Что значит «со мной»? Неужели мой обман раскрыт?

Я резко повернулась и во все глаза уставилась на капитана, на лице которого не дрогнул ни единый мускул, позволяющий понять, что он меня узнал. Напротив, лицо его выражало скуку, не более того.

– Но я…

– Послушай, парень… Как, говоришь, тебя зовут?

– Ша… Шарль, меня зовут Шарль, – едва не выдав себя, поправилась я.

– Вот как, – протянул он, изучающе окинув меня взглядом, от которого я невольно поежилась, – Значит, Шарль?.. Ну что же, Шарль, – он с легким нажимом произнес мое имя, как бы пробуя его на вкус, – я собираюсь проспать не менее двух часов, и на это время ты свободен. Но как только я проснусь, мне понадобится твоя помощь, так что уж будь любезен, не заставляй меня вновь разыскивать тебя по всему кораблю, иначе в следующий раз запру тебя прямо здесь.

– Не буду, – буркнула я, – только…

– Только что?

– Я не могу спать в одной каюте с вами, месье! Я страшно храплю и разговариваю во сне. Прошу вас, позвольте мне вернуться на прежнее место.

– Не можешь? Глупости! Ты останешься здесь, при мне, и точка! Если тебя это успокоит, то я храплю не меньше твоего, а уж сплю так крепко, что и пушкой не разбудишь, не то что какими-то разговорами. Впрочем, если ты настолько стеснителен, то так уж и быть, разрешаю отгородить свой угол ширмой, но о возвращении назад и думать забудь. Ты можешь понадобиться мне в любой момент, и поэтому должен быть постоянно под рукой. В конце концов, это – твоя прямая обязанность, и не вздумай увиливать от нее, не то прикажу выпороть. А теперь помоги-ка мне снять сапоги и отправляйся на камбуз, подкрепись, а заодно передай коку, чтобы к вечеру прислал еды на двоих – для меня и старпома. Хотя, – он искоса посмотрел на меня и добавил: – пусть пришлет на троих, ужинать будешь не на камбузе, а здесь.

Что мне оставалось делать? Демонстрируя послушание, я подошла к присевшему на край кровати капитану и обеими руками схватилась за сапог, стянуть который удалось только с третьей попытки. Стараясь не обращать внимания на колкости, отпускаемые кэпом по поводу того, насколько хилый помощничек ему достался, я, напрягшись изо всех сил, смогла освободить и вторую ногу, после чего поспешила ретироваться вон, пока хозяин не передумал и не решил, что для лучшего сна ему требуется колыбельная.

* * *

Я так торопилась сбежать подальше от этого человека, что не заметила, каким взглядом он пожирает меня в те моменты, когда я этого не вижу. Однако стоило мне только выйти, как всю его сдержанность как рукой сняло.

Проклятье! Ему срочно нужно выпить, а ведь он дал себе слово больше не прикасаться к спиртному. Одному Богу известно, каких усилий ему стоило не сорваться и не подать виду, что узнал ее. Черт, да как же не напиться, если все, о чем он только может мечтать, это схватить в охапку непокорную девицу и швырнуть на койку, чтобы после его безумных ласк она и думать навсегда забыла о Ренарде. Без титула и богатства де Ламмеров тот вряд ли сможет долго интересовать привыкшую к роскошной жизни любовницу, и раз так, то у Патриса есть все шансы привлечь ее внимание к себе. Или нет? Еще одного унижения он больше не вынесет.

Бросив взгляд на слегка покачивающийся в углу гамак, он мрачно улыбнулся: изолировать ее от остальной команды, которая враз могла опознать в ней женщину, было единственно правильным решением. Изголодавшихся по женской ласке матросов сможет остановить только одно: если девица будет принадлежать капитану – единственному богу и хозяину на этом судне. Так что хочет этого прелестная сирена или нет, но еще до конца путешествия она будет есть у него из рук и не признавать никакого другого мужчину, кроме него. Что же касается предателя братца…

Патрис вскочил, в два шага преодолел расстояние от койки до двери и широко ее распахнул. Подозвав вязавшего узлы неподалеку дюжего матроса, он дал ему несколько поручений, после чего, удовлетворенно вздохнув, вернулся в каюту.

Ну что же, несмотря на не слишком удачное начало, богатое на сюрпризы плаванье обещало стать гораздо интереснее, чем он предполагал. Вот сейчас он немного поспит и с ясной головой приступит к осуществлению своего грандиозного замысла.

Глава 29

Очутившись на приличном расстоянии от капитанской каюты, я обессиленно прислонилась спиной к бизань-мачте и медленно сползла вниз, подтянув дрожащие колени к самому подбородку.

Как могло так произойти, что из всех судов, стоявших на якоре, я попала именно на то, на которое не желала бы добровольно попасть ни за какие блага на свете? И почему из всех капитанов мне попался тот, кто одним только своим взглядом заставлял меня дрожать в ледяном ознобе и гореть в жарком пламени одновременно?

От судьбы, как говорится, не уйти, и вместо того, чтобы остаться незамеченной до конца плавания, смешавшись с остальной командой, я теперь вынуждена буду делить каюту с одним-единственным человеком, от которого готова бежать без оглядки так далеко, как это только возможно. Только от мысли об этом внутри поднялся такой жар, что наверняка бы сгорела дотла, не окати меня один из матросов, драющих палубу, ледяной водой.

– Эй, салага, кто разрешил тебе отлынивать от обязанностей? А ну, живо тащи сюда свой тощий зад!

Отплевываясь, я вскочила с места, готовая вцепиться в глотку любому обидчику, лишь бы это избавило от ненужных мыслей и дрожи предающего меня тела. Нас разделяло всего несколько шагов, но преодолеть их я не сумела: Клод, жестко обхватив меня, оттащил назад, пока я не натворила очередной глупости и не выдала себя с потрохами.

– Уймись, горячая голова, и немедленно убирайся отсюда! – прошипел он мне на ухо, прежде чем с силой подтолкнул в сторону камбуза, а сам, повернувшись к задевшему меня матросу, примирительно пошутил: – Оставил бы ты паренька в покое, Ладу. Он теперь при капитане, так что драить палубы придется нам с тобой.

Только Ладу, или как там его звали, успокаиваться не спешил. Не обращая внимания на попытки Клода замять неловкую ситуацию, он, не имея возможности меня догнать, угрожающе крикнул вслед:

– Мы еще не закончили, сосунок! Тебе не удастся долго прятаться за спинами старших. Я тебя достану, слышишь? Достану!

Ох, как же у меня чесались руки преподать урок самоуверенному типу. После непростой победы над Двупалым я чувствовала себя способной справиться хоть с сотней таких, как он, да только как это сделать, не привлекая к себе еще большего внимания команды во главе с капитаном? Дав себе слово обязательно над этим подумать, я, развернувшись, на ходу показала орущему Ладу неприличный знак, которому научилась еще во «дворе чудес», и под дружный хохот свидетелей стычки понеслась в сторону камбуза.

Мокрая одежда сковывала движения, не говоря уже о том, что на свежем морском воздухе я так замерзла, что из-за выбивающих дробь зубов едва смогла передать поручение капитана. Не хватало еще заболеть для полного счастья, вот уж когда потом проблем не оберешься! Первой мыслью было броситься на полубак, чтобы переодеться, но потом я вспомнила, что все мои пожитки по приказу хозяина этого судна перенесены в его каюту, а значит, делать нечего, придется вернуться обратно и найти способ сменить одежду.

Памятуя о том, что капитан собирался выспаться, я осторожно поскреблась в дверь каюты, каждый миг ожидая свирепого рыка. Когда же его не последовало, я осторожно приоткрыла тяжелую дверь и просунула внутрь голову.

Капитан спал. Не раздеваясь и не разобрав постели, он в расслабленной позе развалился прямо поверх покрывала, как если бы был совсем без сил. Подойдя ближе, я невольно залюбовалась благородными чертами его лица, приобретшими некоторую мягкость в полумраке каюты. Сон прогнал с его лица суровость, и оно приняло трогательно беззащитное выражение, меньше всего сейчас напоминающее грозного пирата, которого боялась и боготворила команда. Широкие брови разгладились, тонкая морщинка, пролегающая прежде между ними, исчезла. Я опустила глаза на его губы… и воспоминания о том, какими твердыми и одновременно мягкими они были тогда, на балу, вновь вызвали горячую волну, поднимающуюся от низа живота и распространившуюся по всему телу. Рука, как если бы жила собственной жизнью, сама потянулась к его лицу, и лишь огромным усилием воли мне удалось остановить ее до того, как она коснулась источающей тепло кожи.

Мужчина пошевелился. Боясь вздохнуть, я замерла на месте, прикидывая в уме пути к отступлению на тот случай, если он откроет глаза и увидит меня над собой, но он, что-то неразборчиво пробормотав, перевернулся на бок и, совсем по-детски подложив руку под щеку, вновь погрузился в глубокий сон.

Прислушиваясь к мерному дыханию спящего, я медленно, шаг за шагом попятилась в отведенный мне угол. Нужно было срочно переодеться. Закусив губу, я осторожно приподняла крышку рундучка и вытащила сменное белье. Бросив еще один взгляд на лежащего лицом ко мне мужчину и убедившись, что дыхание его ни разу не сбилось с такта, я, зайдя за гамак и на всякий случай повернувшись к нему спиной, быстро скинула с себя мокрую одежду и натянула сухую. К сожалению, шапочка, промокшая до нитки, была у меня всего одна, поэтому я стянула ее с головы и, хорошенько отжав, повесила сушиться на торчащий из стены гвоздь. Вырвавшиеся на свободу волосы тут же каскадом хлынули вниз, заставив меня уже не в первый раз пожалеть о том, что, поддавшись на уговоры Клода, я не обрезала их, как в прошлый раз, когда впервые очутилась в Париже.

Внезапно я насторожилась. Мне показалось, или дыхание спящего действительно прервалось? Я замерла на месте, прислушиваясь к каждому доносящемуся звуку, но ничего подозрительного так и не обнаружила. Мысленно обозвав себя трусливым зайчишкой, вновь вернулась к прерванному занятию. Сняв с шеи намотанный на нее платок, я, жгутом скрутив волосы на затылке, туго повязала им голову наподобие того, как это делали некоторые матросы. Не имея возможности поглядеться в зеркало, которого в каюте просто не было, мне оставалось довериться лишь собственным ощущениям, которые подсказывали, что выгляжу я, учитывая все обстоятельства, вовсе не так уж плохо.