Рыжие волосы огненной волной раскинулись по смятым простыням, короткие ногти оставляли на мокрой спине розовые полосы, но эта боль только подстегивала желание. Мия металась под ним, словно пламя: дикая, горячая, обжигающая короткими поцелуями и проникавшая под кожу тихими грудными стонами. Бросалась навстречу каждому резкому, сильному движению, задыхалась, но не останавливалась, пока с отрывистым вскриком не выгнулась над кроватью, ловя накрывшую её оглушающую волну.

И, едва только начав приходить в себя, крепко-крепко прижалась к груди Артура.

Тот устало поцеловал её во влажный висок и откинулся на спину, мягко притягивая Мию к себе.

— Твоё сердце, — пробормотала она спустя время, задумчиво обрисовывая пальцами крепкие мышцы его груди. — Оно будет биться еще очень-очень долго.

Погрустнев, Артур перевел на неё взгляд, но промолчал.

Мия подняла голову и кивнула.

— Мне пора, Аргус, правда пора. Даже ты не сможешь меня больше удержать, — её тело, до того необычно теплое, даже горячее, внезапно похолодело. — Отпусти меня из своего сердца.

— Нет-нет-нет, — встрепенулся Артур. — Стой!

Понимая, что Мия не слушает, что она нашла способ, он отчаянно сгреб её в охапку, прижался к губам в последнем горьком поцелуе.

— Я привела её к тебе, — тихим эхом прозвучало в голове, и прекрасная рыжая девушка в его руках растворилась в ночном полумраке.


Артур вздрогнул и поднял веки. Он лежал в своей постели, одетый, а вокруг расползался всё тот же сумрак, едва нарушаемый отблесками искусственного огня в электрическом камине. Прерывисто вздохнув, Артур накрыл глаза ладонью, прекрасно понимая, что сном это не было. Мия ушла навсегда, за черту, откуда нет возврата, куда не заглянуть даже сильному шаману. Он делал всё, чтобы продержать её в этом мире, оставить им хотя бы такие ночные встречи — но она почему-то решила его покинуть.

Внезапно Артур почувствовал чьё-то присутствие. Отняв от лица ладонь, он поднял взгляд и удивленно уставился на совершенно беззвучно застывшую у его кровати женскую фигуру. Это еще что за выходки? Призрак? Нет, призраком это существо не являлось, это он понял практически тут же. Девушка, молча стоявшая над ним с закрытыми глазами, чуть покачиваясь, была из плоти и крови. Ксюша.

В первый момент Артур подумал, что в неё кто-то без спроса влез — и очень рассердился на такую вольность. Однако, и тут его чувства говорили обратное — ни один призрак не управлял сейчас этим телом. Ксюша спала и ходила во сне, как редко, но всё же бывает.

Сколько еще сюрпризов подготовила эта девчонка? Сколько еще…

Ксюша покачнулась сильнее обычного, и отблески огня скользнули по её волосам, на миг окрашивая их в рыжий цвет. Потеряв равновесие, она рухнула ничком, то есть прямо в руки успевшего подскочить Артура. Что-то пробормотала, уткнувшись теплым лицом в его голую грудь и начиная просыпаться.

А тот застыл, крепко вцепившись пальцами в её плечи, не помня себя от прокатившегося по спине озноба внезапного озарения. «Я привела её к тебе», — билась в голове последняя фраза Мии. «Я привела её к тебе». Кого, свет мой?! Кого и зачем?

4. Лита


Лита была единственной наследницей зажиточного земледельца: её мать умерла, едва произведя девочку на свет, а безутешный отец так и не женился повторно. Хотя, что более вероятно, причиной его верности послужила вовсе не привязанность к бывшей жене, а присущая ему скупость — молодую невесту пришлось бы выкупать, одевать и баловать, а деньги эти выгоднее было пустить в оборот. Дочка же воспитывалась в строгости и скромности, лишнего не просила, много не ела, да еще оказалась такой красавицей, что не налюбуешься: миниатюрная, с огромными темными глазами и длинной толстой косой цвета ночи. Слух о прекрасной Лите разошелся далеко, и, едва девочка вступила в брачный возраст, к ней заспешили женихи со всех окрестных земель.

Сама Лита о свадьбе еще не задумывалась. Был у неё друг детства — работавший у них сын соседского помещика, далеко не такого удачливого, мальчишка на пару лет старше. Вместе они проводили все дни в невинных забавах или работе по дому, играли, дурачились, сбегали через широкое поле в ближайший лес, когда хозяин дома куда-то уезжал. Общение их было открытым и бесхитростным, но только весть о каждом новом женихе почему-то делала мальчишку всё сумрачнее — сам он не мог ни на что надеяться.

Лита же оставалась по-детски беспечной, полностью полагаясь на выбор отца. Так её воспитали: безумно благодарной за подаренную жизнь, вложенные в неё деньги, в страхе и уважении перед родителем. Каждый день, начиная с её пятилетия, земледелец внушал дочери: этот непомерный долг придётся отдавать, жизнь твоя — в моих руках. И Лита не спорила, весьма смутно еще представляя, что её ждет в замужней жизни. Наверное, то же, что и раньше: работа по дому, послушание и забота о муже вместо отца.

Однако, сам отец Литы не спешил давать согласие ни одному кандидату. Он оказался слишком честолюбив и жаден, он сравнивал дочь с драгоценным деревом, которое он растил с таким упорством — а теперь должен был продать с наибольшей выгодой. И расчет его оправдался. В их дом явился никто иной, как слуга самого императора, набиравший самых прекрасных, юных и свежих девушек в гарем правителя. И Лита была продана за очень большую сумму.


Жизнь во дворце она представляла еще более смутно, чем простое замужество.

Впрочем, дворца как такового Лита не увидела, не встретила и императора — до поры. Её не повели знакомить с новым господином, а вместо этого начали готовить: осмотрели со всех сторон; искупали как следует в ароматной пене; расчесали густые длинные волосы, вновь заплетя их в косу и украсив блестящими гребнями; облачили в странные, легкие одеяния с изящной вышивкой. Но и после этого свидание не состоялось. Литу, как и других новеньких девушек, принялись наставлять главной науке — как доставить супругу удовольствие: пламенным танцем или игрой на музыкальном инструменте, содержательным разговором или искусством любви.

Прошло слишком много времени перед тем, как Лита смогла впервые попасть в главные комнаты гарема. Она выросла и повзрослела, растеряла большую часть своей наивности, невольно наблюдая, какие козни стоят друг другу соперницы из самых любимых наложниц. Она откровенно скучала и даже тосковала по обычному, бесхитростному людскому общению, с грустью и теплом вспоминая родной дом и друга детства. Лита втайне надеялась, что приглянётся императору и это откроет для неё какие-то новые возможности, хотя бы путь в библиотеку. Возможно, он даже захочет поговорить с ней… потому что прозябать месяцы напролет в четырёх стенах привычной к раздолью девушке становилось невыносимо.

И вот, наконец, она увидела своего правителя, издалека, из-за спин других наложниц: он шагнул в тяжелую узорчатую дверь, медленно прошёлся по зале и опустился на вышитые подушки. Понаблюдал за небольшим представлением, что для него устроили — несколько девушек танцевали, другие играли на музыкальных инструментах и пели. Лита же всё это время затаив дыхание рассматривала императора. Он оказался не молод, хотя еще крепок, с длинной черной бородой без единого седого волоса. Темные глаза под густыми бровями смотрели устало и почти равнодушно, не оставляя ни единой надежды быть замеченной.

Так и случилось — указав на одну из танцовщиц, император вскоре покинул их скучную обитель. И ни разу, ни в одно своё посещение гарема, которых было еще множество, он не обратил внимания на Литу.


Время шло. Лита часто сидела у высокого, узкого окна, разглядывая внутреннюю дворцовую площадь, где единственным движением были медленно ползущие по камням тени от башен да время от времени сменявшая друг друга стража. И однажды, среди этих стражников она различила знакомое лицо. Не сразу, не в первый день наблюдений за молодым мужчиной Лита поняла, что это тот самый друг детства, теперь окончательно возмужавший и устроившийся на службу. Теплое чувство в груди шевельнулось вновь, расправило крылья. Лита теперь проводила всё время у окна, она уже знала, в какие часы его вахта — и каждый раз мысленно умоляла поднять голову.

Однажды именно это и произошло. Стражник вскинул взгляд прямо на окно, встретился с Литой глазами — и моментально отвернулся. Но за это короткое мгновение весь мир успел перевернуться, сердце забилось часто и гулко, и Лита сама отпрянула в прохладу комнаты, схватившись ладонями за вспыхнувшие щеки.

Теперь с каждым днём всё меньше её интересовал император, танцы и книги. Теперь, всё с нарастающим волнением приникнув к окну, Лита с замиранием ждала момент, когда сменится стража. Когда молодой мужчина вскинет на неё незаметно свой взгляд, улыбнётся уголками губ, уже опуская голову, и пройдёт мимо. А сердце еще долго будет радостно выплясывать в груди, и в мечты впервые проникнет странное желание долгих взглядов и крепких объятий.

Очень скоро Лита узнала, что их встреча не случайна. Тот, кто, не имея достойного наследства, мальчишкой не смел просить её руки, отправился за любимой и прошел долгий путь, чтобы попасть в дворцовую охрану. На этом план его обрывался, но отныне и молодой стражник, и Лита не могли жить друг без друга. Они нашли способ обмениваться короткими посланиями, не привлекая чужого внимания, но очень скоро ни одни слова уже не способны были выразить терзавшую душу тоску. Лита почти совсем перестала есть, она не занималась больше музыкой и танцами, которые так полюбила, она пряталась в самом дальнем углу, когда в гарем приходил император. Только сейчас Лита поняла, чего она лишилась вместе со свободой. Отданная чужому, равнодушному мужчине, она никогда уже не сможет быть счастлива с тем, кого впервые в жизни захотела назвать своим супругом.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Она сгорала с каждым днём, и стражник, видя это, отчаянно искал способ устроить их свидание. И наконец, после долгих приготовлений и уговоров, ему удалось сделать так, чтобы дверь для прислуги оказалась незаперта, а охрана — задержалась в другом конце длинного коридора. Задумка была смертельно опасной для обоих, но маленькая, ловкая Лита могла проскользнуть незамеченной, встретиться с любимым в условленном, тихом месте и вернуться обратно тем же путем. О том, чтобы сбежать, и речи не шло — все входы и выходы из дворца правителя тщательно охранялись. К тому же, за беглую дочь ответил бы отец — головой.