Годами? Он сказал — годами?

— Прости, но… — я забираю у него телефон и забрасываю его обратно под кровать. Альберт наконец стягивает с себя худик, вылезает из джинсов и даже снимает носки и аккуратно складывает их поверх одежды. Я не могу удержаться от вопроса: — А какого рода у нас отношения вообще?

— В смысле какого рода? — он снимает очки и кладет их на стол рядом с ноутом. — Мы же вроде все выяснили уже? Только секс.

— Ээээ… — я смотрю, как он устраивается в моей постели, подтягивает меня к себе поближе и крепко обнимает.

— Эксклюзивные, если ты об этом, — приоткрывает он один глаз. — Ты только со мной, я только с тобой. Давай спать, меня что-то совсем вырубает.

И прижав меня к себе, кажется, действительно выключается через пять секунд. Дышит ровно и размеренно, и его сильное сердце замедляет свой стук под моей рукой.

А я смотрю на него в темноте и не верю — он остался со мной? На ночь?

Первый раз в жизни я не мерзну зимой во сне.

Это так странно.

Сколько бы у меня ни было одеял, как бы не шпарило отопление, зимой мне всегда холодно спать. Я просыпаюсь среди ночи от духоты — и холода. Я уже привыкла, что электроплед и теплые носки не помогают, смирилась как с симптомом какой-нибудь мифической вегето-сосудистой дистонии. С октября по апрель — вот так.

А сегодня я проспала всю ночь голая под одним одеялом — и очнулась только с утра от мурлыканья в ухо:

— Если ты не проснешься, мне придется научиться любить некрофилию. Я слишком стар для таких экспериментов.

С Сашкой мы спали под двумя разными одеялами, а тут провели ночь под одним и я согрелась. Так, как не согревалась в Доминикане.

— А можно я зубы почищу? — пискнула я протестующе, когда меня аккуратно придвинули и уперлись сзади напряженным членом.

— Нельзя, — нагло отвечает Альберт. — Можешь уткнуться в подушку, заодно не будешь смущать соседей воплями.

— Какими воплями?

— А сейчас покажу… — меня уже заполняет горячее утреннее напряжение. И мое, и его.

Член протискивается между сжатых бедер и входит в мое тело так привычно, плотно и правильно, словно мы с Альбертом две части головоломки, наконец вставшие в нужное положение. Эти мысли не могут не тревожить.

Но чтобы тревожить, им нужно пространство. А все пространство заполнено Альбертом. Его руками, которые делают много очень волнующих вещей: пропускают между пальцами мои соски, скользят по животу, ласкают между ног, тянут меня за волосы, все-таки заставляя поцеловаться, хоть и сжатыми губами. Его телом, так плотно прижимающимся к моему, что я не знаю, как я отлипну от него, чтобы пойти на работу. Его членом, который движется внутри в томительном темпе, сначала резко врываясь, а потом медленно покидая меня. Его губами, зубами, языком, которые целуют, кусают, лижут мою шею, изгибы ушных раковин, плечи, спину, руки, пальцы. Его голосом, которым он мурлыкает мне в ухо сзади кошмарно непристойные вещи, рассказывает как ему тесно и горячо внутри меня, как он хочет натянуть меня на себя, как нравится трогать меня везде, совершенно везде.

Альберт кончает слишком быстро, хоть мы и возимся добрых минут сорок. Но я не устаю от него, я кажется только начинаю входить во вкус и хочу еще и еще. К тому же у нас осталось еще пятнадцать презервативов из заколдованной пачки и мне жутко хочется наконец потратить их все!

Но кому-то пора на работу. Например, мне.

— Так, в душ по отдельности, а то мы никогда не выйдем, — смотрит он на время на моем мобильнике. — А у меня, увы, дела.

— Ты заберешь свои часы? — вспоминаю я.

— Нет, я решил вообще их больше не носить. Они плохо вписываются в мою сексуальную жизнь.

— А как же серьезные деловые люди будут тебя без них воспринимать?

— Как-нибудь потерпят. Марш в ванную!

Я встаю и получаю шлепок по заднице для ускорения.

А когда возвращаюсь, и ванную занимает уже Альберт, я вдруг падаю как подрубленная на кровать и прижимаю ладони к щекам.

Что вообще происходит? Куда я мчусь? Я не понимаю его, я не понимаю себя. У нас такой охрененный секс, что можно забыть обо всем остальном, но ведь все остальное никуда не девается.

И если бы я действительно могла бы просто вечером встречаться с Альбертом, болтать и дурачиться, долго-долго кувыркаться в постели, потом засыпать в обнимку и начинать день тоже с утреннего секса — это было бы совершенно идеальной жизнью.

Проблема только в том, что то, чего я хочу — по сути и есть семейная жизнь. Когда люди живут вместе. А стоит посмотреть на ситуацию с этой точки зрения, назвать все своими именами, как тут же стеной встают проблемы — у него свой дом, а у меня свой. Моя скромная однушка явно не подойдет синеглазому миллионеру даже на пару ночей в неделю на регулярной основе. А я даже подумать боюсь о том, где он живет. Ночевать вместе — это уже не просто секс. Это какие-то обязательства. Общие планы. Обещания. Будущее.

При мыслях о будущем меня накрывает паническая атака. Внутри головы кто-то маленький и очень испуганный бегает кругами и кричит «Нет! Нет! Нет!»


Работа

Альберт довез меня до работы. Но сам всю дорогу сидел в ноутбуке, извинившись, что надо разгрести дела. На прощание поцеловал, но быстро и нервно — у офисного центра припарковаться было совершенно негде и вся полоса гудела, пока я выскакивала из машины. К счастью, никто на работе не заметил, как я прибыла.

У меня прекрасная работа, я ее очень люблю. Общаться с людьми, узнавать новое, решать их проблемы, находить способы сделать общую рабочую жизнь лучше и прекрасней, — и желательно без бюджета. Сейчас, когда все на нервах из-за переаттестации, и корпоративный психолог не успевает даже кофе попить между приемами, его работу частично приходится брать нам с Яной. А мне еще отчет по интенсиву писать — и даже теперь я рада, что работаю здесь.

Но если разговоры с людьми мне удаются отлично, то стоит приступить к бумажной работе, как я начинаю отвлекаться и зависать. Пялиться по десять минут в открытую таблицу и не видеть строк и цифр. Переводить взгляд за окно и пристально вглядываться в темно-серое зимнее небо. Просто застывать на середине фразы. К счастью, пока только с девчонками.

У них тоже тяжелые времена, но вот Алиса все больше смотрит на меня, и к вечеру наконец решается:

— Карин, пошли кофе выпьем.

Когда тебя зовет выпить кофе коллега, кофе надо пить. Алиса работает в рекламе, но закончила тот же факультет психологии, что и я. Эйчарам вроде меня необязательна супервизия и собственная терапия, но выгоревший эйчар — это герой историй про кошмары на собеседования и офисный буллинг. Никому это не надо.

Поэтому я напряглась, но пошла. И кофе взяла, и села на диванчик в зоне для посетителей. Алиса посмотрела на меня пристально и спросила:

— Влюбилась?

Нет, гром не прогремел. Я, в общем, догадывалась, что это видно.

— Не знаю, Алис. Все сложно.

— Но тебе нравится?

— Не знаю, говорю же. Все совсем не так, как я ожидала. А как я хочу — и сама не знаю.

— Он женат, что ли?

— Нет, — смеюсь я. — Дело не в этом. Дело во мне…

— Когда женщина говорит, что дело в ней, дело никогда не в ней, — вздохнула Алиса. — Значит вот так он тебя держит и вот так путает, что ты даже определение дать не можешь.

Я задумалась.

В общем, она права.

Да и Сашка мне помог с этими бабочками. Я повелась на Альбертово «влюбился» и повесила на него ярлычок, по которому я опознаю все его действия как стремление быть ближе, чем я готова.

А ведь если подумать, то когда я хотела секс онли, я хотела не ледяного совокупления в машине. Я хотела страсти как на яхте.

Когда я хотела отношений теплее после нее — я не хотела совместных завтраков и походов в супермаркет и потенциальных детишек.

Я хотела, чтобы мы оставались такими же безумными и влюбленными. И хотела, чтобы мои желания тоже учитывались. То есть не только он позвонил — я согласилась. Но и я позвонила — он согласился.

— Вот пока ты не прокрутишь в своей мясорубочке… — Алиса постучала меня согнутым пальцем по лбу. — …вот это все, что сейчас у тебя на лице отражается, ты не сможешь нормально работать. Дать телефон спеца?

— У меня свой есть, — отмахнулась я.

— Тот, который тащил тебя из развода? Не хочешь кого-нибудь полегче, чтобы не копали глубоко?

— Нет, Алис… — я отпила кофе. Как они умудряются из нормальных зерен делать отстой хуже растворимого? У наших кофеинщиков какой-то антиталант. — Мне действительно надо подумать и понять все для себя.

— Хочешь отгул? — Алиса тоже поморщилась, отпивая кофе. Или от перспективы отгула.

— Хочу, но ты сдохнешь одна это тянуть.

— А давай мы дня два впряжемся как следует, а потом тебе два отгула, а на следующей неделе мне?

— Таааааак… — протянула я. — Теперь я вижу истинный смысл твоей щедрости. Колись.

— Ну, там… в Тиндере один… — она смутилась. — Зовет к себе в Европу, готов все оплатить, но лететь на выходные смысла нет. Надо чуточку подольше.

— Хорошо, Алис. Давай.

Перспектива помочь Алиске и заодно получить самой два лишних выходных подстегнула меня так, что на время я посмотрела, когда в офисных коридорах стали гасить свет.

Девчонки ушли вовремя, покосившись на нас, и мы с Алиской остались одни.

— Ну что, по домам? — спросила я ее.

— Пошли, — вздохнула она. — Хотя проще уже переночевать на диванчике.

Мы вызвали одно на двоих такси и только в нем я наконец посмотрела на телефон. Альберт не звонил. Открыла телеграм — и не писал. И даже в сети был аж вчера.


Бар

Отличный стимул и грядущая награда — мотивация для работы более, чем волшебная. Мы с Алисой не пошли обедать в столовую, чтобы не отвлекаться — девчонки принесли нам сэндвичи, которые мы заглатываем, сверяя показатели в таблицах. Яна с Маргаритой смотрят на нас с некоторым ужасом и благоговением.