* * *

Он выиграл эту битву и, помимо двух кораблей, стал обладателем ценных трофеев, хранящихся в пяти больших сундуках на борту одного из судов. Но только почему он чувствует себя неудачником, потерявшим нечто более важное?

Переодевшись по случаю победы в парадный камзол алого цвета, под крики ликующей толпы Патрис торжественно ступил на шкафут. Из-за ранения одна рука покоилась в перевязи из черного шелкового платка. Опираясь здоровой рукой на резные перила, он обратился к своей команде:

– Друзья мои! Сегодняшний день ознаменовался тем, что все мы стали свидетелями невероятной доблести и храбрости, которые, вкупе со сплоченностью и боевым духом, помогли одержать победу в битве с противником, численно превосходящим наши силы. Несмотря на то, что многие впервые участвовали в бою и до сих пор не держали в руках оружие, вы смогли доказать, что вы не какие-то жалкие неудачники, отбросы общества, каковыми нас считает ни разу не нюхавшая пороху жалкая знать, а настоящие мужчины, воины, чья жажда жизни и воля к победе способны творить настоящие чудеса. И я счастлив, что по воле небес удостоился чести сражаться бок о бок с вами! С победой вас, друзья!

– Гип-гип ура! Гип-гип ура! Гип-гип ура! Да здравствует капитан! Слава капитану Патрису! Ура! – в небо взлетели десятки шапок, чьи обладатели, несмотря на ранения, воодушевившись словами своего предводителя, тут же принялись строить планы по захвату новых судов.

Патрис, в отличие от своих людей, о новых боях сейчас и не думал. Кивнув помощнику, который, к вящему восторгу команды, велел выкатить на палубу один из небольших дубовых бочонков с вином, чтобы отпраздновать победу, он задумчиво спустился на полуют.

К слову сказать, на любом судне, вопреки расхожему мнению, царил сухой закон, и алкоголь был строжайше запрещен ввиду того, что перепившаяся команда вполне могла устроить беспредел – перебить друг друга, или, что еще хуже, потопить корабль. Кроме того, как известно, алкоголь вызывал обезвоживание, что при дефиците пресной воды могло привести к крайне печальным последствиям. Нетрудно представить, как было воспринято решение капитана его людьми. И неважно, что вино в принудительном порядке разбавлялось водой, каждый был рад поднять свой стакан за здоровье капитана и его помощника.

Все пленники были надежно скованы цепями в трюме. Несмотря ни на что, Патрис уважал религиозные взгляды мавров, которые в большинстве своем были мусульманами. Их вера запрещала хоронить покойников после заката, и если кто из них умирал утром или в дневные часы, то должен был быть погребен в тот же день. Поэтому решение об их участи было отложено до завтра, хотя при любом раскладе – будут ли они выброшены за борт или повешены на реях, итог все равно был один: смерть. Проявлять милосердие к противнику – излишняя роскошь, которую капитан пиратского корабля во избежание проблем на судне просто не мог себе позволить.

Лишь на миг задержавшись возле собственных апартаментов, где сейчас приходила в себя пережившая глубокое потрясение девушка, он продолжил свой путь и, распахнув дверь каюты Саида, остановился возле койки, на которой, истратив все свои силы, полулежал его понемногу выздоравливающий брат.

– Ренард, нам нужно поговорить…

– Знаю. Я давно ждал этого, брат…

Патрис приподнял бровь. Вот как? Выходит, не одного его мучили подробности предстоящего разговора. И нравится ему или нет, оттягивать момент дальше нельзя, беседу нужно было начать.

– Гм, – прокашлявшись, Патрис внимательно посмотрел в точно такие же, как у него самого, глаза, – как вам уже, наверное, известно, его величество король всемилостивейшею волею своей восстановил меня в правах на наследство и вернул все, чем вы с вашей матерью пытались незаконно завладеть. Отныне вам не удастся злоупотреблять привилегиями, положенными графу де Ламмер, и придется начать жизнь заново где-нибудь на островах, где о ваших злодеяниях никто не узнает.

– Да, мне это известно, брат. И должен сказать, что несказанно рад за вас. Признаться, никогда не желал того, что не принадлежит мне по праву, и делал все возможное, чтобы убедить матушку в бесполезности ее притязаний. Что же касается новой жизни, – Ренард сделал небольшую паузу, прежде чем продолжил свою мысль, – то как бы вы сейчас ни пытались отрицать наше родство, я имею основания заявить, что склонность к авантюрам и приключениям у нас с вами в крови. В общей крови. Если позволите, я хотел бы присоединиться к вашему братству и вести вольную жизнь пирата, как всегда представлялось в моих мечтах.

Патрис этого не ожидал. Приготовившись к просьбам, унижениям, угрозам, он не мог поверить в то, что сейчас слышал. Что бы ни было, он всегда любил своего младшего брата и никогда не винил, списывая все грехи на его мать – меркантильную, жаждущую богатство и власть женщину. И уж коли брату так хочется пожить жизнью пирата, то кто он такой, чтобы ему в этом мешать? Но оставался вопрос, ответа на который он так и не получил. Коротко кивнув, он решился:

– Кто она, Ренард? Что связывает тебя и ту дикую кошку, которая сегодня навела шороху не только в стане врагов, но и на моем собственном корабле?

– Что?! Так вы не до сих пор не выяснили, кто она? – несмотря на слабость, Ренард расхохотался так сильно, что, не выдержав, захлебнулся жестоким лающим кашлем. Понадобилось некоторое время, чтобы он успокоился и, вытерев слезы, появившиеся в уголках глаз, весело посмотрел на помрачневшего брата:

– Поверьте, граф, – он сделал ударение на последнем слове, – ради собственного спокойствия и благополучия команды вам нужно, не мешкая, высадить эту девушку в первом же попавшемся порту и постараться навсегда забыть о ее существовании.

– Почему? Если эта Шанталь преступница, то…

– Преступница?! – новый приступ веселья повалил Ренарда обратно на подушки. – Все гораздо хуже, милый мой, чем вы можете себе это представить! Эта ваша «Шанталь» на самом деле ее королевское высочество принцесса Элеонора Евгения Шанталь Аделаида Баттиани, единственная законная наследница трона Боравии, внучка герцогини д’Одемар, приходящаяся родней королевскому дому Бурбонов и являющаяся предметом вожделения самого французского короля, которого оставила с носом, сбежав на вашем судне. Как думаете, станет ли впредь вам благоволить всесильный монарх, когда ему станет известно, что, несмотря на строжайшие запреты, именно вы помогли сбежать той, которую он мечтал сделать официальной фавориткой?

Патрис вспомнил, как впервые встретился с «Прекрасной Еленой» на балу, устроенным королем, и все события после объяснений Ренарда предстали перед ним совсем в ином свете.

– Она обращалась к вам по имени, Ренард, и если все сказанное вами правда, то какого рода отношения могут связывать столь высокую особу с вами?

Ренард опустил голову:

– Больше никаких… Я признался ей в своих чувствах, и мы собирались бежать вместе, но я совершил ужасную, просто чудовищную ошибку, и теперь она не хочет меня знать.

– Что вы сделали, Ренард?

– Непоправимую глупость. В ночь побега она застала меня в пикантной ситуации, когда я находился в постели другой дамы, и сбежала. Это ее я разыскивал тогда на пристани, когда ваши люди схватили меня и доставили сюда. А потом, признаюсь, я не меньше вашего был удивлен, когда увидел ту, которую так отчаянно искал, здесь, на вашем судне.

– Проклятье!

Глава 32

Я вздрогнула во сне и перевернулась на бок. Мне снился кошмар. В страшных видениях я видела себя на борту пиратского корабля, бьющейся не на жизнь, а на смерть с полчищами темнокожих демонов в странных пестрых одеждах, которые охотились за нашими душами. В руках вместо привычной шпаги я сжимала сильно отличающуюся от нее абордажную саблю со слегка изогнутым острым клинком и эфесом, полностью защищающим кисть. Тяжелее в разы, сабля тем не менее была гораздо манёвреннее в ближнем бою, служа одновременно средством защиты и тесаком, с легкостью перерубающим острые канаты и позволяющим прорубаться через закрытые двери и толстые деревянные перегородки.

Рука быстро начала уставать, удерживать неудобное оружие было все труднее, но я знала, что если позволю себе хоть на миг проявить слабость и сдаться, то душа моя попадет в ад и вечность будет гореть в геенне огненной.

Один особенно страшный демон уже протянул ко мне свои когтистые лапы, но откуда ни возьмись появился Клод и вырвал меня из цепких объятий смерти.

«Клод?!»

Я подпрыгнула на месте и принялась в ужасе оглядываться, не сразу сообразив, где нахожусь. Сон испарился, а вместе с ним все ужасы, виденные мной столь четко, будто происходили наяву.

По какой-то неведомой причине я спала не в своем гамаке, а на капитанской кровати, мерно покачиваясь в такт качке. Кроме меня, в каюте не было ни души, и это давало надежду на то, что свидетелей того, что я позволила себе занять место своего командира, пусть и невольно, не было. Опираясь на правую руку, я поспешила было вскочить, и тут же скривилась от боли. Переведя удивленный взгляд на кисть, я ужаснулась ее виду. Вся в синяках и кровоподтеках, она выглядела совсем не так, какой должна бы быть у того, кто мирно спал и видел ужасы во сне. Выходит, это в действительности было?! А Клод? Он погиб, защищая мою жизнь?!

Понадобилась пара секунд, чтобы, позабыв о боли в натруженной руке, вскочить на ноги и, преодолев расстояние до двери, выбежать наружу.

Занимался новый день. Выходит, я, сама того не зная, проспала весь вечер и ночь, так ни разу и не вспомнив о десятках погибших с обеих сторон, ожидающих часа своего погребения.

Взволнованная и скорбящая, я меньше всего сейчас напоминала нескладного юнца, к присутствию которого успела привыкнуть большая часть команды. О том, что платок, скрывающий волосы, развязался во сне и остался в каюте, я поняла только тогда, когда свежий ветерок подхватил рассыпавшиеся в беспорядке пряди и резко бросил их мне в лицо. Но отступать было уже поздно: глаза всех членов экипажа в эту минуту были устремлены на меня. Никто не произносил ни слова, все словно чего-то ожидали. Но чего? Кто первым бросит в меня камень?