— Это так неправильно… — шепотом скользит по коже. — Всего этого не должно было быть, но я не могу… Лиза, я не могу бежать от тебя. Пошло все к черту, просто будь со мной. Пусть все они катятся, просто… будь со мной.

Поцелуй… соленый и самый прекрасный на свете. Я не знаю, чьи это слезы: мои, или Макса на наших губах… Не знаю, плачу или нет, не знаю, даже в какой момент сама его поцеловала. Но это был один из самых правильных поступков в моей жизни. Чтобы ни случилось, знаю, что никогда о нем не пожалею.

Зарываться пальцами в мокрые от дождя волосы и чувствовать их прохладу, когда внутри все горит. Повторять движения его губ, его языка… увереннее, решительнее. Прижиматься к его телу, ощущать жар, который от него исходит, полной грудью вдыхать его аромат, изучать рот, таять от прикосновений, от слов, услышанных двумя минутами ранее, и понимать, что об этом мечтала, этого ждала. Чтобы все было именно так, чтобы от чувств хотелось взлететь, чтобы от каждого его взгляда, от каждого слова, от каждого прикосновения хотелось мурлыкать, прижаться к нему щекой и показать, каким счастливым он меня делает.

Это вымученное счастье, с горьким привкусом, недолговечное. Но оно мое. Только мое, и я ни с кем не стану его делить.

"Пусть все они катятся…"

Макс тяжело дышит, задевая мою грудь своей и, не отрываясь от моих губ, мягко толкает к стене. Кружит языком у меня во рту, скользит по кончикам зубов и осторожно покусывает за губу…

Такого со мной еще не было. Будто земля уходит из-под ног, голова кружится, как никогда сильно, от ощущения полета, от эйфории… Дыхание учащается с каждой секундой, становится громким и отрывистым. Мне не хватает воздуха. Нам не хватает воздуха.

Отстраняюсь от его губ лишь на секунду, но Максу воздух будто и не нужен, он продолжает меня целовать. Нежно губами по линии челюсти, выше — к уху, касается языком мочки и наверняка чувствует, как сильно я вздрагиваю, даже пугаюсь собственных ощущений. Это страсть? Она самая? Жгучая потребность всецело отдать себя ему — тому самому, единственному. Стать его, подарить себя ему…

Боже… Сумасшествие.

Оставляя влажную дорожку на моей шее, скользит губами вниз, поддевает пальцами ворот пальто и целует меня в ключицу… Так нежно, так осторожно, будто я могу разбиться в его руках от любого резкого движения.

Расстегивает верхнюю пуговицу пальто и целует ниже. За ней еще одну пуговицу, еще одну и еще… пока пальто не соскальзывает с моих плеч и не падает к ногам.

Кружит языком по шее, мягко прикусывая, шумно, отрывисто дышит, забирается под рубашку на моей спине и касается ладонью кожи сплошь покрытой мурашками.

Возвращается к моим губам и глубоко целует. И еще глубже, еще отчаяннее, когда из моего рта вырывается неконтролируемый стон, о котором я даже не подозревала. Все рушится… мои убеждения, мои ограничения и прежняя уверенность в том, что не так это все должно происходить — позже, в более взрослом возрасте. Я не была готова — какой же глупой я была. Когда, если не сейчас? С кем, если не с ним?

Но и в этом я ошибалась.

Стоит ему коснуться пальцами верхней пуговицы моей рубашки и все бабочки в животе превращаются в груду тяжелых камней. Желание, волнение и уверенность превращаются в острый страх. И я отталкиваю его, прижимая руки к груди, будто щит. Смотрю на Макса в ужасе и только спустя долгие минуты напряженной тишины понимаю, что он смотрит на меня так же. Он испугался того, что напугал меня.

— Лиза… Лиза, прости, — обхватывает меня за плечи, когда я начинаю сползать по стене. — Я напугал тебя. Идиот. Блин, я идиот. Прости… — приседает передо мной на корточки и в полной растерянности смотрит в мои застывшие в панике глаза. — Прости, пожалуйста. Меня… меня просто накрыло. Ну, хочешь, ударь меня? Давай, врежь мне. Лиза… Не молчи… Только не молчи, пожалуйста.

— Ты не виноват, — наконец заставляю рот разжаться. Поднимаюсь на ноги, подхватываю пальто и шагаю к лестнице.

— Лиза, — догоняет меня, обнимает и прижимает к себе. Я не сопротивляюсь. Не хочу сопротивляться. Макс, правда, ни в чем не виноват. Проблема во мне.

— Это больше не повторится, обещаю. Я… я не знаю, просто с катушек слетел. Ты меня с ума сводишь. — Тяжело сглатывает. — Прости. Прости… Я не знаю, что еще сказать.

— Все хорошо, — шепчу, обнимая его в ответ.

"Все хорошо, — повторяю про себя. — Мне просто нужно справиться со своими страхами".

Глава 13

— Она не делала этого, Андрей. Лиза, ты ведь не делала этого? — мама с грохотом ставит кружку с кофе на стол и по белоснежной скатерти медленно расползается коричневое пятно.

— Я знаю, что она этого не делала. Не ори, — рычит папа, сидя на табурете и нервно потирает ладони. Кивает на закрытую дверь кухни и снова смотрит на маму.

Полину только недавно отправили в постель. Температура до сих пор не спала, так что видимо мама была права — ангина. А это значит, что завтра придется вызывать врача, как бы сильно Полина не упрямилась; справку-то в школу предоставить надо будет.

К слову… Полина никак не отреагировала на заявление мамы о том, что я с некоторых пор "избиваю" тех, с кем учусь в одной школе. Еле-еле допила чай, трясясь на табурете, и пустым взглядом сверля пол, а затем вернулась в постель.

— Вы все уладили?

— Да, Андрей. Вроде бы мы все уладили, — отвечает мама с нажимом. — Подруга Лизы — Зоя, очень вовремя явилась в кабинет Антона Павловича и привела других свидетелей тому, что ударила Настю на самом деле другая ученица.

— Светлакова, — подаю голос я.

— Да, но ты ее схватила, — Кажется, у мамы сдают нервы. Знаю ее это состояние… если немедленно пар не выпустит, то и вовсе взорвется. А еще у нее в "рукаве" припрятана другая карта — довольно щепетильная тема.

— Но ты ударила Веронику.

— Она это заслужила.

— Лиза… Что с тобой происходит, доченька?

— Это школа, мам. Там всегда что-то происходит.

— Да, но… не с тобой.

— Откуда тебе знать? Это моя первая четверть в выпускном классе.

Мама качает головой:

— Я не узнаю тебя. Ты не такая.

— Это потому что я не в больничной палате и с другими людьми общаться начала. — Я не язвлю, ни в коем случае. И родителям грубить не привыкла. Но это… то, что я говорю им сейчас — единственный способ защиты.

Сейчас я чем-то напоминаю себе Полину…

И от этого не легче. Я сама себя в угол загнала. Я выбрала его — Макса. И защищаться от нападок общества — все, что теперь остается. Даже родители меня не поймут. Никто не поймет. Потому что никто не знает, какой Макс на самом деле.

— Ты пропускаешь уроки, Лиза, — мама пытается говорить снисходительнее. Хватается за губку для мытья посуды и старается отмыть со скатерти пятно; лишь бы руки чем-то занять. — Лиза?

Ну, вот собственно и эта самая щепетильная тема.

Папа смотрит на меня с недоверием, а мама смотрит так, будто вот-вот собирается подкрепить это папино недоверие неоспоримыми фактами.

Макс. Разумеется, мама не станет больше терпеть его рядом со мной.

А еще мама знает, что отец никогда не причинит мне вреда, только мозги вставить отменно может, и если она со мной справиться не в силах, что еще ей остается?

— Я не хотела этого говорить, Лиза, — обреченно вздыхает мама, с понурым видом опускаясь на табурет, — но я просто не знаю, как еще до тебя достучаться.

— О чем вы? — тут же напрягается папа, стреляя в меня глазами.

— О том, что я встречаюсь с Максимом, — мрачно усмехаюсь, избавляя маму от ответа, у которой от неожиданности медленно отвисает челюсть.

— Что… что, прости?

— Ты слышала.

— Что это значит? — Когда папа переходит на шепот — спасайся, кто может. Сейчас он шепчет.

— С ка… с каким еще Максимом? — мама бледнеет на глазах и будто другую фамилию от меня рассчитывает услышать.

— С тем самым. С Яроцким, — поднимаюсь на ноги и иду к двери.

— Лиза, — и снова этот зловещий шепот папы, который в этот раз совершенно меня не пугает. — Объяснись.

— Что объяснить? — развожу руками. — Мне семнадцать. У меня не может быть парня? Подождем до тридцати? Тогда можно будет? Если я вообще доживу до тридцати.

— Лиза… что ты такое…

И тишина.

Начинают переговариваться между собой. Что-то о Паше, о Максе… что-то о том, что от Полины могли подобное ожидать, но чтобы я… Я. Да как это? Да почему?

— Я устала, — прерываю их спор. — И я хочу спать.

— Андрей, просто скажи ей, чтобы и близко к этому Яроцкому не подходила и пусть идет в постель.

Папа выпрямляет спину и поджимает губы, глядя на меня из-под тяжелых бровей:

— Это тот сопляк?

— Ты не знаешь его.

— Я знаю, что у него хватило наглости заявиться сюда и хамить мне. А еще я знаю, что это он устроил вечеринку в моем доме.

Невесело усмехаюсь и складываю руки на груди:

— Ты действительно в это веришь, пап?

И папа вновь уходит в себя. Потирает ладонями лицо и тяжело вздыхает.

— Лиза, — а мама переходит к плану "Б". Подходит ко мне, ласково в глаза заглядывает, гладит по волосам. — Доченька, ты ведь пошутила, правда? Разыграла нас? Максим он ведь… ты ведь с ним не… — Вздыхает и глядит едва ли не с мольбой. — Этот мальчик тебе не подходит.

— А кто подходит? Паша?

— Паша, он… Паша он… он нам нравится.

— Это значит лишь то, мама, что вы с папой совершенно его не знаете.

Мама хмурится:

— Вы поссорились?

— Нет.

— Я поговорю с ним завтра. Нет. Андрей. Лучше ты поговори с Пашей. Пусть они с Лизой сходят в кино, например, или…