Анна Тодд - Сестры Спринг

– Она с Джоном Бруком, в Квартале, в «Ритце»!

* * *

Когда мы зашли в дом и за окнами скрылись фары современной иномарки, на которой разъезжал Шайа, мама накинулась на меня с упреками:

– Зачем ты так сделала, Бэт?

Она говорила негромко, лучше бы она кричала. Мередит была вне себя от злости, но принадлежала к числу матерей, которые никогда не повышали голос на детей. Не то что мать Офелии. Бывало, Офелия прибегала к нам домой, потому что ее отец вернулся домой и от него разило спиртным.

– Мам, ты на него накричала. Он ничего плохого не сделал, все это – только домыслы, – попыталась я оправдаться.

Мама вздохнула и поставила локти на спинку кресла-качалки.

– Хорошо, он хотя бы не знает, где ее искать.

Я посмотрела на Эми, затем перевела взгляд на мать.

Эми встала и куда-то направилась, обронив мимоходом:

– Я ему сказала. Прости, конечно, но ты же не собиралась ему помочь.

– Незачем ему знать, где наша Мэг. Она и без него прекрасно обходится, у нее есть Джон.

Я бы не согласилась, что Мэг прекрасно себя чувствует без Шайи, но сейчас куда важнее было отчитать Эми за болтливость.

– Это не твоего ума дело, Эми.

– Просто мне кажется, что он ее любит, – возразила сестренка.

Мама засмеялась деланым, ненастоящим смехом.

– И с чего вдруг такие выводы?

Она опустилась в папино кресло, Эми плюхнулась на большой красный пуф, который зашуршал, принимая форму ее тела.

– Ну для начала потому что он пришел, – ответила Эми с таким видом, словно наша мать знала о жизни меньше двенадцатилетней девчонки.

Я села на диван и задрала кверху ноги. На спинке висели одеяла, от которых пахло нашим прежним, техасским домом. В те времена мама часто пользовалась ароматными свечами, сжигая их беспрестанно, и ткань насквозь пропиталась этим запахом. Я взяла папино вязаное одеяло, пропахшее коричными тостами, и прикрыла им ноги.

– И это, по-твоему, любовь? – проговорила мама. Мало-помалу ее оставляла злость. Она все больше походила на мать, которую я любила и знала, и все меньше – на тетю Ханну, когда та чересчур напивалась и принималась взрываться по пустякам.

– Он живет далеко! И помолвлен с Белл Гардинер! Но все равно не поленился приехать. Ну конечно же, он ее любит.

Я засмеялась над наивными рассуждениями сестры.

И мама тоже.

– Все не так просто, моя дорогая. Если мальчик в тебя влюблен или ты ему нравишься, он себя как-то проявит, и ты сразу поймешь. А если возникли сомнения, значит, он тебя не любит. Даже если бы и любил, но демонстрировал это, заявившись к тебе в десять вечера, то он тебя просто не достоин.

Мне тут же захотелось узнать, относится ли это правило к девушкам.

– Так было давно, во времена твоей молодости.

Мередит насупилась и с легким недоверием взглянула на Эми.

– Шайа Кинг обидел твою сестру. Достаточно переживаний на ее долю. Все, хватит! Никаких больше писем и богатеньких отпрысков, которые думают, будто слишком шикарны для моей дочери, – возмущенно проговорила мама и обернулась ко мне: – Это обеих касается. Я устала талдычить вам, с чем мириться, а с чем – нет. Мэг вообще не должна была терпеть выходки этого Шайи, а ты, Эми, – мама взглянула на нее в упор, – очень зря ему поспособствовала. Теперь он попытается помешать ей устроить личную жизнь, а она счастлива с Джоном Бруком.

– Да что Шайа ей сделал-то? Почему он вдруг снова стал плохим? Такого богатого и классного парня не сыскать во всем городе. С таким подбородком…

Мама ее перебила:

– Это все, чего ты хочешь добиться в жизни? Нравиться симпатичным богатеньким мальчикам?

– Да! – взвизгнула Эми. – Да-да-да, сто раз да!

– А потом что? Что будешь делать, когда тебе исполнится тридцать, а твой богатенький мальчик превратится в несимпатичного избалованного дядьку или, не дай бог, с ним что-то случится? В одиночестве будешь растить детей, без всякой профессии?

Эми вздохнула.

– Мам, ну не шути так. Этого не случится. Мой муж всегда будет перчиком, уж я позабочусь. – Эми хихикнула.

Мамино лицо осталось непреклонным.

– А я и не шучу. Ты должна иметь специальность и хоть какие-то навыки. И нельзя судить о парнях только по их наружности. Когда парни отсеивают несимпатичных девчонок – это нечестно, и мы не должны так поступать.

– Я выйду за такого, как папа, и он всегда будет рядом и поможет мне растить дочерей. – Эта тактика была хорошо нам известна, Эми часто к ней прибегала: сказать что-нибудь очевидное и тем самым закончить бессмысленный разговор.

Мама невольно улыбнулась.

– Я очень на это надеюсь. И надеюсь, у тебя будет три или четыре дочери, все в тебя. Знаешь поговорку?

Я знала, о чем речь – мама то и дело повторяла то же самое Мэг. Мэг слишком часто для девятнадцатилетней говорила о детях. Я даже не сомневаюсь, что в будущем она станет хорошей матерью, но можно было бы прислушаться к мнению Джо и немного повременить.

– Не знаю и знать не хочу. – Эми запрокинула голову, и мама шутливо щелкнула ее по кончику носа. Эми рассмеялась. – Не рассказывай.

– Говорят, что если ты не бережешь свою маму, то тебе сполна отплатит собственная дочь. Так что усердствуй, а за меня отомстит твоя собственная Эми.

Мама пощекотала сестру, и по дому разнесся звонкий ребяческий смех, словно созданный для того, чтоб рассеивать давящую атмосферу.

Эми отстранилась от мамы и присела ко мне на диван. Мередит включила кино, самый первый «Хэллоуин».

Перед тем как начался фильм, Эми спросила маму, расскажет ли она Мэг о том, что она выдала ее Шайе.

Мама странно на нее взглянула и ответила:

– Ну а как же, естественно, расскажу, – и вновь уставилась на экран.

Джо

У меня буквально крышу сносило от этой комнаты. Лори был полон противоречий. У него стоял проигрыватель из «Урбан Аутфиттерс», на котором крутилась запись Хэлси, и подписанный кем-то набор старых записей. Из этого загадочного и в то же время обыкновенного человека потихонечку складывался полноценный книжный герой.

О нем можно было бы сочинить сорок тысяч книг. Может, когда-нибудь я так и сделаю.

Мне хотелось и дальше исследовать внутренний мир Лори, и я подошла к письменному столу. Лори будто подначивал меня своим невмешательством, и мне ужасно хотелось покопаться в его сокровенном.

– Если наткнешься на что-нибудь необычное, скажи, – заметил он, не вынимая изо рта ручку.

– О да, можешь не сомневаться.

Я выдвинула ящик стола, а он через приложение на смартфоне поменял песню на проигрывателе.

Вдруг я уткнулась пальцами в мех и ощутила холод металла.

– Что это за гадость? – Я отдернула руку и брезгливо отерла ее о джинсы.

Лори быстро встал и направился ко мне. Мне вдруг пришло в голову, а дома ли его дед.

– Что? – Лори сунул руку в ящик с загадочным мехом, и я зажмурилась.

Мертвый хомяк или крыса, да что угодно. Кошмар.

Он вытащил руку. На его пальце болтался брелок с подвеской из черно-рыжего меха.

– Да это всего лишь кроличья лапка. – Он поднес ее к моим глазам, и я отпрянула.

Я сто лет не видала таких брелоков. Помню, когда-то у Мэг была целая куча. Они достались ей, когда она работала на катке неподалеку от средней школы, где я училась, когда мы жили в Техасе. Один, фиолетовый, висел на зеркале заднего обзора в самой первой ее машине, поезженном «бьюике ривьера» с затемненными стеклами и салоном из мореного дерева. Эта болтающаяся ножка наводила на меня ужас.

– Фу.

– Да не «фу», а талисман на счастье.

Я покачала головой. Мэг тоже все время так говорила.

– Лапа мертвого животного – это никакое не счастье, а зверство. Природой так не задумано.

Лори стоял рядом, поглаживая безделушку.

– Но это так по-людски, согласись. Притвориться, что завладеть отрубленной лапой – это удача. Какие же мы извращенцы.

– Ага.

– Ты поэтому мясо не ешь?

– Нет. Ну да, в общем. Наверное. Не из-за кроличьих лап, конечно. Ты не мог бы ее убрать? – Я ткнула в сувенир пальцем, и мое лицо исказилось от брезгливости. Он закинул лапку в ящик и с силой захлопнул его. Мне расхотелось дальше копаться в его вещах.

– По-моему, это круто. В смысле, я, конечно, не собираюсь менять рацион. – Он похлопал по животу. – Но круто, что ты делаешь то, что считаешь нужным, и у тебя есть свои принципы.

– У меня много принципов, и не только в еде.

– А-а, ну еще бы.

Мы уселись на противоположных концах дивана. Возле меня оказался круглый боковой столик, выкрашенный золотой краской, на котором стояло шоколадное молоко. Теперь и не разобраться, какая из пачек – моя. Будет жутко неловко, если я схвачу наугад и примусь пить из чужой.

– А как насчет твоих сестер? У них есть парни? Я знаю, что Мэг встречается с Джоном «как там его», а как насчет Бэт и Эми?

Я подалась к нему всем корпусом и ткнула в ногу.

– Эми – двенадцать.

Он пожал плечами, всем своим видом выражая: И что с того?..

– У меня появилась первая девочка задолго до того, как мне исполнилось двенадцать. Ее звали Лючия. И у нее были самые красивые на свете кудряшки.

– И почему же вы расстались?

Лори провел рукой по волосам. Они высохли на воздухе и стали волнистыми.

– Ну я думал, между нами что-то особенное, а оказалось, что она гуляет со всеми мальчишками из моего класса. Мое десятилетнее сердце было разбито. По-моему, я по-настоящему так и не оправился.

Я закатила глаза.

– Ну да, заливай. Нет, серьезно, у Эми никого нет. У Бэт тоже.

Я не стала распространяться, что Бэт никогда не заведет себе парня. Не мой секрет, и не мне о нем говорить.

– А у тебя есть парень?

Вопрос прозвучал вовсе не так тупо, как мог бы прозвучать из уст парня наподобие Лори. Не знаю, откуда вообще взялось это «наподобие», я и сама толком не поняла, что было зашифровано в этом понятии.