У меня нет слов. И даже мыслей по этому поводу нет. Я устала поражаться подлости таких людей, как Оскар. Это выше моего понимания. Это грязно и отвратительно. Это не заслуживает никаких оправданий.

— Чего застыла? На, попей водички. — Оскар всовывает мне в руку пластиковую бутылку и тянет за собой к дивану. Усаживает к себе на колени и смотрит так, будто приказывает не шевелиться. Потому что я почти что готова бежать.

— Сейчас он подойдет к нам, а ты культурно его пошлешь, — Оскар отдает команды мне на ухо.

Затылком чувствую взгляд Макса на себе. Так ясно чувствую, что мозги закипать начинают.

Чтобы хоть немного отвлечься нахожу Зою в противоположном конце гостиной; разговаривает с каким-то парнем и даже улыбается. А если все еще разговаривает с ним и улыбается, значит, по ее мнению, собеседник не так уж и плох. Ну, или у него осталось не больше двух минут до мощного посыла.

— Что-то он не спешит, — Оскар поглядывает на Макса. — С Вероной перетирает о чем-то стоит. Хочешь, расскажу как это выглядит?

— Нет, — нервно кусаю губу и все о чем мечтаю в данный момент, это спрыгнуть с колен этого недоумка, но он держит слишком крепко, да и… план. О, да, план. Что-то уже сомнения берут, что мой план достаточно хорош.

Круто разворачиваю голову к Оскару:

— Ему плевать на меня, я же говорила.

— Давай проверим, — Обхватывает меня рукой за голову и накрывает мой рот поцелуем. Самым гадким, мерзким, отвратительным поцелуем из всех, что только можно представить.

Даже зубы сжать не успела.

Упираюсь ладонями ему в плечи и пытаюсь оттолкнуть, но язык Оскара упрямо продолжает кружить у меня во рту.

— Меня сейчас вырвет, — невнятно говорю ему в рот, и Оскар, наконец, отстраняется. Довольно вздыхает и расплывается в удовлетворенной улыбке.

— А неплохо, — щелкает двумя пальцами и вновь на Макса поглядывает, пока я продолжаю бороться с позывами к рвоте.

— Та-а-ак… — Вдруг поднимается с дивана и берет меня за руку. — А вот теперь уходим.

Не понимаю, что именно сейчас происходит, но, судя по всему, игра началась.

Слышу, как за спиной гремят бутылки, и раздается визг девчонок, но Оскар даже обернуться мне возможности не дает: стремительно ведет через толпу к лестнице, не сбавляя темпа.

— Говори, — останавливает меня перед двумя здоровыми лбами по центру лестницы — Ромычем и Деном, и подталкивает. — Давай, солнышко, шустрее.

Бросаю суетливый взгляд назад, но все что могу разобрать это какую-то потасовку в центре темной гостиной. Вижу, как кто-то куда-то рвется, кто-то кого-то не пускает…

— Она в игре, или как? — приковывает мое внимание голос Ромыча.

— Ну, солнышко, не тупи, — Оскар прижимается губами к моему уху и повторяет то, что сказал мне у Зои на кухне: — Это игра, а у игры есть правила. Если не скажешь им пароль, тебе хрен зачтут задание, даже если выполнишь его на все сто двадцать процентов. Так что давай, шустрее.

Поднимаюсь на ступеньку выше, чтобы быть на одном уровне с Ромычем, завожу руку ему за шею, скользя пальцами по потной коже, намеренно касаюсь губами уха и произношу "волшебное заклинание".

— Все? — нетерпеливо орет Оскар, когда Ромыч глядя на меня горящим взглядом, сглатывает, и кивком дает Оскару добро. Тот хватает меня за руку и тянет за собой наверх.

— Заходи, — второпях заталкивает меня в одну из… судя по всему, гостевых спален дома Светлаковых и захлопывает за нами дверь.

— Ну? — смотрит, будто я кукла безмозглая. — Чего стоишь? Раздевайся.

— О раздевании речи не было.

Оскар расстегивает рубашку и бросает на пол.

— Ну, тогда так ложись. Пацаны его долго держать не станут. Он же псих вообще.

"Давай, Лиза. Соберись. Ты знаешь, что делаешь. Точно знаешь. Холодная голова… Холодная голова, черт"

— Живей. Живей, — расстегивает штаны и стаскивает с себя до колен.

Сбрасываю с ног обувь, спускаю рукав платья и залажу на широкую, застеленную черным шелковым покрывалом кровать. Скулы от напряжения сводит, а желудок морским узлом завязывается от безумия, что происходит. Изо всех сил убеждаю себя, что поступаю правильно, задираю платье до максимальной высоты, чтобы не засветить трусиками, принимаю расслабленную позу и опускаюсь на одну из больших мягких подушек.

Оскар смотрит на меня оценивающе и в итоге одобрительно хмыкает:

— Ну вот. Вполне терпимо.

В прыжке срывается с места и приземляется на кровать, при этом выкрикивая что-то вроде "Еху-у-у". Расставляет руки по бокам от моей головы, разводит ноги коленом и устраивается между ними.

А я терплю. Изо всех сил его терплю.

— Теперь целуй меня, — запускает руку мне в волосы и притягивает голову к себе, накрывая губы еще более омерзительным поцелуем, чем был до этого.

— Обними меня, — командует, отстранившись на секунду.

Сцепливаю пальцы в замок на шее Оскара и вновь позволяю его рту обрушиться на мой. Почему-то думаю о Зое. Представляю ее реакцию, если бы она увидела эту картину. Уверена, что в этот раз ее бы точно вырвало.

Мысли о Зое кажутся спасительными. Мысли о единственном человеке, которому я все еще могу доверять, придают сил и помогают держаться.

Его руки везде… На моей груди, на ногах, на бедрах. Его дыхание заставляет задыхаться, потому что я практически не дышу — задержала воздух в легких и просто позволяю Оскару это со мной делать. Не отвечаю на поцелуи, не смотрю на него… просто терплю, как могу.

Из коридора доносятся голоса, топот ног и чьи-то крики. О, да… я узнаю этот голос — без Светлаковой ни одно представление не обходится. Представляю, как она будет счастлива, заглянув в эту комнату.

Но первым в комнату заглядывает не она.

Дверь так резко открывается, что с грохотом ударяет по стене.

Один.

Слышу его тяжелое сбитое дыхание.

Два.

Чувствую пропитанный презрением взгляд каждой клеточкой тела, которое сминает в своих ладонях Оскар.

Три.

Открываю глаза.

— Твою мать, — входя в образ возмущенного любовника, Оскар переваливается на бок и спешно натягивает штаны. — Какого хрена? Тут занято вообще-то. Табличку что ли вешать надо?

Но Макс не смотрит на Оскара. Он смотрит на меня. А я на него. Наши взгляды одинаково холодны, одинаково бессердечны и одинаково кровоточат от боли. Но крови не видно, и боли тоже, потому что оба мы ее прячем друг от друга. Дверь нашего маленького мирка закрылась, а мы остались по разные стороны.

Оскар продолжает орать проклятия в сторону Яроцкого, просит его выметаться и не мешать ему трахать телку… Да, именно так он и говорит, но Макс не реагирует, он просто… смотрит. Неотрывно, взглядом медленно петлю на моей шее затягивая.

— Вышел отсюда. Слышь, Максимка. Эта телочка больше не твоя. АЛЛЕ. ВЫШЕЛ ОТСЮДА.

Терплю его взгляд, и себе глаза отвести не позволяю. Смотрю так, как никогда на него не смотрела — не выдавая ни одной эмоции, что горячей лавой обжигают внутренности, бурлят и умоляют меня остановиться. Но я не остановлюсь. Не сейчас. Потому что то, что я делаю — единственный способ откопать правду в глубокой яме лжи и предательств.

— Че вы пялитесь друг на друга? — орет Оскар. — Солнышко, а ну-ка скажи ему, чтобы валил отсюда нафиг.

Голова Макса медленно склоняется на бок, челюсти до скрипа сжимаются, и он ждет… ждет пока я отвечу.

— Уходи, — скрипучим, болезненным голосом.

— За идиота меня держишь? — тихо, но по самому сердцу.

— Уходи.

— Уйти? — переспрашивает спустя паузу, криви губы в болезненной улыбке. — Уверена?

— Ты на уши долбишься, или как? — Оскар плюхается рядом со мной на кровать, обхватывает за плечи и притягивает к себе. Макс проводит каждое его движение взглядом и будто ждет чего-то. Будто картинка, которую он видит, настолько сложна для восприятия, что нужно немало времени, чтобы понять ее смысл.

Но наконец, понимает.

— Скажи, что это шутка, — бездушным голосом. — Розыгрыш? Подстава? Игра? СКАЖИ, ТВОЮ МАТЬ.

Отвечаю не сразу. Сперва позволяю ему сполна оценить решимость болью отпечатанную на моем лице, кровавыми чернилами, которые вот-вот потекут из глаз.

— Месть, — говорю ледяным голосом и понимаю, что в этом ответе есть доля правды.

— Месть? — никогда не видела такой улыбки на его лице. Она ни с чем не сравнима… Эта улыбка наполняет кислотой каждую клеточку моей кожи, в сердце спицы загоняет. Надеюсь лишь… что он чувствует тоже самое.

— Ты сделал больно моей сестре, — пытаюсь говорить сухо и ровно, — а я делаю больно тебе.

Отвожу взгляд — проигрываю. Пусть так. Ведь сделать это было легче всего — как обезболивающего напиться.

Слышу голос Светлаковой, хриплый смешок, и дверь спальной хлопает одновременно с тем, как из уголков моих глаз вырываются слезы, которые я спешно стряхиваю.

Оскар лепечет что-то, пока я пустым взглядом сверлю черное небо за окном. Гремит пряжка ремня, раздается шумный, но вполне удовлетворенный вздох.

— Поздравляю, солнышко, — падает спиной на кровать, заводит руки за голову и широко улыбаясь, смотрит в мое опустошенное лицо, — твоя игра закончена. Ты свободна. Урашечки. Хочешь вместе вручим Максимке пригласительный? Я буду его курировать.

— Еще не конец, — мертвым голосом в ответ, и брови Оскара выгибаются, а я натягиваю губы в подобии жестокой улыбки. — Ты мне кое-что должен.

— О-о-о, — с заинтригованным видом приподнимается на локтях и пялится на мою грудь. — Вошла в азарт? Можем продолжить, я очень даже не против.

— Желание, — твердо смотрю в глаза идиота, которые медленно, с пониманием сужаются. — Ты — мой куратор. И по правилам вашей тупой игры, теперь ты должен мне одно любое желание.