Часто Илла готовила на всех троих. Чтобы согреться, они усаживались вокруг печки, выпивали по чашке супа и мужчины выкуривали трубку.

В тот вечер все они были дома и ели тушеное мясо, запивая его красным вином. Когда Шарлотта вошла, зардевшийся Фредерик поднялся со своего места. Они давно не сталкивались так близко. Со времени устройства в колледж его волосы опять отросли. Он больше не приносил свои кудри в жертву таким условностям, как занимаемое положение. Он опять стал носить свой зеленоватый жакет, знакомую всем полосатую рубашку с расстегнутым воротом и постепенно снова превратился в типичного обитателя Латинского квартала.

Шарлотта дружески протянула ему руку. Ее пригласили за стол, она села и взяла предложенную чашку кофе. Прерванная беседа возобновилась.

Нервы Шарлотты были напряжены. Под напускным спокойствием скрывался целый клубок переживаний. В таком состоянии она находилась уже несколько дней. Посидев немного с братом и его друзьями, она собиралась уйти, чтобы побыть одной.

На сундуке стояла новая большая картина Габена — натюрморт, на котором были изображены большой медный чайник, вилок капусты и кувшин. Зелень капусты и желтизна чайника резко контрастировали с бледно-зеленым фоном.

— Хорошая картина, — сказала Шарлотта.

— Нет, — возразил Габен, — плохая.

— Я так не думаю.

— А я думаю, — ответил резко Габен.

В его словах слышалась печальная уверенность человека, пережившего творческую неудачу. Шарлотта с тревогой взглянула не брата. С ней тоже случалось такое, когда она заканчивала свою работу и вместо Удовлетворения чувствовала только глубокую печаль. Но было же время, когда Габен делал успехи в живописи!

Теперь он стал старше, и будущее его было неопределенным. Никто не хотел покупать его картины, и перед молодым художником встал вопрос: «А есть ли у меня талант?»

Шарлотта понимала его сомнения. Ее тоже охватывала тревога, когда она задумывалась о том, какие способности надо иметь, чтобы смело посвятить свою жизнь искусству. Есть ли у Габена такие способности и имеет ли он право рисковать своим собственным будущим и будущим Иллы?

Слова Габена нарушили было атмосферу безмятежного спокойствия, однако через несколько минут все вернулось в прежнее русло, и он продолжил уже другим тоном.

— Мне не следовало делать этот фон зеленым. Я пытался… не знаю, как правильно сказать… выразить идею посредством живописи или, возможно, с помощью живописи вызвать эмоциональную ответную реакцию.

Габен помолчал немного, затем добавил:

— Мне хочется смеяться над всеми этими так называемыми преуспевающими художниками. Я не говорю о рядовых академиках живописи, которые создают свои полотна так, будто штампуют поддельные монеты. Их картины мертвы, хотя они и не догадываются об этом. Я говорю о других, новых фанатиках цвета и света, которые наносят на холст сразу все оттенки радуги. Они что, разлагают свет под микроскопом? Очень передовой метод!

— Зеленый фон на твоей картине возбуждает у меня аппетит, — сказала Шарлотта, — вызывает у меня чувство голода.

— То есть действует так, как запах жаркого, — пылко сказал Габен. — Значит, картину следует выбросить на помойку.

Он взглянул на свои испачканные краской руки и, медленно соединив их, сжал с такой силой, что побелели костяшки пальцев.

— Я все брошу, — сказал он хрипло. — У меня нет таланта.

Фредерик поднял свой бокал и с жестокой улыбкой сказал:

— Выпьем за то, что Габен наконец сдался, а также за его новую карьеру и блистательное будущее, которое перед ним открывается.

Затем он продолжил:

— Куда теперь направишь свои стопы, старик? С твоей подготовкой тебе следует метить на место клерка в каком-нибудь министерстве. Твой диплом дает возможность занять место переписчика документов в какой-нибудь провинциальной юридической конторе.

— Почему бы и нет? — ответил Габен спокойно.

Фредерик засмеялся:

— Продолжай работать дальше и не морочь нам голову. Искусство, как любовь: понять его можно только через страдания.

Они дружно опорожнили свои бокалы. Теперь Фредерик открыто смотрел на Шарлотту своими голубыми глазами с темными длинными ресницами. Она заметила, что он изменился: видно, повзрослел во время каникул. Ее интересовало, любит ли он еще ее.

— Мне пора, — сказала она, почувствовав, что разговоры начинают ей надоедать. Даже тепло и дружба этой тесной компании не могли отвлечь ее от мрачных мыслей. Казалось, охватившая ее тоска по любимому человеку заглушила все мелкие радости.

Впервые в своей жизни Шарлотта поняла, каким жестоким чувством может быть любовь. В то же время она знала, что без этого чувства блекнет весь остальной мир. Вся ее будничная жизнь, наполненная ущемленным Тщеславием и разными опасениями, пошла прахом, Как она будет жить дальше, если любовь Тома угасла окончательно?

У нее снова был порыв уйти, но она продолжала неподвижно сидеть на своем стуле. Кто-то постучал в дверь. Это была Валери, высокая, крепкая, рыжеволосая женщина, которая пришла поесть вместе с ними.

Шарлотте она никогда не казалась такой высокой и массивной, как сейчас, когда на ней было коричневое плиссированное платье со множеством складок. «Какой крестьянин, — подумала Шарлотта, — наградил ее таким могучим телом, и как случилось, что она живет и работает в Париже?»

Ее весело приветствовали, предложив ей последний свободный стул. Ростом примерно с Фредерика, Валери, когда она уселась, перестала казаться огромной. Почувствовав на себе взгляд Шарлотты, она обернулась, и их глаза встретились. Шарлотта в замешательстве отвернулась.

Валери ела, пила и чувствовала себя как на празднике. В ее обычной жизни такой вечер был событием: Вино ударило женщине в голову, и она долго смеялась каждой шутке. Она так искренне отдавалась веселью, что сердце Шарлотты защемило от мысли о том, какую же серую и монотонную жизнь надо вести, какую однообразную работу надо выполнять каждый день, чтобы вот так радоваться обычной скромной вечеринке. Слушая смех Валери, она вдруг испугалась, что может прийти время, когда ей тоже придется распрощаться со своей молодостью и веселостью и удовлетворяться такими маленькими радостями.

«Я никогда не сдамся, — пообещала она себе, — никогда!»

Громкий стук в дверь отвлек ее от этих мыслей. Пришел Мило, вернувшийся с какой-то веселой вечеринки.

— Ага! Оказывается, вы тут едите и пьете, в то время как я брожу по улицам и вымаливаю себе на хлеб. Мне везде подают только одни извинения и отговорки. Подвиньтесь и дайте место благородному человеку, изможденному голодом и воздержанием, а также весьма полезным для здоровья образовательным чтением.

Не найдя на что сесть, он взял ведро из-под умывальника, положил на него кусок доски, придвинул к столу и уселся на него. Затем он занялся тарелкой жаркого из капусты с беконом.

— Вы уверены, что это была хорошая домашняя свинья? — пошутил он.

Мило налил себе вина и снова занялся едой.

— Это не голод, это нервы, — пояснил он Валери, которая наблюдала за его обжорством. Он взял ее руку и положил себе на сердце.

— Я молод, моя прекрасная Валери. Мне надо питаться. О, моя дорогая Валери, ты так часто открывала для меня свою кладовку и свою заботливую душу!

Валери отняла руку и попросила его перестать дурачиться.

С ловкостью крупье Мило стал собирать остатки еды со стола. Остальные с любопытством и некоторым осуждением наблюдали, как он ел. Когда он закончил, он предался мечтательным рассуждениям о том, какая сказочная грудь у официантки с площади Мобер.

Габен открыл еще одну бутылку вина. Звук вынутой пробки и звон бокалов воскресили у собравшихся интерес к жизни. Мило расчувствовался и настоял на том, чтобы спеть песню Шуберта. У него был прекрасный тенор, и во время пения он неистово колотил себя кулаками в грудь.

— Еще, — радостно требовала Илла, тронутая звучанием немецкого языка.

Шарлотта наблюдала за тенями танцующих, отбрасываемыми на скатерть, и скорее почувствовала, чем увидела, как Мило тяжело навалился на стол.

Неожиданно его слабое сходство с Тома вызвало у нее желание разрыдаться. Время, проведенное у Габена, было для нее лишь оттяжкой того момента, когда она сможет встать и снова пойти на поиски Тома.

Ей было все равно, что он теперь думал о ней. Наступила кульминация страданий, и, казалось, терять ей уже было нечего. Простое эгоистичное желание видеть его было сильнее опасения быть отвергнутой.

Она поднялась.

— Мне пора.

— Нет! Никогда! — раздались возгласы.

— Мне еще надо поработать.

— Нет! Только не сегодня вечером. Ты не можешь нас так оставить.

Все смотрели на нее. Их чистые открытые лица выражали удивление, словно она в один момент продемонстрировала им всю пустоту их веселого времяпрепровождения. Они молча смотрели не нее. Шуберт мгновенно улетучился. Шарлотта дружелюбно улыбнулась. Она тихо прикрыла за собой дверь, чтобы не обидеть присутствующих. Фредерик встал и молча посмотрел ей вслед.

Глава пятая

Шарлотта, ни минуты не раздумывая, направилась на площадь Фюрстенберг. Она удивилась, как близко от ее дома живет Тома. Находясь как бы в изгнании, она все время ощущала, будто он находится где-то очень далеко.

Сегодня она не боялась темноты, ее не пугали ни плохо освещенные улицы, ни огромные полуразрушенные дома, ни разбитые стены когда-то счастливых жилищ. Ночь была приятной, но Шарлотте она казалась преддверием ада. Шарлотта чувствовала себя вне времени и пространства.

Она все шла и шла. Площадь была уже близко, как вдруг она почувствовала необъяснимую тяжесть в ногах. «Может быть, я изменилась?» Она уже не была уверена в том, что она молода и красива. Но она любит Тома — это она ощущала каждой клеточкой своего существа.