Анна Тодд - Сестры Спринг

Посапывающим парнем, который только что получил диплом Уэст-Пойнта.

Шайа, скорей всего, лежит поверх Белл Гардинер и заливает ей то же самое, что когда-то заливал мне.

«Мы вместе объездим весь мир, Мэг».

«Я жду не дождусь, когда же мы будем вместе, Мэг».

Он как-то обмолвился, что ему не терпится сообщить своей маме, что мы с ним встречаемся, и я ему даже поверила.

Я представляла, как мы держимся за руки, гуляя по улицам Мехико и поедая свежие фрукты с лотков уличных торговцев. Он так и не поверил, что я готова уехать с ним, и это сильно подорвало наши отношения. Его неверие в меня, в то, что я способна оставить мать и сестер и колесить с ним по миру.

Я взглянула на спящего Джона Брука и подумала, что, возможно, Шайа был прав.

Шайа Кинг без спросу врывался в мои мысли. Мне еще повезло, что я – в большом и дорогом номере с Джоном Бруком, отмокаю в ванне в центре Французского квартала. Бедный Джон, он так сильно устал, а я, как последняя тварь, думала о Шайе.

Я придвинулась к Джону и провела рукой между его ног. Пару секунд он был мягок, но потом зашевелился и проснулся, а вместе с ним пробудилось и остальное. Он распахнул глаза, слегка вздрогнул, соображая, где находится, и снова прикрыл глаза. Запрокинул голову на край большой ванны и разрешил мне побаловаться.

Начинала я медленно, крепко обхватив его кулаком и двигая сверху вниз. Он положил руки мне на плечи и развернул к себе лицом. Отыскал мои губы своими и слился со мной в поцелуе, не прекращая постанывать.

– Потрогай меня, – выдохнула я.

Несмелыми движениями он коснулся моих грудей, старательно обходя соски. Это сводило меня с ума. Я не знала, нарочно ли он это делает, чтоб меня завести, или нет, но хотелось верить, что нарочно. Я не представляла, со сколькими он переспал до меня, но я точно была у него не первой.

Его рука скользнула вниз по моему животу и остановилась между моих ног. Он постанывал и был таким твердым в моей руке. Я теряла рассудок в ритме его поцелуя и пальцев, когда они погружались в меня и выходили, снова и снова. Я забралась ему на колени, обвила руками за шею и вновь опустилась на него.

Джон вошел в меня и закрыл глаза, и я опустилась до самого упора. Голова поплыла, я окунулась в такое знакомое и желанное забытье.

– Будешь кофе? – спросил Лори и жестом пригласил меня в кухню. – Тебе нормальный или без кофеина? – добавил он, сочтя знаком согласия то, что я с готовностью проследовала за ним.

Выдвинув ящик стола, Лори вынул коробку круглых капсул с кофейным концентратом. Мне как баристе оставалось лишь скептически закатить глаза. Впрочем, на фоне кофе без кофеина эти коробочки казались сущей ерундой.

– Без кофеина?

Он кивнул.

– Это ведь даже не кофе.

Он высыпал в кофеварку содержимое кофейной капсулы.

Я театрально потерла виски и подошла к кофеварке.

– Меня убивает твое пренебрежение к кофейным бобам.

Лори запрокинул голову, и пышная шевелюра рассыпалась по плечам.

– Эй, ну не всем дано быть баристами экстра-класса.

– Не обязательно быть баристой экстра-класса, чтоб брезговать подкрашенной водичкой, – парировала я.

Он поставил две кружки на мраморную столешницу. На одной был изображен пингвин, на другой – надпись «НАМАСТЕ В ПОСТЕЛИ» в контуре солнца.

Я указала на кружку:

– Симпатично.

У этого парня прикольные кружки для кофе, и вместе с тем он пил суррогат. Воистину, он полон противоречий, но мне это даже нравилось.

Когда наш, с позволения сказать, кофе был готов, мы вернулись в комнату Лори. Аромат, витающий в комнате, чувствовался уже из дверей. Меня окутал знакомый запах, и я тут же расслабилась. Странное дело!

– Каким ты пользуешься одеколоном? – Я плюхнулась на диван, стоявший в комнате, и задрала ноги на журнальный столик из дуба. Лори как-то обмолвился, что этот столик доставили из Испании. За морскую перевозку его мама выложила целое состояние.

– Да я толком не знаю. – Лори встал и, подойдя к комоду с зеркалом, взял оттуда стеклянный флакон. Повертел его в руках, рассматривая.

Не поинтересовавшись причиной такого вопроса и обойдясь без загадочных взглядов, он просто прочел надпись на этикетке. Названия я не знала, читал он с легким акцентом, и складывалось впечатление, что это что-то экзотическое и дорогое, что само по себе вполне могло оказаться иллюзией.

Попивая кофе, Лори жаловался на отца, решившего сослать сына к старому деду, который не имел ни малейшего понятия, как обращаться с молодежью. Лори, как всякое социальное существо, угнетало одиночество. И тут он застал меня врасплох.

– А ты по-прежнему скучаешь по отцу? – спросил Лори, присаживаясь. – Или уже отвыкла, пока он в отъезде?

– Не отвыкла и отвыкать не намерена.

Лори пожевал губу и спросил, не упал ли он в моих глазах из-за того, что не скучает по своему отцу. Я ответила: нет, не упал, ведь будь Лори плохим человеком, то даже не стал бы задаваться подобным вопросом. Он погрузился в себя, обдумывая мои слова, и мы допили кофе в безмятежном молчании.

Стены в его комнате покрывали старые киноафиши, приколотые красными кнопками. В их расположении не наблюдалось стройной системы, они являли собой буйное разнообразие вкуса, начиная от «Планеты обезьян», заканчивая фильмом «Почти знаменит». Мало-помалу мое представление о Лори обретало законченные формы.

Разглядывая афиши, я чувствовала на себе его взгляд, но меня он нисколечко не смущал, что само по себе было странно.

– Есть хочешь? – спросил он.

– Я всегда хочу есть.

Он встал и протянул мне руку. После секундного колебания я разрешила ему вывести себя из комнаты.

Мы спускались по парадной лестнице, и Лори показывал мне развешанные на стенах семейные портреты. Все они были одинакового размера, но зато в разных рамах. На одном снимке, в рамке из темной стали, рядком расположились военные, облаченные в разномастную форму. Попадались среди них моряки в белых парадных кителях, летчики в синем, но больше всего – пехотинцев в форме защитной расцветки. С края стоял маленький сорванец, Лори, единственный из всех в штатском: черная футболка, обтрепанные джинсы; на вид не старше двенадцати. Характерная белобрысая челка ниспадала на лоб. Лицо строгое.

– Одна фотография стоит тысячи слов, – сказал Лори, словно бы невзначай, и я стала пристальнее рассматривать остальные снимки, попадавшиеся нам по пути.

У подножия лестницы висели фотографии военных, словно взятые из выпускного альбома.

– А ты часто видишься с мамой?

Он пожал плечами.

– Давненько не виделся. Как переехал в Штаты, мы встречаемся раз в полгода: на Рождество и в летние каникулы.

Я с трудом представляла, каково это – жить в чужой стране, отдельно от папы и мамы, со старым дедом. Лично я последний раз видела папиных родителей почти два года назад на церемонии посвящения отца в офицеры. Они остановились в гостинице при въезде в наш военный городок и наведались к нам лишь раз, на выходные. Папа сказал, что дедушка болен, но в то воскресное утро мы вшестером – я, сестры и мама с отцом – пошли завтракать в «Золотистый коралл» и видели там бабулю с дедом. Они сидели через два столика от нас, и дед с упоением уплетал сосиски. Вид у него был вполне здоровый.

Когда я встречалась с бабушкой по материнской линии, у них с мамой в очередной раз не заладилось. Они какое-то время не разговаривали, и я, замучившись вникать в их дрязги, попросту на это плюнула.

Так что я скорей бы согласилась ютиться в школьном чуланчике, где хранят швабры, чем жить со старыми родственниками.

– Ты соскучился по Италии?

– По Италии или по маме?

– По обеим.

– Да, соскучился. По обеим.

Он не стал уточнять, а я и не допытывалась. Я собирала его образ по крупинкам, и после каждого разговора в моем представлении об этом человеке заполнялся очередной пробел. Довольно кропотливый процесс.

Мы пришли в кухню. Лори открыл дверцу огромного холодильника и кинул мне в руки небольшую упаковку. Изловчившись, я поймала ее. Радости моей не было предела: оказалось, это шоколадное молоко.

– Боже мой! – Я держала пакетик в руках и не верила своему счастью. По лицу расплывалась улыбка. Рассматривая знакомый с детства логотип – синие буквы на желтом фоне, я унеслась в далекое прошлое. Вытащив из пакета соломинку, я проткнула ею упаковку и от души глотнула.

– Круто, да? Домработница принесла пару недель назад, я сразу подсел. Это как молоко с шоколадом, – нахваливал он, не подозревая, что я выросла на этой еде.

– У вас что, таких в детстве не было? – Он покачал головой, и я добавила: – В каком большом мире мы живем. Ты знаешь, я готова поклясться, что в наших краях этими пачками забиты все холодильники.

Лори рассмеялся, и смех его прозвучал легко, как дождевые капли.

– Лучше поздно, чем никогда. – Он сделал глоток и облизал губы. – На самом деле мир очень тесен.

Я посмотрела ему в глаза, но он отвернулся и вновь заглянул в холодильник. Пошарил взглядом и, не найдя искомого, захлопнул дверцу.

– С чего вдруг он тесен? – обратилась я к его спине, пока он обшаривал кладовку.

– Может, что-нибудь закажем? Пиццу? Или китайскую еду на вынос?

Мне хотелось пиццы, но не было при себе наличности, а на карточке вряд ли остались деньги – я потратилась на новый чехол для ноута, а остальное отложила на переезд. Экономист из меня не бог весть какой, но что вы хотите от шестнадцатилетней девчонки?..

– У меня нет с собой денег, – предупредила я, но он уже держал в руках каталог и изучал меню.

Лори взглянул на меня из-под светлых густых бровей и ничего не сказал. Сунул руку в карман темных джинсов, вытащил телефон и опять облизнул губы. Они были несколько крупноваты, зато, скорей всего, по нему сохли все девочки его возраста – а может быть, и моего. Мэг частенько мне говорила, что мальчики будут сходить с ума по моим пухлым губам, но пока что особой реакции я не заметила, если не считать пары довольно пошлых высказываний. Парням больше нравились сиськи Мэг, в чем, в общем, заключалась определенная ирония, ведь губами можно сделать для парня куда больше приятного, чем грудью.