– Я просто хотел… – Он попытался объясниться, но я снова его перебила:

– Хватит. Даже не пытайся.

– Прекрати меня перебивать! – вскрикнул он и отвернулся. Схватил себя за волосы, потянул с силой и вновь посмотрел на меня. – Я не хочу тебя оставлять в таком состоянии, Джо. Господи, просто не прогоняй меня, вот и все.

– Господь тут совсем ни при чем.

– Джо, ты очень расстроилась, и…

Я не дала ему договорить:

– Ты ничегошеньки не понимаешь. Мой отец меня любит, не то что…

Я спохватилась. Что, в самом деле, на меня нашло? Даже теперь, находясь на взводе, я не решилась договорить жестокую фразу. Впрочем, Лори все понял без лишних слов. Он словно померк, как звезда, упавшая с неба, и я не нашла в себе сил заговорить, хотя еще секунду назад меня было не унять.

– Знаешь, Джо, ты права. Я уйду. Желаю тебе охренительно провести ночь. – Он вдруг заговорил с таким сильным акцентом, что я едва разобрала последнюю часть его фразы. С этими словами Лори бросился через дорогу, а я так и осталась стоять, где стояла, провожая его взглядом в надежде, что он вернется.

Не в моем характере срываться на близких…

Конечно, Лори – не такой уж и близкий.

Он – просто соседский парень, которого за последние месяцы я слишком хорошо узнала. Он ни в чем передо мной не провинился – просто хотел помочь. И он – не мальчик для битья и не боксерская груша, так что придется взять волю в кулак и идти извиняться. С кухни запахло жареным беконом, и мне вдруг ужасно захотелось есть, хотя я не прикасалась к свинине уже много-много лет.

Мне вспомнилось, как вел себя Шайа. Он все это время просидел у нас, утешая девчонок, Мэг с Эми. Мэг перебирала прядки на голове Эми, пока та не уснула на ее коленях. Джон Брук уехал практически сразу, а Шайа все не уходил. Проигнорировав обиду и гордость, я перешла дорогу и постучала в дверь Лори.

Сначала долго не открывали, потом Лори все же вышел и махнул мне рукой, приглашая зайти. Мы молча поднялись в его комнату. Он успел переодеться ко сну в белую футболку с хлопчатобумажными, в синюю клетку, штанами. Постель была разобрана и смята, словно он уже лег спать, но долго и беспокойно ворочался.

Лори присел на край кровати, потом прилег. Кровать была коротковата для его длинного тела. Я устроилась рядом, как делала уже много раз раньше. Лори щелкнул выключателем над головой, свет погас.

– Я не хотела, – проговорила я в темноте.

– Я знаю, – прошептал он в ответ.

Глава 35

Джо

После того как папа вернулся из госпиталя, наш дом стал чем-то средним между больницей и похоронным бюро. Настроение, царящее в нем раньше, кардинально переменилось – настолько, что трудно было вспомнить, какой была жизнь «до». Отца без конца возили на осмотры и консультации, по десять врачей за неделю, к нам постоянно наведывались гости, как бывает, когда кто-то умер. Снизошла до нас даже Дениз Ханчберг: с тех самых пор, как Джон Брук помог Мэг вкатить в дом коляску отца, чуть ли не каждый день от нее приносили какую-нибудь запеканку. В доме было всего завались, от плотного горячего под сырным соусом от Ханчберг до закусок к пиву, которые тетя Ханна приносила после ночных смен в «Спиритс». Все заставили пышными букетами, доставленными от миссис Кинг.

Наверное, Мэг еще качественней научилась лизать ей зад.

В доме было полно народу и пахло, как на какой-нибудь офисной вечеринке. Я наконец получила права и теперь помогала возить отца по врачам и при случае ездила на работу. Отцу назначили столько осмотров, что в какой-то момент мне даже показалось, что, если его припишут еще к парочке специалистов, мне придется уйти из «Пейджес». Впрочем, в отличие от Мэг, я любила ездить с отцом. Мы с ним шутливо играли в побег.

Папа посмотрел на часы на стене в приемной.

– У них подолгу приходится ждать.

– Ага. Надеюсь, этот будет быстрее, чем доктор Алабан, – отозвалась я.

От нечего делать я листала «Пипл». В журнале залипло несколько страниц, и я принялась их разъединять. Дженифер Энистон, судя по всему, вновь беременна близнецами! Уже десятый раз за прошедший год. Все в один голос твердили, что детки унаследуют ее шикарные каштановые локоны.

Я никогда не понимала людей, отслеживающих, когда какая-нибудь актриса станет матерью. Ну а если она вообще не хочет детей?

– Да нет, просто доктор Алабан очень скрупулезен.

Я оторвала взгляд от журнальных сплетен.

– Скрупулезен? Да он до кабинета целый час добирается, а сердце подолгу слушает, потому что находит его только с десятого раза.

Папа повел глазами:

– Растет поколение нетерпеливых.

Я закатила глаза и, чуть подавшись вперед, подложила под себя ногу, уютней устраиваясь на диване приемной в клинике.

– Мы не любим зря тратить время. В отличие от вас.

От этой реплики он рассмеялся.

– О да, а ты не тратишь время, просиживая в интернете?

– Я учусь.

– Чему учишься? Как придираться к людям и выдумывать хэштеги для печальных событий?

– Один-один!

Я взглянула на медсестру за стойкой, и та улыбнулась. Она говорила по телефону, и по всему было видно, что работа ей нравилась. Когда мы приходили к неврологу, она с легкостью вспоминала папину фамилию. Симпатичная, на вид лет двадцати с небольшим.

– Вы сами нас воспитали, приучили к тому, что не стоит сидеть и ждать, пока нам что-нибудь перепадет.

– Вам невдомек, что такое упорный труд. Вы уверены, что все должно само приплыть в руки. Ну ты, конечно же, не такая. – Он помахал рукой и улыбнулся. Я уже привыкла к выщерблине на его передних зубах. Мэг без конца упрашивала его поставить коронку, но ему не хотелось.

– Вот бы еще «приплыло» бесплатное здравоохранение и немножечко социальных гарантий, – съехидничала я. Конечно же, я понимала, что эти претензии – не к отцу.

– Один-два! – Он поднял руку, и мы по-пацански хлопнули кулаками. Он отстранил руку и тихонечко просипел:

– Размечталась.

Я старалась не засмеяться.

– Пап. – Я закусила губу и покачала головой. – Не шути так.

Он пожал плечами и назвал меня занудой, и тут в приемной опять зазвонил телефон. Папа провел пальцами по подживающему рубцу на шее. Со временем становилось все легче смотреть на его раны. Когда Мередит впервые помыла его в нашей ванной, ее долго рвало в коридоре. Бэт специально наигрывала на рояле, который отдал ей дедушка Лори, но Эми все равно услышала. Это читалась в ее васильковых глазах. Она выглянула в коридор, а потом вернулась в комнату и уткнулась в телефон, спрятавшись в свой виртуальный мир. Иногда меня подмывало проверить историю поиска, но я, как человек принципов, не могла пойти против ее права на частную жизнь, как бы мне ни хотелось.

Эми стала импульсивнее и истеричнее. Я понимала, конечно, что это связано с возвращением отца и с переменами, которые так стремительно вошли в нашу жизнь. Вопреки желанию, ей приходилось помогать Бэт с хозяйством. Мередит было некогда, нам с Мэг тоже. За те полтора месяца, что прошли с возвращения отца, учительница Эми успела пожаловаться на ее поведение по электронной почте. Папа сказал, что девочке не хватает внимания. Может, и так. Да, конечно же, так. Ей было двенадцать, а папа не только выглядел по-другому, но и внутренне изменился.

Ну а как иначе? Отслужи-ка четыре срока в горячих точках, да еще подорвись на мине в своем «хаммере» на обочине жилой улицы, да поборись за жизнь.

Я охотней общалась с отцом и, в отличие от сестер, куда больше узнавала в нем нашего прежнего папу.

У него был заостренный подбородок, как у Бэт с Мэг, зато я унаследовала его рост и оттого по праву считала, что уродилась в него. К тому же волосы у нас одинаковые, цвета высохшей глины и молочного шоколада.

Гипс с его ноги еще не сняли, но щека начала зарастать, покрываясь восковой корочкой. Кожа, которую ему пересадили взамен обожженной, была красного цвета. Неделю назад я показала родным видео о том, как бразильские врачи испробовали кожу тилапии на людях с ожогами. Это, в принципе, как трансплантация. Ролик понравился только папе. Мередит встала и вышла из-за стола.

Я вытащила из кармана телефон: от Лори пришло сообщение. Он спросил, когда я освобожусь, и попросил забежать к нему после осмотра.

– С кем это ты общаешься с такой улыбкой? – поинтересовался папа.

– С улыбкой? Ни с кем. – Я заткнула за ухо прядь волос и облизала губы. Я вовсе не улыбалась.

– Ну да, ну да.

Пискнул мой телефон, и на экране высветилось имя Лори.

– Это просто Лори, – сказала я, не выдержав пытливого взгляда отца.

Он выставил вперед нижнюю челюсть.

– Просто Лори. Ага. Так, значит, этот Лори – твой парень?

Я засмеялась.

– Нет, пап, перестань.

На стене громко тикали часы, отмеряя секунды. Предыдущая секунда показалась мне оглушительной.

– Нет? Что-то мне подсказывает, он не в курсе. Со стороны выглядит так, будто он твой парень. Ты ведь не стала бы от меня скрывать, правда? – Рот у папы был слегка перекошен; он сказал, что это на всю жизнь, и даже если сделать две операции, то его челюсть не вернется на прежнее место – туда, где она была перед взрывом.

Я покачала головой.

– Пап.

Не то чтобы я чувствовала себя странно, разговаривая с ним о парнях, скорее рассказывать-то не о чем.

– Джозефин, я же не собираюсь запирать тебя дома и мешать вашим встречам. Просто мне хотелось узнать, как ты живешь.

Я вздохнула.

– То, что мы много времени проводим вместе, еще не значит, что он – мой парень.

– Он целыми днями валяется на полу в нашей гостиной. А если его нет, значит, ты у него. На мой взгляд, это значит «встречаться». Когда я ухаживал за твоей мамой, она без конца твердила мне, что мы просто друзья. Друзья не занимаются такими вещами, как…

– Пап! Ну ты что! – в ужасе воскликнула я.

Ужас получился, конечно, наигранный; я знала, что между моими родителями, так скажем, романтика, но предпочла бы не слышать о подобных вещах из уст отца.