Я кончаю. Содрогаюсь от сильных судорог раньше, чем успеваю понять, что происходит, и широко распахиваю глаза как раз в тот момент, когда Беслан раскидывает мои ноги в стороны и подаётся вперёд, вколачивая в меня каменный, горячий член.

Из горла вырывается крик, и теперь я вижу только его грудь с грозной, страшной птицей, что парит надо мной, будто охраняя свою добычу.

— Охуенная, — шипит Беслан, вбиваясь с каждым толчком сильнее, а я понимаю, что мы в комнате уже одни.

* * *

Мы едим давно остывшую пасту, и я всё время ловлю на себе его задумчивый взгляд. У нас так: я после хорошего секса плачу, а Беслан думает.

У нас… Что ты себе позволяешь, Тата? Забудь! И никогда не думай о нём и себе, как «о нас». Нас нет и быть не может.

— Может погреть, а то сливки застыли?.. — говорю просто так, лишь бы нарушить неловкую тишину.

Но Беслан продолжает есть, а потому я засовываю своё предложение подальше.

— Почему ты не носишь мой подарок, Тата? — вдруг огорошивает своим вопросом.

Я растерянно хлопаю глазами, проглатываю не пережёванный кусок креветки. Наверное, не стоит ему говорить, что я ту коробочку даже не открывала и до сих пор не знаю, что там за украшение.

— Я не знаю… Мне кажется, что это лишнее. Если увидит мой жених… — не договариваю. Нет. Потому что пламя, что тут же вспыхивает в его взгляде, не предвещает ничего хорошего. Не надо было о женихе. Беслан собственник, и даже его постельная игрушка должна быть только с ним — это я уже поняла.

— Мне плевать на твоего жениха. И что он там подумает, меня не волнует. Завтра же надень мой подарок, — коротко смотрит на мою тарелку, которую я отодвигаю за отсутствием аппетита. — Почему так мало ешь? Мне это не нравится. Ты должна нормально питаться.

— Я… Не голодна. Правда, — улыбаюсь примирительно.

— Ладно. Иди к себе, — странно, но после секса он стал ещё злее. Что не так? Во мне дело? Может, с теми девушками ему было бы лучше? Эта мысль ранит. Всё-таки я самолюбива. Ещё один грех на мою душу…

И, кажется, я снова всё испортила. Как только мне начинает казаться, что я нашла подход к этому ужасно сложному человеку, что-то случается, и меня снова отшвыривает на несколько дней назад.

* * *

Как только моя голова коснулась подушки, зазвонил телефон. Я стиснула зубы, тихо прошипела какое-то проклятье на головы бандитов и потянулась за мобильным.

— Алло?

— Привет, красавица! Дядя Паша звонит, скучала? — прозвучал бодрый, прокуренный голос старого уголовника. Как же я его ненавижу. Обхватила бы своими руками морщинистую шею этого дяди Паши и сжимала бы её до тех пор, пока он не посинел и не захрипел от удушья. Мерзкая тварь, решившая, что может распоряжаться судьбами людей.

— Слушаю вас, — вопреки желанию заорать, ответила приглушённо.

— Ты лекарство получила сегодня?

Лекарство? Что ещё за…

— Вы о том пузырьке? Что в нём? — надеюсь, не нитроглицерин или ещё какая-нибудь гадость.

— В нём лекарство, девочка. В один прекрасный день я позвоню тебе и попрошу накапать несколько капелек богатому дяде, что тебя трахает. Он уснёт, а ты подашь нам знак. И всё, считай, долг твой отработан.

— Вы что… Это же подсудное дело. Меня посадят за такое, — прошептала вмиг онемевшими губами. — Я ни за что не стану этого делать, слышите?

— Тогда я тебя с твоим парнишей на ремни порежу. А так сделаешь мне небольшое одолжение и свободна. Если хороший куш сорвём, я ещё и процент тебе отстегну. Подумай.

Закрыла глаза, залезла под одеяло с головой и заревела. Что теперь со мной будет? Я так во всём этом погрязла, что не знаю, смогу ли выбраться.

ГЛАВА 7

Утро застаёт Беслана в спортзале. Опять не спал всю ночь. Скоро начнёт с ног валиться. Вернулась грёбаная бессонница, и теперь вообще глаза не закрываются. Свалить бы всё на старую травму, да он сам понимает, что дело не в этом.

В ней дело. В этой шлюхе с невинными глазами. И вроде обычная же баба. Таких пруд пруди, стоит только пальцем поманить — сразу с десяток выстроится. Раньше он бы не посмотрел на такую, как она, с зашуганным взглядом и дрожащими ресницами. Даже внимания не обратил бы. Всегда любил ярких женщин, знающих себе цену. А тут овечка с алчной душонкой и милой улыбкой.

Бес даже массажисток позвал не столько ради массажа, сколько для того, чтобы доказать себе — на ней свет клином не сошёлся. Только ущербным себя ощутил ещё больше. У него не встал бы хер, если бы в сауну не пришла она. Потому что его ласкали не её губы. Шах даже ничего не почувствовал, когда Нари склонилась к его паху. Даже вниз посмотрел, чтобы убедиться, что она всё-таки касается его. А стоило снова поднять взгляд на Тату — и всё колом встало, мозги сразу же в кисель превратились. Она попросила, чтобы девки ушли, и он, как скатившийся в конец каблук, отправил их.

Это не радовало. Один раз уже Бес любил. И повторения не хотелось. А он чувствовал — это грядёт. Ладно бы просто стояк на неё. Рано или поздно страсть пройдёт, и в голове просветлеет. А тут одержимость какая-то. А тот факт, что даже член на другую не реагирует? Это хреново. Кроме того, его уже не устраивают быстрые перепихи в конце дня. Даже качественный секс, как вчера, не устраивает. Ему больше надо. Всю её. Ночью еле сдержался, чтобы не пойти к ней в комнату и не лечь рядом.

— Идиотизм, — покачал головой, прижимаясь вспотевшим лбом к груше. Сзади послышались шаги. Не она. Тата ходит тихо, осторожно, будто опасаясь чего-то. Это Нурлан, слышно по слоновьему топоту.

— Доброе утро. Если оно, конечно, доброе. Ты что, не спал? — Нур обходит его, цепляет внимательным взглядом. — Давно бедную грушу дубасишь? Кофе будешь? — поднимает бумажные стаканы.

— Доброе. Не спал. Давно. И буду, — стащив перчатки, отбросил их на диван. Размял мышцы, похрустел позвонками. Массаж так и не состоялся. — Рассказывай. Где она была вчера? Куда ездила?

Лис передал ему кофе, присел на край подлокотника. Приподнял брови, въезжая в вопрос.

— Ты о Татке, что ли?

— О ней.

— В банк. Деньги сняла. Потом со своим женихом встретилась. Дальше я не смотрел. Личная жизнь всё-таки.

Какая нахуй личная жизнь? Это он, Бес, её личная жизнь.

— А должен был посмотреть. Она рано вернулась.

— Ну об этом я ничего не знаю. Вернулась, значит, так захотела. Я тебе, кстати, инфу по парню принёс вчера. Видел?

— Видел. И что, это всё?

— А что ещё? Пацан как пацан. Неудачник среднего звена. Не работает, учится вроде. Видать, на Таткины деньги и живёт.

Дааа… Теперь понятно, почему он не задаёт ей вопросов и не интересуется, где работает невеста. По ходу, альфонсу это не особо интересно. А возможно, даже известно.

— В общем, можешь про него забыть. Ни о чём, — подытоживает Нур и отпивает кофе. — А принцесса наша как?

— Я тебе уже говорил: не называй мою женщину нашей.

Принцесса, блядь. Как же. Двуличная сучка, из тех, которые живут с одним, а ебутся с другим. Беспринципная дрянь.

* * *

Я всё-таки открыла коробочку с подарком. Открыла и обомлела. Ценника здесь не было, но я бы и не хотела его видеть. Боюсь рехнуться.

— Смотри, — показываю Полосатику красивые серёжки с драгоценными камнями. В том, что они драгоценные, я не сомневаюсь ни минуты. Шах не из тех, кто станет дарить побрякушки.

Бриллианты (а это именно они) играют и переливаются на солнце, а я кусаю губы, не решаясь их надеть. У меня сроду не было таких украшений. Из украшений только золотая цепочка и колечко, которое Сеня подарил. Да и то я оставила дома — не хватило совести носить его при другом мужчине. Это слишком личное.

Котёнок поднимает на меня взгляд, мяукает. Мол, по боку мне твои брюлики, поесть бы чего-нибудь. Запереть малыша в пустой комнате я не смогла. На свой страх и риск взяла в спальню, соорудив ему лоточек и украв из-под пальмы у бассейна песка. Надо отдать должное Полосатику, он сразу же смекнул, для чего нужна эта штука, и с удовольствием воспользовался удобствами.

— Хорошо, подожди меня здесь, принесу тебе молока, — и тороплюсь вниз, чтобы приготовить завтрак для Беслана. Вчера мы как-то не очень хорошо расстались. Вроде бы всё было нормально, а потом вдруг переменчивый, как обычно, Шах отчего-то разозлился. Сейчас сварганю ему вкусный завтрак и поблагодарю за серёжки. Быть может, даже случится кое-что ещё…

Корю себя за такие мысли. Неправильно так всё… Катастрофически неправильно. Я больше не думаю о сексе с Шахбулатовым, как о чём-то запретном и нехорошем. Более того, я жду этого и втайне хочу, чтобы он схватил меня, как в прошлый раз, и швырнул на свою кровать.

Быстро возвращаюсь в комнату, ставлю на пол пиалу с молоком и, пока Полосатик лакает, бегу на кухню. С блюдом особо не заморачиваюсь, вспоминаю бабушкин рецепт драников. Самое то, чтобы удивить такого мужчину, как Беслан. Вряд ли он когда-нибудь пробовал нечто подобное.

* * *

— Это что? — спрашивает он, а я залипаю на накачанные предплечья. Мускулы как канаты, так и играют под кожей. И капли воды после душа ещё не высохли, так и манят их стереть…

Беру себя в руки. Видать, кофе перепила с утра.

— Это драники со сметаной. Садись, — киваю на стул и немножко жалею, что не успела отнести ему завтрак в комнату. И снова мысленно даю себе увесистую затрещину. Мне стоит быть осторожнее со своими мыслями.

— Драники? — он послушно садится, но продолжает смотреть на золотистые, поджаренные оладьи, как на нечто опасное и несъедобное. Тут становится обидно.

— Да, и их едят, — говорю обиженно, и он, наконец, поднимает на меня взгляд.