Вздрагиваю и отпиваю из своей чашки. Долго кашляю.

— Господи, что это?

— Ну я немного коньяку подлила, ты вареная какая-то, — смеется Марго. — Прости, что бросаю, но такого любовника живым отпускать грех.

Что верно, то верно. Я поворачиваюсь к компании у стола, но никого не нахожу. Шарю глазами по залу и вижу спину той девицы, скрывающуюся за дверью в пустой уже лекторий. Зато Альберта нигде нет, и меня оглушает невозможными подозрениями.

И тут, в общем, понимаю свой главный провал. Мы как-то забыли обсудить с ним эксклюзивность отношений. И теперь я понятия не имею, есть ли у меня право ревновать. И даже что-то спрашивать.

И сама не знаю, как, но ноги несут меня туда, за ней. За ними. Я должна увидеть, должна убедиться. Просто чтобы знать.

За дверью темно, давно выключен свет, и я, конечно, делаю чудовищную глупость, что вообще продолжаю сюда лезть. Не хватало еще их застукать где-нибудь в процессе, чтобы испытать всю меру унижения. Но я как будто специально нарываюсь, и все-таки иду вперед, прислушиваясь к тишине. Где-то впереди хлопает дверь, и я ускоряю шаг.

И спотыкаюсь на ровном месте. Потому что тут… его запах. Я застываю буквально на секунду, и запах окутывает меня целиком, а потом к нему присоединяются руки. И губы. И твердое тело вжимает в стену. А на ухо Альберт шепчет:

— Я знал, что ты придешь.

Знал он.

Но облегчение так велико, что я чуть не падаю.

— Знаешь, что я заметил? — твердые губы скользят по шее вверх, зубы прикусывают мочку уха. — Ты катастрофически отстаешь по оргазмам.

— Я… — не самое удачное место, чтобы рассказывать об особенностях моих эрогенных зон и технологиях достижения разрядки.

— Нет, я, — насмешливо шепчет он мне на ухо. — Я хреново выполняю свои обязанности партнера по секс-онли. Если бы мои коллеги и клиенты узнали о такой безответственности, я бы лишился половины контрактов. Надо исправляться, пока не поздно.

Никогда не думала, что могу кончить семь раз подряд за десять минут в темном коридоре учебного центра где-то в Питере. Стоя. Одетой. Зажатой между холодной стеной и горячим мужским телом.

Сначала помогают закушенные губы, но потом Альберту приходится закрывать мне рот своим ртом, иначе на мои крики соберется вся толпа народу за дверями. Последний оргазм я обессилено выдыхаю куда-то ему в шею, и он вынимает руку из-под моей юбки.

— Ну вот, с долгами рассчитался. Больше постараюсь не допускать таких оплошностей.

Я трогаю языком его кожу в распахнутом воротнике, и он напрягается всем телом. Меня осеняет — я опускаю руку и натыкаюсь на выпирающий под плотной тканью джинсов напряженный член. Альберт шипит сквозь зубы и убирает мою ладонь:

— Иди, возвращайся. Вам там дипломы сейчас будут вручать.

— А ты?

— А мне… — смешок. — Придется выждать некоторое время, ты понимаешь.


Дом

— Саш, у тебя кто-нибудь есть?

Мы сидим у меня на кухне, и прекрасный бывший муж жрет мой пирог с грушами и сметаной.

— Зачем мне кто-то, если ты кормишь меня обалденными такими вещами? Она еще ревновать начнет, а готовишь ты все равно лучше.

— Саш, я тебе уже говорила, что ты бесишь?

— Ты мне уже говорила, да. Довольно часто.

— Хорошо. А то могло показаться, что я забыла, и ты меня бесишь по незнанию.

— Нет, я специально.

— Ну слава богу.

Из Питера я в качестве сувениров привезла только набор рекламной фигни в черной сумочке с золотым тиснением. И поставила ее на стол рядом с нераспакованным макбуком. Там у меня постепенно скапливается маленькое святилище имени Альберта. Пора с этим что-то делать. Но Сашка все равно меня встретил с поезда, хотя и ворчал, что могла бы на метро доехать. Не знаю, куда бы я в таком состоянии доехала, честно говоря.

После вручения дипломов об окончании интенсива, я больше Альберта не видела. Только потопталась еще в холле, но все разъезжались, и я тоже пошла на вокзал. Почему-то пешком — темное небо Санкт-Петербурга сопровождало меня всю дорогу по Невскому, сыпало под ноги сероватую снежную крупу и напоминало, что в гости лучше приезжать летом на белые ночи.

Я почти потерялась в темноте, завьюженная собственными мыслями, но прямой как стрела Невский все равно привел меня к поезду, в который я села не приходя в сознание. Три с половиной часа я смотрела в темноту за окном и думала.

И потихоньку понимала, что конечно не расстанусь с Альбертом по своей воле. Как и когда я успела так глубоко попасть? С того первого взгляда на «такой как он никогда не будет с такой как я»? Или в тот момент, когда он нашел меня в гостинице? Или — когда сказал, что влюбился?

Или… Где я совершила ошибку?

Написала я Сашке буквально в панике. Иначе написала бы Альберту, а этого я себе позволить не могла. Сначала я хотела понять, что же я чувствую и что с этим делать. И к чему я готова.

Поэтому Сашка сидит у меня и жрет плоды моих кулинарных экспериментов, за которыми, подозреваю, все три года и ходит в гости, а я смотрю на него и ищу остатки былых чувств. Чтобы препарировать, сравнить с тем, что чувствую к Альберту и выяснить, что же это?

Я и препарирую.

Я до сих пор считаю Сашку невероятно красивым. Со времен развода его плечи стали еще шире, а живот рельефней. Потому что появилось куча свободного от меня времени на спортзал. Мы все-таки разочек переспали с ним через год после развода. Я не ощутила ни-че-го. Как будто попробовала новый комплекс упражнений, не больше. В тот момент я перестала жалеть о нашем браке.

Альберт? Я не знаю, красивый ли он. Седой, сухой, жилистые руки, длинные пальцы, глаза эти мутантские… Когда он смотрит на меня жадно, словно хочет снова и снова трахать, делая перерывы только на замену презервативов — он дичайше красивый. А он смотрит так почти всегда.

И он зажигает меня в ответ. Так, как никогда не зажигал мой бывший прекрасный муж, любовь всей моей жизни, мой настоящий выбор и вторая половинка, с которой я хотела прожить до старости. Вот это все было — а такого огня не было.

Но не потухнет ли этот огонь так же быстро, как загорелся?

Не пройдет ли его страсть через месяц? А любовь — через три года? А потом — через семь? А через десять?


Выставка

Сашка копался в телефоне, не поднимая головы:

— А почему ты вообще спрашиваешь?

— Ну слушай, ты сам как-то сказал, что я ненормальная, раз к психотерапевту пошла. Так что мне все можно. А вот что с тобой не так?

Он пожал плечами:

— Я думаю, я пожизненный старый холостяк.

— Очень смешно, — проворчала я. — Наш брак уже не считается.

— Это был эксперимент. На самом деле мне отлично одному и никто не нужен, — он снова уткнулся в телефон.

Мне осталось только переваривать, что я, оказывается, была всего лишь экспериментом.

— Смотри, тут выставка «Отражения Дали», — Сашка будто и не заметил моего сумрачного вида, зато тычет мне в лицо телефоном: — Половина Москвы уже была, все пишут, что это просто чума, проект года. Поехали?

— В девять вечера? — скривилась я. — Снова одеваться, куда-то идти… А завтра на работу.

— Именно. Днем там полно народу, а в девять вечера воскресенья все думают — одеваться, куда-то идти, а завтра на работу. Мы будем самые умные.

Я бы поспорила насчет умных. Но привычка — весь наш брак я сама пыталась таскать его окультуриваться, а он сопротивлялся. И теперь просто не могу устоять против его предложений, воспринимая их как знак своего педагогического успеха.

Кажется, все подумали, что все подумают про завтра на работу и решили быть самыми умными. В галерее до черта людей, всей Москве приспичило посмотреть даже не сами картины Дали, а чьи-то инсталляции по их мотивам именно в воскресенье вечером.


По трем залам дефилируют девушки в виде шкафов с выдвижными ящиками. В кафе стоят длинноногие слоны, с интересом заглядывая в чашки посетителей. Из третьей, красной комнаты, доносятся завывания. Идти туда совершенно не хочется, но все остальные иного мнения.

Половина дам тут в вечерних платьях, вторая половина — хипстота в узких джинсах и с картонными стаканчиками кофе в руках. Идеальная безумная московская богемная жизнь как есть.

Сашка с интересом читал все надписи, смотрел до конца все ролики и играл во все интерактивные игры.

— Помнишь, мы на Ван Гога вместе ходили? — обернулся он ко мне, досмотрев ролик про смерть Дали.

— Рыдали и курили потом на пару, два идиота, — хмыкнула я.

— Там все рыдали, чего ты, — улыбнулся он мечтательно. — Я потом еще со знакомой ходил, вот она совершенно не оценила. Все-таки с тобой веселее.

— Грустнее, ты хотел сказать?

Я обнимаю его, смеюсь, поворачиваю голову…

И вижу седого мужчину в сером костюме. Он стоит спиной ко мне. Одной рукой он обнимает за талию женщину в узком черном платье на каблуках, за другую цепляется девчушка лет шести.

Мужчина поворачивает голову к своей спутнице, я вижу блеск очков, и у меня внутри все замерзает.


Дом

Надо бы сдвинуться с места. Подойти. Убежать. Расплакаться. Сделать хоть что-то. Но я ничего не могу, на меня посмотрела Медуза Горгона, я камень, я ледяная статуя, я даже моргнуть — и то не в силах.

Мой взгляд невозможно не почувствовать. Такие эмоции передаются по воздуху, звенят напряжением эфира, убивают на расстоянии.

И он оборачивается.

Не Альберт.

Нет.

Но эти три секунды высосали из меня всю жизнь как поцелуй дементора.

Я так побледнела, что даже Сашка заметил.

— Эй, что с тобой? Это Дали так тебя растревожил?