— Мы хотим показать вам кое-что, моя леди.

Ее брат Том взволнованно кивнул темноволосой головой. Маленькие ручонки ухватились за мои руки.

— Вы пойдете с нами?

— Да, конечно, — улыбнулась я им.

Они потащили меня на задворки дома по выложенной кирпичом тропинке между двумя участками фасоли. Только тогда я поняла, куда они ведут меня. Я попятилась назад, но маленькие ручки тянули меня, стремясь показать свое сокровище.

— Вы только посмотрите, моя леди... — и я позволила вести себя вперед — взгляну один раз, чтобы порадовать их. Мы подошли к свинарнику. — Разве она не красавица! — лицо девочки светилось гордостью и восторгом, как когда-то светилось мое. — Взгляните на нее, моя леди!

Я нервно бросила один торопливый взгляд — и не могла отвести глаз. Я стояла, оцепенев, а за моей спиной лепетали счастливые голоса:

— Дедушка сказал, что нам можно самим назвать ее и мы назвали ее Голди. Иди сюда, Голди, поздоровайся с ее светлостью, — острые ушки насторожились. — Видите, она понимает все, что мы говорим, — свинка подошла, стуча по помосту изящными копытцами, остановилась и уставилась на меня дружелюбным, пытливым взглядом. Ясные, довольные глазки, опушенные золотистыми ресницами, — глаза моей Димпси.

— Почешите ее, моя леди.

— За ушком, она это любит.

Детские голоса звучали, но настоящее растаяло. Я снова стала ребенком. Димпси, моя красавица Димпси, как я люблю тебя — я услышала за своей спиной тяжелые шаги, мой голос, тоненький, как нитка, закричал: «Дедушка, не надо...» — но я понимала, что он не откажется от этого, не может... Другой голос сказал: «Эми, нам пришло время...»

Я зашаталась, но чьи-то руки подхватили меня, удержали. Будто издалека до меня доносились детские голоса, встревоженные и испуганные, затем голос Лео, успокаивающий их. Но я все еще была под яблонями, а Димпси лежала передо мной, ее копытца были связаны, глаза смотрели на меня — просили, умоляли. Опустился острый нож, потекла красная кровь Димпси, в ее глазах теперь была безнадежность, они ужасались моему предательству. Нож опустился во второй раз, мои ноги подкосились, я стала падать...

Лео донес меня до машины. Я скорчилась на сиденье, мои пальцы не отпускали край его пиджака. В его голосе звучал гнев и досада:

— Как только мне сказали, куда тебя повели дети, я тут же пошел за тобой — но было уже поздно.

Когда мы вернулись в офис, мне снова стало дурно. Лео отвел меня прямо в туалет и усадил на стул перед унитазом. Меня стошнило, я, дрожа, съежилась на стуле. Лео присел на корточки рядом со мной и взял мою холодную руку в свои.

— Значит, Димпси была тэмвортской свиньей.

— Как ты догадался?

— Я сделал вывод, что она была свиньей, но предполагал, что черно-белой[11], из-за ее имени.

— Я назвала ее так, потому что дедушка принес ее домой в сумерках, перед наступлением ночи, — прошептала я. — Она была еще крошечным поросенком, еле стояла на ногах. Ее мама не могла кормить ее, поэтому я кормила ее молоком из бутылочки. Я выкармливала ее, как ребенка... — я не могла продолжать.

Но Лео мог.

— Значит, ты, будучи нежным и одиноким ребенком, привязалась к ней. Сколько тебе тогда было лет, Эми?

— Восемь, девятый шел. Я стала за ней ухаживать. Я все время кормила ее, носила ей молоко. Я приносила ей свиную колючку и одуванчики, и маленьких улиток. Она любила улиток, моя Димпси. Я привыкла залезать к ней в стойло, обнимать, шептать ей на ушко свои секреты. Она понимала каждое мое слово. Она была прелестной свинкой, моя Димпси. Только потом...

— Наступила осень, — закончил за меня Лео.

— Я пыталась спасти ее. Я ловила листья на лету, чтобы загадать желание, я прыгала и прыгала за ними — и каждый раз, поймав лист, загадывала, чтобы ноябрь никогда не наступал. Но он наступил, наступил!

В тот вечер она лежала на скамье, ее ноги были связаны, она была перепугана — но, увидев меня, она подумала, что я пришла спасти ее. Она смотрела на меня, умоляла меня. Но я не могла, не могла — и мясницкий нож опустился, она завизжала, как ребенок. Она завизжала, но еще не умерла. Ее кровь текла, но она еще была жива, смотрела на меня... ее глаза... я не спасла ее и она это понимала, понимала. А потом ее убили.

Теплая рука Лео сжала мою, его голос зазвучал ласково и печально:

— Тебе нужно было остаться поодаль и зажать уши.

— Бабушка заставила меня прийти и принести чан, — несчастным голосом сказала я. — Я должна была держать чан, чтобы собрать кровь на кровяную колбасу — она велела мне помешивать ее...

Пальцы Лео крепче сжали мою руку. Я увидела гнев на его лице, но понимала, что на этот раз он сердится не на меня.

— Я собрала ее кровь на кровяную колбасу... — прошептала я, — но я не стала ее есть, я не стала есть, мою Димпси. Она лежала на плите в кладовке, пока моя бабушка разделывала ее, а я вытирала рассол, которым заливали ее тело, но... — мои глаза расширились, — я не ела ее, я не ела мою Димпси, — мой голос зачастил, отчаянно пытаясь объяснить. — Когда я лежала больная на чердаке, дедушка прислал ко мне Эмми Роулингс, сказать, что ночью, когда бабушка спала, он поменял окорока — и она ничего не узнала. У Роулингсов в том году тоже была свинья, черно-белая, вот ее я и ела. Я никогда не ела, мою Димпси!

Лео не сводил глаз с моего лица.

— Эми, до сих пор ты не лгала мне, — сказал он тихо, но настойчиво. — Не лги мне сейчас.

— Нет... нет... — мой голос перешел в испуганное молчание.

— Тэмвортские окорока отличаются от других, — настаивал он. — Кроме того, такая пожилая и опытная женщина, как твоя бабушка, сумела бы отличить окорока, приготовленные ей самой, от окороков, приготовленных соседкой. А ты была умным ребенком, ты должна была понимать это.

Я не отвечала. Я качнула головой, пытаясь отказаться от этого. Как я скажу ему правду — правду, в которой не признавалась даже себе? Но голос Лео звучал требовательно:

— Эми, скажи мне правду.

Я наконец в отчаянии выкрикнула:

— Да, я ела ее, я ела мою Димпси! — в этот миг в меня словно вошел нож, невыносимая боль пронзила меня — и нарыв вскрылся, выпустив яд наружу. Меня снова начало тошнить.

Лео быстро подхватил меня. Я оказалась на полу, на коленях перед унитазом, подавляя рвоту.

— Не борись с ней, Эми, дай ей выйти, — начал меня успокаивать Лео. Его руки крепко держали меня за плечи, поддерживали меня, пока я содрогалась под натиском рвоты. Я увидела кусочки ветчины, плавающие в моей блевотине, и поперхнулась снова. — Хватит, Эми, хватит — теперь успокойся, успокойся, — руки Лео поддерживали и успокаивали меня, пока рвота не прекратилась. Он потянул цепочку сливного бачка, хлынула вода, смывая последние кусочки ветчины, а с ними унося и отраву.

Я скорчилась рядом с унитазом, ослабевшая и опустошенная. Лео поднял меня и усадил на стул перед умывальником. Он сполоснул мое лицо холодной водой, а затем поднес стакан к моим губам.

— Прополощи рот и сплюнь, Эми. — Сделав это, я обессиленно повисла на спинке стула. — Тебя отвести в гостиную?

Но едва я попыталась встать, меня снова затошнило.

— Нет... к унитазу... пожалуйста... — Лео помог мне дойти до него, и меня стошнило опять, на этот раз одной желчью. Я, шатаясь, встала и оперлась рукой о стену. — Меня все еще тошнит... не знаю... — я взглянула на туалетную раковину, боясь отойти от нее.

— Тогда побудем здесь еще немного, — Лео сел на пол, согнув колени и уперев ноги в противоположную стену, а затем усадил меня к себе на колени.

— Ты простудишься, сидя на плитках, — прошептала я.

— За последние несколько лет, мне случалось сидеть в местах и похолоднее. — Мне показалось, что он улыбается.

— Но...

— Не суетись, Эми, — он наклонился и поцеловал меня во влажный лоб. И в этот миг я все поняла. Это был поцелуй мужа — быстрый, небрежный поцелуй ободрения и любви. Не ненависти, а только любви.

Пока я лежала в его объятиях, трепеща от облегчения, все стало надежным и ясным. Под моей щекой чувствовалась грубая ткань пиджака Лео, мерно стучало его сердце, булькал наполняющийся бачок — даже сохранившийся запах рвоты говорил мне, что я жива и в безопасности.

— Я ела, ела мою Димпси, — призналась я вновь.

— Ей это было все равно, ведь она была мертва, — мягко сказал Лео.

— Но я не спасла ее, когда она еще была жива.

— Эми, ты ничего не могла сделать. У тебя не было выбора, ты была всего лишь ребенком.

И я вспомнила, что случилось уже в этом году, другой постыдный секрет, скрываемый рядом с Димпси. Другое предательство — но теперь его не заглушало ничто. И я сказала Лео правду:

— Но я не была ребенком, когда пришла телеграмма. Я почувствовала, что Лео напрягся всем телом. Затем он сказал, очень мягко:

— Все хорошо, Эми, я все понимаю. Ты в состоянии встать?

— Да, если обопрусь на твою руку.

Лео поставил меня на ноги и подал мне руку. Мистер Парри дожидался нас в гостиной, на его лице отражалось беспокойство.

— Леди Ворминстер нужно немного отдохнуть, — сказал ему Лео. — А мы пока обсудим подробности, — он обратился ко мне. — Не беспокойся, Эми, я не задержусь долго.

Он вернулся очень быстро.

— Парри спрашивает, не хочешь ли ты остаться здесь на ночь? Он может предоставить ночлег.

— Нет! Я хочу домой.

— Тогда, может быть, ты предпочтешь поехать поездом? Он приедет гораздо быстрее.

— Нет, спасибо, — отказалась я. — Я поеду с тобой на машине.

— Ладно. Мы возьмем с собой ведро на всякий случай. Сейчас тебе лучше сменить свои... хм... одежды, а если понадобится, на обратном пути мы можем сделать остановку в Ворминстере. Я пойду и подгоню машину к подъезду.