку, держащую деревянную фляжку и чистый голубой платок.

Женщина молча приняла предложенное. Ополоснула рот теплой водой, сплюнув, как жующая табак погонщица мулов. Смочила платок и начисто вытерла лицо, ни разу не взглянув на всадника.

Клементина вернула спасителю флягу, по-прежнему не глядя на него. Заревел другой теленок, и в горячем воздухе разнесся свежий запах паленой шерсти. Клементина снова зажмурилась.

– О, пожалуйста, скажите… им ужасно больно? – осипшим голосом прохрипела она.

– А ты как думаешь? Если не можешь это вынести, Бостон, проваливай домой к мамочке.

– Я дома, – сказала Клементина. Она солгала, и Зак это знал.

За спиной она услышала шаги, и до нее донесся голос мужа, снова напряженный от гнева.

– Когда ты начнешь делать то, что тебе велят? Теперь видишь, о чем я тебе втолковывал, когда говорил, что это зрелище не для леди? Сейчас же возвращайся в лагерь.

– Нет. Я остаюсь. – Она подняла голову. Поля черной шляпы Рафферти скрывали большую часть его лица, и Клементина не видела его глаз. – Я остаюсь, – повторила она. Специально для него.

Двумя пальцами Зак коснулся своей шляпы, будто выражая одобрение. Потянул повод, повернув голову коня. Мгновение он молча рассматривал Клементину.

– Клеймение не причиняет телятам особой боли. Всего лишь выжигает шерсть и немного шкуры. – Рафферти сжал колени, лошадь развернулась в облаке пыли и прорысила обратно к загону.

Клементина осталась, хотя с трудом могла вынести зрелище того, как Гас клеймит скот. Наверняка телятам больно, решила она, иначе бедняжки не кричали бы. Миссис Маккуин задержала взгляд на Пало и палевом псе, Атта-бое. Даже будучи почти слепым, пес ловко пробирался через сгрудившийся скот, безошибочно выбирая теленка без клейма на боку и гоня его к вертящейся веревке паренька. Уголком глаза Клементина продолжала улавливать движение, но не оборачивалась, поскольку не хотела смотреть на этого мужчину. Не станет на него смотреть и все тут.

Но вскоре сдалась и подняла глаза.

Длинные загорелые пальцы раскручивали кожаную петлю, вырисовывая в воздухе мягкие плавные круги. Тугие мышцы бугрились, прогибались и вздувались при каждом движении руки. И лассо все плыло и плыло, паря в воздухе, а затем каким-то чудом скользнуло под живот бегущего теленка, связывая его задние ноги. Руки Рафферти быстро мелькали, закрепляя свободный конец лассо на выступе седла. Бедра напряглись, когда он перенес свой вес на стремена, пресекая попытку пленника сбежать. Кожаная веревка со скрипом натянулась, полностью стреножив ноги теленка, бедняга с глухим ударом свалился на бок, готовый к клеймению.

Зак повернул голову и заметил, что она наблюдает за ним. Их взгляды встретились. Поток крови с гулом пронесся сквозь тело Клементины. Кожа потеплела и увлажнилась, а одежда внезапно стала колоть, будто сотканная из чертополоха. По-прежнему не отводя от невестки глаз, Рафферти дернул рукой, и лассо рассекло воздух. Теленок вскинул голову и с низким ревом принялся отплясывать на свободе.

– Черт побери, видали? – воскликнул Поджи. – Парень-то потратил петлю впустую. Да за все время, пока его знаю, он ни разу не промахивался!


ГЛАВА 10

Закручиваясь по спирали, искры от огня поднимались в предвечернее серо-голубое латунное небо. Ветер вернулся, унося прочь пыль и заодно развеивая уютный запах кофе и горящего тополя. В вечерней тиши скотоводческого лагеря Клементина почти забыла о том, что было днем: песок и пекло. И насилие.

Она сидела на пне, скованная юбками. Гас примостился на земле перед женой, опершись спиной на ее колени. Он теребил свои усы, изучая учетную книгу в попытках оценить, сколько коров было потеряно из-за зимних буранов, хищников и воровства Железного Носа.

Другие в качестве подпорки использовали седла и скатанные одеяла. Поджи и Нэш продолжали болтать без остановки, подливая виски из фляги в кофе, когда думали, что Гас на них не смотрит. Зак Рафферти сидел в стороне, курил и чистил ружье.