Нет, к чёрту их всех! Он отправится на Тахмиль и в объятьях какой-нибудь красотки с пышным бюстом забудет о нежных прелестях незнакомки, которая, не моргнув глазом, сравняла его с грязью под ногами.

Опрокинув в себя очередную порцию горячительного, Патрис поморщился. Гм, зря он надеялся на то, что алкоголь поможет ему стереть болезненные воспоминания о недавнем унижении. Даже после целой бутылки рома девчонка никуда не исчезла, а превратилась в морскую сирену, которая, нежась и плещась на самом донышке, сладко манила, зовя его за собой.

– Да пропадите вы все пропадом! – хриплый стон вырвался из груди, и тишину вновь нарушил звон разбившейся о стенную панель бутылки.

* * *

Знаменитая Нинон оказалась именно такой, какой её описывала молва: красивая, самостоятельная, невероятно уверенная в себе. Встречая нас с Ренардом в малой гостиной, где принимала только особых своих гостей, она была сама любезность и очарование. Выказывая почтительность и уважение к моей персоне, она тем не менее не забывала странным образом переглядываться с моим спутником, тем самым создавая на уровне подсознания впечатление, что между ними, возможно, были более тесные отношения, чем они пытались мне продемонстрировать. Каменное выражение, застывшее на лице Ренарда с тех самых пор, как мы переступили порог этого дома, лишь усиливало невольно возникшее подозрение, рождая во мне не слишком приятные ощущения.

Побеседовав на общие темы и заверив нас в своей дружбе и всесторонней поддержке, любезная хозяйка дома удалилась, чтобы дать указание прислуге приготовить для нас гостевые комнаты.

С её уходом странные подозрения, терзающие мою душу, не исчезли, а лишь усилились. Почему мне кажется, что улыбка Нинон не столь искренняя, как она пытается продемонстрировать? Может, вследствие треволнений последних дней моё воображение несколько разыгралось, но я явно чувствовала хоть и тщательно завуалированное, но всё же осуждение, исходившее от неё. Похоже, она искренне не могла понять, как можно оказаться такой глупой и непрактичной, чтобы отказаться от столь лестного предложения короля? В то время как все мечтали добиться расположения могущественного монарха, я готова была пожертвовать всем – попасть в опалу и стать изгоем, лишь бы избежать высокой чести стать очередной королевской подстилкой.

– Ты сегодня прямо сама не своя. Что-то произошло на балу? – воспользовавшись уходом хозяйки, Ренард остановился рядом со стулом, на котором я сидела.

Милый Ренард! Как объяснить ему то, что я сама постичь не могу? Со мной действительно происходило что-то странное, как будто с недавнего времени внутри меня всё бесповоротно изменилось. Глядя на него, всё ещё переодетого пиратом я видела перед собой того, другого… И это сравнение, увы, было не в пользу первого. Всё, что раньше привлекало и восхищало в нём, теперь, после мимолетной встречи с незнакомцем, казалось блеклым и неинтересным: глаза были недостаточно синими, подбородок – не слишком мужественным, губы – не такими чётко очерченными, ресницы – не такими длинными и пушистыми… Этот список мог продолжаться до бесконечности. Даже мягкий голос, который раньше звучал сладкой музыкой, рождающей трепет, теперь раздражал и вызывал желание закрыть уши руками.

Что же происходит? Неужели я настолько ветрена, что готова напрочь позабыть прежнего поклонника всего лишь после минутного общения с новым? Это казалось странным и совершенно нереальным, так как при дворе я постоянно была окружена толпами воздыхателей, но ни разу ничего подобного за собой не замечала. Означает ли это, что та встреча с пиратом была особенной? Если это так, то мне жаль, потому что скоро я покину берег Франции, а после того, как мы наговорили друг другу гадостей, вряд ли мы с ним ещё раз когда-нибудь встретимся.

Какой-то непонятный комок в горле и слёзы, резко подступившие к глазам, мешали сосредоточиться на разговоре с Ренардом. Их природа так же, как и непонятно откуда взявшиеся огорчение и странное чувство потери, не были мне ясны.

К счастью, в этот самый момент в комнате появилась служанка, избавившая меня от необходимости отвечать на вопросы, к которым я никак не была готова. Залившись густым румянцем при мимолетно брошенном на моего спутника взгляде, чуть заикаясь от волнения, она доложила, что по приказу своей хозяйки поступает в полное моё распоряжение на всё то время, которое я буду гостить в их доме.

Ободряюще улыбнувшись так вовремя появившейся девушке, я, сославшись на усталость, поднялась со стула и проследовала в отведённую мне комнату, куда уже успели тайно доставить некоторые вещи, собранные бабушкой. Как же мне сейчас не хватало её поддержки! С присущей ей прямотой она наверняка бы отмела все мои сомнения, назвав их глупыми и бессмысленными, недостойными дочери своих родителей.

Не имея сейчас возможности обнять бабушку и сказать о своей любви к ней, я прижала к груди портрет мамы, который герцогиня заботливо положила среди моих немногочисленных пожитков. Глядя на застывшее в своей величественной красоте лицо, так напоминающее моё собственное, я делилась с ней своими переживаниями, чувствуя, как нелепые сомнения и страхи рассеиваются самым волшебным образом.

Была уже глубокая ночь, когда мне, мучающейся от бессонницы из-за громких разговоров гостей, постепенно покидающих салон Нинон, показалось, что кто-то крадучись двигается по коридору. На какой-то миг шаги замерли возле моей двери, и я уже было решила, что пришли по мою душу, но ошиблась. Вскочив с кровати и вся превратившись в слух, я смогла понять, что конечным пунктом таинственного гостя была соседняя спальня, в которой, по моим предположениям, спал граф де Ламмер.

Не передать словами, какой сильный страх сковал моё сердце, когда я представила, как над спящим Ренардом склоняется убийца с зажатым в руке острым клинком. Сходя с ума от ужаса и раскаяния от того, что, поддавшись минутной слабости, предала его, поцеловав незнакомца на маскараде, я собиралась сделать всё возможное, чтобы спасти ему жизнь. Схватив серебряный канделябр, в котором догорали свечи, я как была – босая, в тонкой батистовой ночной сорочке, надетой на нагое тело, сломя голову бросилась ему на помощь.

Чуть замешкавшись возле двери, из-под которой едва заметно струился свет, я, мысленно велев себе перестать быть трусихой, широко распахнула её и ворвалась внутрь.

В комнате горела всего одна свеча, чей огонек отбрасывал размытые тени на стены, драпированные тёмно-красным шёлком. Глаза, непривыкшие к темноте, не сразу разглядели то, что происходило на кровати со слегка спущенным балдахином, но зато, когда до меня дошел смысл увиденного, я покраснела до корней волос. На широкой, тускло освещённой постели в страстных объятиях сплелись два обнажённых тела, резко оторвавшиеся друг от друга при моём внезапном появлении.

Ругая себя последними словами за глупость и чересчур разыгравшееся воображение, я уже собиралась извиниться и убраться восвояси, когда неожиданно до меня дошло, кто были те двое. На меня с ужасом смотрел Ренард и с некоторой насмешливой снисходительностью сама Нинон де Ланкло.

Глубоко шокированная, испытывающая единственное желание – бежать как можно быстрее и дальше от тех, кто так беззастенчиво меня предал, я, резко развернувшись, выбежала прочь.

Влетев в свою комнату и заперев дверь, в которую уже через несколько минут начал нерешительно скрестись Ренард, я носилась как фурия, собирая разобранные ранее вещи. Мне было уже всё равно, куда бежать, лишь бы поскорее оказаться подальше отсюда.

Подумать только! В то самое время, как я места себе не находила от раскаяния за то, что предала человека, который любил меня столь самозабвенно, что готов был, презрев всё, бежать со мной на край света, он, ничуть не смущаясь моим присутствием в соседней спальне, предавался разврату, да ещё с кем! С Нинон, женщиной, по возрасту годящейся ему в бабушки!

Какое унижение! Если бы я была мужчиной, то за преданное доверие вполне могла бы вызвать его на дуэль, но я была женщиной, к тому же той самой, которой хватило неосторожности нажить себе столь могущественных врагов, которые наверняка не упустили бы возможности забить гвозди в мой гроб, если бы у них появилась такая возможность. Оставалось только одно – бежать! Бежать не только от могущественных и многочисленных врагов, но и, как оказалось, от друзей, доверять которым больше не могла.

Стараясь не обращать внимания на причитания пытающегося объясниться Ренарда, я быстро переоделась в мужской костюм, предназначенный для того, чтобы сбить со следа королевских ищеек. Обрезать волосы я не стала, а затянув потуже, спрятала их под простым париком, который до неузнаваемости изменил мою внешность, превратив в симпатичного юношу.

Перетряхивая содержимое небольшой дорожной сумки, которую собиралась взять с собой, я с некоторым удивлением обнаружила на самом её дне подарок Фонтаны – ту злосчастную серебряную монету, причудливо перевязанную шнурком. Повинуясь какому-то внезапному порыву, я надела его на шею, сразу же почувствовав себя прежней Розой, обитательницей парижского дна, которую опекал сам «Король Тюн» – великий и ужасный Жиль Фонтана. Сожалея лишь о том, что со мной не было никакого оружия, я, закинув сумку за спину, вскочила на подоконник.

Окно гостевой спальни находилось на втором этаже и выходило прямиком на улицу. Оглядевшись в поисках того, что могло бы помочь мне спуститься с весьма ощутимой высоты, я улыбнулась: буквально в нескольких метрах от меня стена была увита разросшимся плющом, тянущимся до самой крыши. Это сразу напомнило мне детство в Берри, когда вот так же, как и сейчас, цепляясь и карабкаясь, я частенько удирала из монастыря на деревенские гуляния. В последний раз мы были вместе с Анриетт…

Почувствовав, что вот-вот расплачусь при воспоминании о той кошмарной ночи, я, с трудом балансируя на тонком декоративном карнизе, проходящем по всему фасаду, осторожно добралась до спасительного растения и, ухватившись за наиболее надёжную лозу, ловко перебирая руками и отталкиваясь ногами, спустилась вниз. Оставался последний рубеж в виде массивных кованных ворот, который я преодолела в два счёта.