Диана Билык - Шантажист

– Открой себя, – снова разъярилась.

– Еще чего.

Я лизнул ее горячую щеку, вызывая сонм мурашек на гладкой коже. Вызывая сильную дрожь маленького тела. Да она заводится от этого, трепещет, хочет меня. Она не боится! Это немного разочаровывало, ведь тогда я не смогу отомстить простым трахом, унижением, потому что оно принесет ей лишь удовольствие, а я хочу, чтобы она мучилась. Сучка.

– Я не наигрался, – вытащив из кармана тонкую ленту шелка, защекотал Афине плечо, прижал еще сильнее к стене, до тихого стона, чтобы не вырвалась, и, заведя руки между девушкой и стеной, завязал ей глаза.

Она кусала губы и тряслась, но перестала отбиваться и затаилась.

Перехватив ее руки, чтобы не сорвала повязку, повел за собой.

– Ты меня никогда не увидишь.

– Что ты тогда хочешь? – сказала еле слышно. Ее потряхивало, руки дрожали, но я чувствовал – она не боится. Плывет. – Зач-чем все эт-то?

– Ложись, – почти приказал, и Тая не дрогнула. Подчинилась. Доверилась моим рукам и опустилась спиной на постель. Отползла назад, приподнялась на локтях.

– Скажи, что я могу сделать, чтобы ты прекратил это?

– Замолчать, – отсек я и, подобравшись с двух сторон руками, склонился к ее губам.

Тая приоткрыла их, потом поджала, явно преодолевая желание еще что-то спросить, выудить из меня важные ниточки. Но ей воздуха не хватало, потому девушка снова распахнула рот и жадно наполнила легкие, приподняла грудь. В темноте я не видел ее тела. Хотелось большего, но не сегодня, не сейчас. Вытянув из кармана еще один платок, я ловко зацепил ее руки за изголовье кровати.

Тая и здесь подчинилась, не сопротивлялась. Молчала. Будто готова была на все. А я готов?

– Как же мне тебя наказать? – отступил от кровати, достал мобильный и набрал нужный номер. Свет дрогнул и загорелся в плафонах на стене.

Тая тут же завертелась, пытаясь скинуть платок с глаз, а я стоял рядом и любовался. Тонкая, как березка, худая, растрепанная и умопомрачительно красивая, будто богиня сошедшая с Олимпа.

– Я заплачу, – вдруг прошептала Тая, когда выдохлась. – Сколько захочешь. Отпусти, отдай видео, забудь обо мне. Я больше не занимаюсь этим, все в прошлом.

Я сел на край кровати и, не прикасаясь, провел ладонью над ее грудью, что была спрятана тканью тонкого светлого пуловера. Тая затихла, почувствовала мое тепло и выгнулась навстречу со стоном. Заметалась по подушке, натянула связанные руки, маленькие вишенки сосков выделили шерсть и уткнулись в мои ладони.

– Отпусти-и-и… кто бы ты ни был. Не хочу тебя знать и видеть. С миром разойдемся. Ворон, прошу...

– Нет, – я опустил ладонь, сжал маленькую грудь и покрутил возбужденный сосок. Афина захрипела, укусила губу, застонала.

Почему она не страдает? Почему желает этого?

Ноздри трепещут, губы приоткрыты. Девушка ерзает на постели, дразнит меня сведенными коленками и трепещет от желания, чтобы я прикоснулся.

– Я хочу, чтобы ты мучилась.

– Я и так мучаюсь. Каждый день, – она опала, стоило мне убрать ладонь и отодвинуться. Твою ж мать! Я срываюсь. Меня шокирует ее реакция, немного другого ожидал, не такой податливости, не такого огня. Она меня в могилу сведет.

– Ну что же ты?! – вдруг разъярилась девушка, вскинулась на постели, но встать не смогла, потому рухнула назад. Закричала так, что я опешил: – Бери меня, трахни уже, как хотел, а потом убей! Избавь от извести вины! Драный Ворон! Почему ты прячешься?! Боишься, что узнаю тебя, да? Что разоблачу? Что?!... – она задыхалась. Раскраснелась, распатлалась, и теперь напоминала львицу. Невероятно красивую и сильную.

– Так вот чего ты хочешь? Чтобы я тебя грубо отъебал, а потом отпустил? Ведь смерть – тоже свобода. Не дождешься, Афина. Я мучить буду, чтобы ты хоть на миг осознала, какая ты тварь, – подошел ближе, задыхаясь от ненависти и желания. С трудом понимал, зачем вообще пошел на это, но многолетние поиски сучки, наблюдения за ней, планы – все катилось к черту! Я дурел от ее губ, глаз, тела, запаха!

Она всхлипнула, а затем снова закричала:

– Я и так это знаю! И ненавижу себя не меньше… – заметалась, пытаясь сорвать шелк. Так отчаянно хотела вырваться, что я на несколько секунд потерял дар речи. Очнулся, когда Афина завыла, а кожа под платком покраснела.

– Прекрати, – накрыл ее своим телом, перехватил руки, удерживая от трения. – Ты меня не разжалобишь, не старайся.

– Отпусти руки, развяжи, я не сбегу.

– Я знаю, что никуда не денешься, потому что ты течешь, сучка, но ты не получишь желаемое.

Она задохнулась от возмущения, приоткрыла рот, чтобы бросить очередную гадость, но отвернулась, будто признавать свои слабости не умела.

Оставаясь сверху, выждал, когда Афина расслабится, только тогда немного отстранился, провел ладонями по тонким рукам, убедился, что привязана крепко и не вырвется, погладил плечи, опустился на грудь, обошел вершины стороной, пересчитал ребра. Какая же она худая. Даже через пуловер казалась слишком тонкой и маленькой, но я хочу видеть больше.

Подхватил край свитера и медленно скатал его вверх. Девушка молчала, затаившись, не ерзала и не сопротивлялась, только подрагивала.

Стоило моим пальцам коснуться оголенной кожи, она шумно выдохнула. И я вместе с ней. Под пуловером оказалась белоснежная майка. Приподнял и ее, стянув до груди, вдохнул-выдохнул, только потом обнажил полностью и уставился на дерзко торчащие сосочки. Я неделю подыхал, вспоминая последнюю нашу сессию. Но видео – это все хрень, суррогат, видеть и понимать, что можешь коснуться – настоящий шторм.

Но я придержал свои паруса, достал якорь и... продолжил ее раздевать.

Сегодня Афина была в джинсах. Не трогая грудь, переместился к застежке, поцеловал средоточие жара через ткань, глухо засмеялся, когда она слабо толкнулась навстречу.

– А если я урод, толстый мудак, противный лысый старикашка? Тебе похрен с кем трахаться? Да, Афина? – расстегивая молнию, говорил и не сводил с нее глаз.

– У тебя есть шанс доказать обратное, – упрямо сказала она, дрожа от моих прикосновений. – Покажи себя, развей сомнения-а…

Она вытянула гласные на моем проникновении под влажные трусики. Я не удержался, хотелось почувствовать, как она пылает. Хотелось понять почему.

– Ты со всеми так течешь, сука?

– Пошел ты… – скрипнула, когда я потеребил пальцем набухший клитор.

Убрал резко руки, поднял их, будто сдаюсь, и отодвинулся, сполз на край кровати.

Что я творю? Она должна страдать! А девка наслаждается. Шлюха!

– Что? – выплюнула Афина. – Боишься, что мне слишком хорошо от твоих мерзких пальцев?

– Замолчи, – потянул джинсы и почти скинул с ее ног, но она оттолкнула меня, ударив пяткой по рукам.

– О, нет, Ворон! Я буду говорить, птиц несчастный! Да, я хочу тебя. Удивлен?! Ты меня распалил, хочу тебя попробовать. Ну что же ты? – дернулась, подалась вверх. – Или маленький вырос, что стыдно показать? Дай хоть потрогать! – девушка засучила ногами, сбросила штаны, расставила широко ноги и приподняла бедра.

Блять, она как опытная путана. Совращает меня, ведет по своему сценарию. Разве такое может быть? А в жизни кажется скромницей и закрытой женщиной.

– Зачем же ты меня вызвал, если не ради этого?!

– Заткнись.

– Хочешь, чтобы замолчала, закрой мне рот!

И я закрыл. Налетел на нее, запечатал губы поцелуем. Хотя это трудно было так назвать, больше напоминало танцы быков. Языки сплетались, дыхания сливались, движения опаляли, кожа почти плавилась от прикосновений к ней. Жажда заставляла сильнее толкаться языком в порочную глубину. Обжигала желанием быть с ней, вжаться в нее, врасти. Люблю ее – суку, со стороны люблю, наблюдаю и сгораю по ней, а она… невозможная, ведь от первого встречного мужика потечет, а я сойду с ума от ревности. Уже схожу, когда вижу, как за ней увиваются соперники, как они оборачиваются ей вслед, как горят их глаза. Знали бы они, что нужно только надавить, задвинуть ей ноги – и она ляжет под любого. Стерва озабоченная!

Он отстранился и затих. Я чувствовала, как напряженно дышит, как зажимает руками с двух сторон, и хотела… чтобы целовал еще.

Безумие.

– Отпусти, пожалуйста… – прошептала и отвернулась.

Стало внезапно стыдно, что провоцировала, и невыносимо страшно, ведь он мог быть и правда тем ублюдком, что душил девушек платком. Когда шелк коснулся кожи, я будто умерла. Похолодела. Превратилась в лед, что можно разрушить одним ударом.

А потом он меня воспламенил. До состояния проснувшегося вулкана. Во мне будто родилась другая «Я».

Дернулась. Слабо. От жара, что разливался по всему телу, стало дурно. Как меня такое может возбуждать? Неужели я больна? Сломала психику еще тогда, когда Коша вынуждал меня переступать через себя?

– Афина, – низкий голос Ворона ушел немного в сторону, рядом прогнулась кровать. Крупный, большой мужчина. Намного выше меня ростом, на голову, не меньше. – Расскажи о себе. Расскажи что-то, чего я не знаю.

– Не хочу, – я мотнула головой и прогнала ощущение загнанности, захотелось прекратить бороться, забиться в угол и тихо поплакать.

Губ коснулось что-то мягкое и теплое. Мелкая дрожь сковала мышцы, я потянулась за ощущениями, будто цветок за солнцем. Мелкие приятные удары по уголку губ и «шажочки» переместились, коснулись впадинки под носом, защекотали. Его руки отдавали много тепла, вакуумировали на кончиках пальцев острые колючки. И странно, я не чувствовала в этом угрозу. Не чувствовала страха или ужаса оттого, что лежу раздетая с незнакомым мужчиной, которого никогда не видела, и не могу насытиться его лаской.

Ворон передвинул пальцы по контуру губ и провел по спинке носа вверх, нырнул пятерней в волосы.