Какое-то время в «Самом лучшем казино Запада» даже делались ставки на то, как долго сладенькая милашка Лули Мэйн пробудет незамужней в месте, где мужчин в двадцать раз больше, чем женщин. Но когда прошел месяц, затем три, а там и девять, и на двадцать семь предложений было получено столько же отказов, горожане начали подозревать, что мисс Лули Мэйн – одна из тех странных женщин, что выходят замуж за свою профессию.

Однако сейчас Ханна поставила бы все деньги, лежащие на её счете в Банке профсоюза горнорабочих, на то, что маленькая учительница таки заслышала звон свадебных колоколов.

Ханна с такой силой взмахнула веером, что поля ее белой шляпки из итальянской соломки приподнялись на добрых пять сантиметров.

– Как это похоже на мужчин, – сказала она, – провести выходной день, свободный от бурения отверстий в камнях, занимаясь бурением отверстий в камнях. Полагаю, мужчины никогда не устают меряться силой друг с другом. Меряться, кто из них самый-самый.

– О, но по-моему, это так волнующе, – вздохнула Лули, по-прежнему глядя на Дрю затуманенным взором. – Демонстрация мастерства и мужества.

«Больше похоже на демонстрацию мускулов, шерсти на груди и проклятых глупых мужских ужимок», – подумала Ханна, с громким щелчком захлопнув веер.

Позади них в воздухе раздался треск большой хлопушки, но большинство людей были слишком увлечены состязанием, чтобы это заметить. Шахтеры работали в командах по двое, каждые три минуты меняясь местами. Один махал молотом, и с каждым ударом напарник, удерживавший бур вертикально, слегка приподнимал и поворачивал его, чтобы штырь не застрял в отверстии, тем самым вызвав потерю нескольких драгоценных секунд. Из шланга, прикрепленного к бочке, в пробиваемое отверстие медленно текла вода, чтобы вымывать пыль. Та команда, которая за пятнадцать минут глубже всех продырявит гранитную плиту, выиграет соревнование и получит приз – двадцатидолларовую золотую монету.

Мужчина с большими никелированными часами в руке прокричал: «Время!», и шахтер с молотом нанес последний удар. Звенящее эхо лязгающего металла угасло в шуме взрывающихся петард и рокоте медных духовых инструментов. Хронометрист промыл из шланга отверстие и замерил глубину.

– Пятьдесят пять сантиметров! – объявил он, и толпа вежливо зааплодировала. С таким результатом никакого приза не выиграть. Пока что лучший замер составлял чуть меньше шестидесяти семи сантиметров.

Когда настала очередь братьев Скалли, Ханна сменила дислокацию, встав между Клементиной и мисс Лули Мэйн. В белом сатиновом платье, украшенном гирляндами из красных и синих лент, маленькая учительница выглядела такой же красивой и яркой, как флаги, развевавшиеся на окружающих поляну сосновых столбах. Красивой, грациозной и очень-очень молоденькой. Рядом с ней Ханна чувствовала себя старой, заскорузлой и изношенной, как подбитые гвоздями сапоги земледельца.

Бросив косой взгляд на Ханну, учительницаодеревенела как столб ограждения, и миссис Йорк улыбнулась про себя. Мисс Лули Мэйн не знала, как к ней относиться, ведь Ханна была хозяйкой салуна, истиной Евиной дочкой, непостоянной распутной женщиной, о каких, вероятно, не единожды предостерегал бедняжку священник на родине. Но Ханна также водила дружбу с Клементиной Маккуин, которая в свою очередь, конечно же, была в высшей степени уважаемой леди из известной бостонской семьи, женой фермера и президентом Дамского Клуба. И поэтому молодая учительница постоянно пребывала в нерешительности, отнестись ли к Ханне Йорк с презрением или пригласить ее на чашечку чая с имбирным печеньем.

– Вы знаете мистера Дрю Скалли? – небрежно спросила Ханна.

Щеки девушки вспыхнули как маки, а на губах появилась застенчивая улыбка.

– Пока что мы официально не представлены друг другу, но я несколько раз его видела. В городе. Он улыбался мне и приподнимал шляпу.

В данный момент Дрю Скалли снимал не только шляпу, но и пиджак, жилет, галстук и рубашку. Он потянулся, покрутил плечами и выпятил бугрящуюся мышцами грудь. Мисс Лули Мэйн ахнула, и Ханна чуть было не вздохнула вслух заодно с ней.

Не потому, что сама позарилась на этого мужчину. На самом-то деле, скорее из жалости к глупышке Лули.

Джере тщательно выбирал на гранитной плите место для бурения, ведь поскольку Скалли выступали последними, самые лучшие были уже разобраны. Дрю развернул холщовый сверток и взял недавно заточенный бур. Он поднял глаза и, заметив, что Ханна смотрит на него, послал ей белозубую улыбку, а та ответила взглядом, словно кричащим «будьте-прокляты-мистер». И Дрю... невероятно, он имел наглость подмигнуть ей! Как если бы она была сладенькой молоденькой девчонкой вроде мисс Лули Мэйн, у которой трепетало в груди и подгибались колени только потому, что привлекательный мужчина уделил ей малость внимания, и которая знать не знала, что тому на самом деле было нужно всего лишь пошуровать у ней промеж ног.

Дрю Скалли пристально посмотрел на Ханну, когда присел на корточки. Его штаны натянулись на широко разведенных бедрах. Он сжал бур в верхней части. Брат встал над ним, занеся молот для удара. Хронометрист дотронулся до плеча Джере, и шахтер опустил молот на крошечную головку. С громким лязгом бур глубоко вошел в гранитную плиту, и мисс Лули Мэйн подпрыгнула и ахнула, будто приняла удар на себя.

Через три минуты хронометрист снова коснулся плеча Джере. Скалли отбросил свой молот, присел на корточки, схватил бур, в то время как Дрю взял собственный молот, размахнулся и опустил его на головку бура, даже не моргнув глазом. Еще через три минуты мужчина с часами дотронулся до плеча Дрю, и братья снова поменялись местами.

Джере мотнул головой, смахивая пот с глаз, и закряхтел от напряжения, высоко поднимая свой молот. Что-то или кто-то внизу у реки привлек его внимание, и его взгляд на краткий миг метнулся в ту сторону, но этой непродолжительной утраты сосредоточенности оказалось достаточно, чтобы сбить замах. Молот резко опустился, но на сей раз удар не пришелся по головке бура. Вместо этого семь килограммов стали со свистом скользнули по всей длине «бычьего члена» и врезались в державшую его руку.

Молот тут же отскочил вверх, скрыв округлившиеся от ужаса глаза Джере.

Толпа застонала и заохала, а Дрю дернулся от боли, которая внезапно ворвалась в его сознание как взрыв огромной хлопушки. Но он запрокинул голову и крикнул брату:

– Бей давай, черт бы тебя побрал! Бей! – Джере нанес очередной удар молотом.

Густая красная кровь хлынула из покалеченной раздробленной плоти Дрю. Но он по-прежнему удерживал бур, с каждым последующим ударом поворачивая и приподнимая железяку как требовалось. Кровь стекала в отверстие и вымывалась водой. Лужи вокруг гранитной плиты окрасились в ярко-алый цвет. Сердце Ханны сжалось от режущей боли. Она поняла, что задержала дыхание, лишь когда побледневший хронометрист дотронулся до плеча Джере. Настала очередь Дрю махать молотом.

Джере колебался, но Дрю уже подскочил, держа в руках собственный молот. Он поднял его в воздух, и кровь потекла по руке, а когда ударил, брызнула по дуге, попав на тех из толпы, кто стоял вплотную к помосту. Снова и снова он стучал по буру, и каждый удар, должно быть, пронзал руку обжигающей болью.

Еще раз братья поменялись местами, и казалось, последние три минуты ползли нескончаемо медленно. Жесткие белые линии окружили рот Дрю Скалли, а глаза остекленели. Ханна впилась ногтями глубоко в ладони, будто могла взять часть его боли на себя.

– Пятнадцать минут! – наконец выкрикнул хронометрист, и удерживаемый воздух в резком выдохе вырвался из горла Ханны. Толпа разразилась громкими восторженными возгласами, восхвалявшими бесподобное мужество и силу воли, которые проявили братья Скалли, чтобы закончить соревнование.

Хронометрист вымыл из отверстия кровавую воду и вставил измерительную рейку. Толпа молчала, затаив дыхание.

– Семьдесят два сантиметра! – крикнул он, и воздух взорвался ревом, свистом и даже выстрелами.

– Лули отправилась за врачом.

Ханна повернулась и взглянула на Клементину – щеки миссис Йорк вспыхнули, будто ее застукали за чем-то постыдным. Лицо миссис Маккуин было таким же бледным как покрывающая помост гранитная пыль, но красные брызги испещряли ее лоб и гладкие золотистые волосы. Ханна осознала, что и на нее, должно быть, тоже попала кровь Дрю.

– Мама, у этого дяди кровь течет, – заявил Чарли.

Клементина повернула голову и прижалась дрожащими губами к щеке мальчика.

– Да, так и есть. Давай-ка пойдем на речку и попробуем разглядеть форель на мелководье.

Хронометрист поставил братьев Скалли по обе стороны от себя. Он как раз собирался поднять их руки в воздух, чтобы поздравить мужчин с победой, как Дрю опустился на колени. Его голова безвольно свесилась, а лицо побелело и стало похожим на воск, будто вытекшая на помост кровь была последней в его теле.

– Дорогу! – услышала Ханна чей-то вопль. – Доктор идет.

Доктор Кит Корбетт был высоким и тощим, как змея на ходулях, и вдобавок на редкость уродливым. Но молодым и непьющим – две редкие черты среди врачевателей западной Монтаны. Он перебрался в Радужные Ключи не так давно, однако уже имел определенный опыт в соревнованиях по бурению. Врач даже не моргнул, увидев забрызганное кровью дерево и гранит.

– Был бы умным, так не доводил бы дело до конца, – вот и все, что он сказал, ловко вскочив на помост, и опустился на колени рядом с Дрю, открывая свою черную сумку.

Школьная учительница, до сих пор сопровождавшая доктора, не поднялась следом за ним к раненому. Она в нерешительности стояла внизу, закусив нижнюю губу. Ханна подумала, что маленькая мисс Лули Мэйн слишком застенчива, невинна и хорошо воспитана, чтобы подойти к человеку, которому не была формально представлена, даже если тот находится на последнем издыхании.