Ох.

– Шестьдесят четыре жемчужины для настоящей Жемчужины. Мадемуазель, я встречусь с банкиром, и мы превратим ваш выигрыш в ожерелье. И я добавлю еще шестьдесят четыре, поскольку своим присутствием вы доставили мне истинное наслаждение.

В конце вечера мы с Луизой возвращаемся в ее покои. Я пребываю в крайнем возбуждении – может быть, значение умелой стратегии и мастерства мною слишком преувеличены? Может быть, стоит полагаться только на удачу? А завтра мы будем играть в шахматы – наедине.

– Полина, тебе очень повезло. Король сегодня в отличном настроении, – говорит Луиза, когда мы возвращаемся назад по залитым светом свечей коридорам в ее покои. Гигантские зеркала отбрасывают призрачные тени, говорит она негромко, потому что никому не ведомо, кто притаился в темноте. – Его редко увидишь в таком отличном расположении духа, обычно зимой он страдает от меланхолии. И он был так любезен с тобой… крайне любезен. Интересно, неужели это приезд юной принцессы Лихтенштейн так поднял ему настроение?

Голос ее несколько встревожен, но в нем теплится надежда, как будто, озвучив свои мысли, она может избавиться от нежелательных подозрений.

От Полины де Майи-НельВерсальский дворец3 апреля 1739 года

Д.!

Ты же знаешь, как я ненавижу писать письма, но я намерена написать тебе подробное письмо, чтобы извиниться за свою задержку. Хочу рассказать тебе все-все о том, что здесь со мной произошло. Все сложилось удивительно. Я встретила множество влиятельных людей. Первый раз встречаю такого пожилого человека, как кардинал Флёри, советник короля. Он ужасно влиятелен, несмотря на то, что отец его был деревенским стряпчим.

Мадемуазель де Шаролэ, внучка последнего короля и распоследняя шлюха, объявила себя моей лучшей подругой и одаривает меня подарками и советами. Мадемуазель де Шаролэ насквозь фальшива – как и все здесь, за исключением нашей доброй Луизы, – и любит интриги. Я всегда поступаю вопреки ее советам. Иногда я даже сплю в ее покоях, хотя меня уже тошнит от лаванды, которую она тыкает повсюду. И все же я предпочитаю спать с Луизой, хотя временами в ее комнате очень шумно.

Должна сообщить тебе, что план мой воплощается превосходно. Король считает меня самой удивительной женщиной! Я точно знаю, потому что он сам об этом сказал. Он вновь и вновь изумляется тому, что я явилась ко двору из монастыря. Я же отвечаю ему: «Все потому, что я никогда не слушала то, что говорили монашки».

Король – чудесный человек. Очень красивый и добрый. Мы стали, к моему удовольствию, очень близки, и я считаю его скорее другом – хорошим другом, чем своим повелителем. Надеюсь, что шпионы матушки настоятельницы не станут открывать это письмо; удивительно писать подобное о Его Величестве, как будто поминать имя Господа всуе!

Я верю, что он без ума от меня. Он говорит, что ему нравятся мой ум и мои пронзительные зеленые глаза, а также неожиданные, зачастую непристойные замечания, которые слетают с моих губ (при этом он галантно замечает, что мне всегда все прощается, потому что, на его взгляд, я не могу поступить неправильно). Он уверяет, что еще никогда не встречал женщины, которая волновала бы его в такой степени. Большинство придворных – да, пожалуй, все – скучны, как бараны, поэтому я не сомневаюсь, что он говорит правду.

Если я могу это говорить – Боже, надеюсь, что шпионы этого не читают, – то я его любовница во всем, кроме постели, и… в следующем письме я напишу тебе подробнее.

Я шлю тебе ленты цвета индиго, подаренные Шаролэ, – мне от них никакого проку, но я знаю, тебе они понравятся. Надеюсь, они восполнят тебе те рукава, которыми ты пожертвовала. Еще у нее есть красивый веер из слоновой кости и малинового шелка, и, когда я сказала, что он непременно тебе понравится, она тут же мне его подарила! Теперь он твой, наслаждайся и прячь подальше от монашек – уверена, они посчитают его слишком роскошным и греховным для Порт-Рояля.

Покажи это письмо мадам де Дрей – оно для вас обеих. Просто у меня нет времени писать дважды. Возможно, мадам де Дрей могла бы написать ответ за тебя? Я мало что поняла из твоего последнего письма, а мне очень хочется узнать от тебя новости.

Луиза очень счастлива. И шлет тебе свою любовь.

Полина

Полина

Версаль и РамбуйеАпрель 1739 года

Король уже не в силах скрывать то, что очарован мною и испытывает влечение. С самого начала никаких тайных встреч в темных коридорах, как было у них с Луизой. Наши отношения – это не альковный секрет. Он открыто искал моего общества и даже никогда не извинялся перед Луизой за то, что изменил своей привязанности. Я тоже извиняться не стала: не моя вина, что король заскучал с ней и хочет быть со мной.

Конечно, она продолжает оставаться его любовницей, и он часто проводит с ней ночь. Она же такая знакомая, а я теперь знаю, что король из тех мужчин, которые цепляются за привычное и неизменное. В Версале даже праздники становятся рутиной: постоянно звучит одна и та же музыка, ставят одни и те же одинаково смешные комедии или исполненные драматизма трагедии. Если во что-то играют, то играют в каваньоль. Раньше Людовик предпочитал кадриль, но в этом году это каваньоль, и только каваньоль. Не понимаю, почему так, но это нравится королю.

Вернее, он думает, что ему это нравится.

Как только я выйду замуж и упрочу свои позиции, я отошлю Луизу из Версаля. Но пока, не стану отрицать, она чрезвычайно полезна. Шесть лет – это значительный срок. Она близко знает короля, его душу и тело, и я могу бесконечно расспрашивать ее о том, что ему нравится, а что нет. Хотя я уверена, что меньше всего ей хочется откровенничать о своем возлюбленном, Луиза не может никому отказать. В Версале неумение сказать «нет» – огромный недостаток. Здесь все постоянно что-то выпрашивают, и Луиза тратит слишком много времени, исполняя желания окружающих, и при этом всегда слегка хмурится. Это ужасно раздражает. Я имею в виду, что меня раздражает то, что к ней постоянно обращаются с просьбами, хотя выражение ее лица тоже вызывает раздражение. Иногда я вмешиваюсь, чтобы положить конец приставаниям; говорят, что кровь не водица, и, когда люди проявляют неуважение к Луизе (а такое случается сплошь и рядом), они оскорбляют и меня тоже. А я этого не потерплю.

Вот, например, только вчера Жилетт, герцогиня д’Антен (которую Луиза считает своей подругой, но на самом деле мне кажется, что их связывает нечто большее, чем дружба), ворвалась в наши покои и попросила на время фарфоровую печь Луизы. Она уверяла, что ее собственную задел один из псов ее супруга и та упала, разбившись вдребезги. Луиза, которая сама пользовалась печкой, чтобы подогревать нам шоколад и кофе, уже собралась было отдать печь, но вмешалась я, заявив, что нам и самим нужна печь, не меньше, чем ей, поэтому мы не можем одолжить ее.

Но я радуюсь, что мне Луиза тоже не может отказать. Я беззастенчиво расспрашиваю ее о короле, и она смиренно отвечает. Она поведала мне, что из всех цветочных запахов король предпочитает запах гвоздики. Что он по-настоящему счастлив только во время охоты – то утро, когда ему удалось убить двадцать оленей, остается одним из его самых любимых воспоминаний. Что из всех европейцев больше всех он ненавидит австрийцев. Она рассказывает, как он восхищается своим прадедом, хотя и не хочет быть на него похожим, поэтому поклялся никогда не признавать своих внебрачных детей (хотя, насколько Луизе известно, таковых у короля пока нет, а она уж точно от него не рожала). Она говорит мне, что он не любит вонючие сыры, особенно вонючие сыры из Нормандии. А еще ненавидит, когда пудра с волос осыпается на одежду. Но больше всего он не выносит неловких ситуаций.

Кроме того, она рассказала мне, что у короля бывает плохое настроение и случаются депрессии, что он боится смерти и трепещет при мысли о том, что может попасть в Ад. Боится своих размытых воспоминаний, когда был еще крошкой и потерял всю семью, – эти воспоминания до сих пор преследуют его. Ему было всего два года, когда его родители и старший брат умерли один за другим от кори, и только благодаря вмешательству своей гувернантки он выжил. Мадам де Вентадур до сих пор жива, и король невероятно ей предан.

– Он навещает ее каждый день, – важно заявляет Луиза, – даже когда на охоте.

– Ах да, я встречала эту женщину в черном.

– И графиня де Тулуз тоже ему дорога, он считает ее своей матерью, которой у него не было.

– Вот как.

Луиза всегда взахлеб говорит о доброте графини, о ее добрейшей душе, но я лично невзлюбила ее с первой встречи. Король часто ужинает в ее покоях, и я ловлю на себе ее подозрительные взгляды самки-медведицы, исполненные настороженности и опасения.

– И его нельзя никогда ни о чем просить, – предостерегает меня Луиза, глядя в мою чашку с кофе.

Мы вместе сидим у нее в салоне. Король как раз занят – с визитом прибыли турки. Мне нравится требовать у Луизы что-то невозможное – просто забавы ради. Сегодня я сказала ей, что мне ужасно хочется отведать кофе со вкусом апельсина, не могла бы она найти немного для меня? В Версале это новое увлечение, но такой кофе ужасно дорогой, и его чрезвычайно трудно достать. Я прихлебываю сладкое угощение и прошу Луизу отдать мне оставшийся в коробке кофе, чтобы я могла отослать его Диане, – наша сестра будет просто счастлива.

– Ты уверена? Всю коробку? Она довольно велика, и кофе очень дорогой.

– Диана обожает кофе, ты ведь прекрасно об этом знаешь. И апельсины.

– Но почему… ладно, хорошо. Бедняжка Диана сидит в монастыре, пока мы здесь в Версале! Я завтра же пошлю ей кофе. Но как я уже предупреждала тебя, никогда у короля ничего не проси. Он очень не любит, когда ему докучают.

Я фыркаю. Разумеется, король хочет, чтобы его просили об одолжениях: как же еще он может продемонстрировать свою любовь?