– Вы… вы что, пьяны?

– Никак нет, сэр капитан! Только попробовал немного шнапса из фляжки герра снайпера. Никогда не пил более ужасного пойла, сэр! Категорически не советую!

За спиной капитана от беззвучного смеха трясся Джонатан. Ему вспомнились академия и пристрастие Тедди к издевательствам над директрисой.

– Боже милосердный, – капитан устало провел рукой по лицу. – Три ночи в карауле вне очереди, Гастингс.

– Есть, сэр! – Тедди выпрямился, щелкнув каблуками сапог. – Но безобразие не остановить, капитан.

– Может, нам всем это действительно нужно? – попробовал разрядить обстановку Джон. – Мы же все люди. Враждуют державы, а не мы.

– Мы – солдаты, капрал. Ладно, бог с вами. В моих вещах припрятана бутылка рома. Пойду принесу.

Джон и Тедди дружно рассмеялись, провожая взглядами квадратную спину командира. Немцы тоже смеялись, хотя почти ничего не поняли.

К обеду совместными усилиями поймали четырех зайцев, лавировавших между окопами, – скорее забавы ради, чем от голода. Четырех зайцев на такую ораву все равно не хватило бы, поэтому добыча просто была поделена поровну между двумя кухнями.

– Знаешь, – доверительно сказал санитар Рихард, – я мечтаю, чтобы вы скорее убрались в свою Англию.

Он оставил попытки общаться на английском на середине капитанской бутылки рома.

– Передай ему: мы мечтаем о том же, – кивнул капитан, когда Тедди перевел слова Рихарда.

– Надоела война, – поддакнул один из солдат. – А приезжайте к нам, ребята, когда все кончится, а?

К вечеру решили разойтись и объявить конец перемирия. Как выяснилось позднее, рождественские братания произошли повсеместно на обоих фронтах.

***

– Первый.

– Второй.

– Караул.

– Первый…

По длинной извилистой траншее едва слышным шелестом прошелся обычный расчет.

– Капитан хоть понимает, чем чревато такое наказание? – зло прошипел Тедди, на секунду высовывая голову и пытаясь разглядеть в ночи хоть что-то. – Утроил мои шансы заработать лишнюю дырку в голове!

– Завязывал бы ты дразнить Уэстроу, – лениво протянул Джон, сидевший на мате из хвороста, прислонившись спиной к стене траншеи. – Как же холодно, черт возьми! Я начинаю забывать, что в мире существует сухая одежда. Проклятый снег тает и тает. Раньше войны казались мне романтичными. Рыцари в блестящих доспехах, звон мечей, разноцветные стяги реют на ветру и все такое.

– Трупы всегда воняли одинаково, – отрезал Тедди. – И кровь была одного цвета во все времена, хоть латы на тебе, хоть мокрые насквозь тряпки. Нет здесь романтики, старина. Надоели все: и живые, и мертвые.

Он снова приподнял голову и тут же резко пригнулся. Одинокая пуля просвистела в паре дюймов выше головы.

– Это, наверное, снайпер – твой вчерашний знакомец, – усмехнулся Джон. – Капитан сказал, завтра перебираемся к третьей линии окопов.

– Пару миль под пулеметными очередями? Отлично.

Они замолчали. Изредка звучали выстрелы да пищали окопные крысы, но в целом ночь была тихой, словно вчерашнее перемирие еще не закончилось. Тедди отчаянно хотелось курить, но красноватый огонек сигареты во тьме означал верную смерть. Он вздохнул.

– Амелия обещала писать, но ни единой строчки не пришло. Негодная девчонка. В твоей посылке из дома были письма? Надеюсь, в Лондоне все спокойно?

– Да, все хорошо, – откликнулся Джон. – Анна и мама пишут одно и то же. Ну, почти. Видимо, на случай, если одно письмо потеряется.

– Как Шарлотта? – подумав, спросил Тедди.

– Она в порядке, – коротко отметил Джон и моментально сменил тему. – А вот с Восточного фронта известия неутешительные. Говорят, русские тонут в крови и чуть ли не с голыми руками идут на врага. Оружие у них древнее, да и воюют по старинке. Двадцатый век все-таки, а у них… Ну, может свирепостью и выносливостью возьмут, не знаю уж. Тоже мне, союзники. Хотя и мы отстаем от Германии, что тут говорить.

Тедди его не слушал. Вдалеке раздались три орудийных залпа, и все стихло.

***

Следующей весной, когда стало понятно, что война не кончится и к концу 1915 года, Шарлотта записалась на курсы медсестер, едва ли не насильно потащив туда и сопротивляющуюся Анну.

– Ты приобретешь весьма ценные навыки, дорогая, – увещевала Шарлотта несговорчивую подругу. – Уметь оказывать первую помощь – это сейчас необходимость. К тому же у тебя маленькие дети, и неплохо будет получить хотя бы начальное представление о медицине.

Госпитали для раненых, прибывающих с континента, открывались по всей Англии. Многие аристократы отдали под лазареты загородные дома и деревенские имения.

– Шарлотта, мы же не станем работать в госпитале, да? – осторожно спросила Анна на первом занятии, скатывая бинт в аккуратный рулон. – Мы точно учимся на всякий случай?

– Ты – да, – задумчиво ответила Шарлотта. – И здесь пока не столько работы, чтобы дилетантки вроде нас пригодились.

– Что ты имеешь в виду? – пальцы Анны прекратили свое занятие.

– Я записалась в добровольческий медицинский отряд, – на одном дыхании выдала Шарлотта. – Дома поговорим.

Дома Шарлотта собрала всех и объявила, что отбывает на Западный фронт в конце лета.

– Господи! Зачем, Шарлотта? – воскликнула Анна, обнимая детей.

– Там каждая пара рук нужна, – спокойно ответила Шарлотта. – И не делай такое лицо, Анна. Если всякая женщина решит, что война – не ее забота и проще отсидеться дома, кто поможет нашим мужьям, которые сейчас рискуют собой ежечасно? Кто перевязывал недавно рану нашему Джону, по-твоему?

– Ах, не говори таких ужасных вещей, – Анна заплакала.

– Я горжусь тобой, – сказал мистер Аддерли. – Ты мое дитя, и мне тяжело тебя отпустить, но ты также и дочь великой державы, которая просит о помощи.

Миссис Аддерли ничего не сказала, а просто обняла Шарлотту, как и серьезная, будто в миг повзрослевшая Вивьен.

3

Весенний дождь шел непрерывно, размывая траншеи. Солдаты вязли в грязи, с хлюпаньем отрывая ноги от окопной жижи. В такую слякоть патриотический подъем и романтическое воодушевление войной даже у новобранцев сходили на нет.

Приключение, поначалу казавшееся веселым, обернулось варварской бойней. Одно сражение могло длиться несколько дней, а то и недель. Люди тысячами гибли от снарядов и пулеметных очередей. Неуправляемые миллионные армии, рассыпавшись по полям сражений, в грохоте металла не слышали командиров и действовали хаотично.

Западный фронт представлял собой запутанный лабиринт траншей с землянками и блиндажами. Солдаты великой окопной войны вынуждены были в буквальном смысле зарываться под землю. И все это оплетала паутина германской колючей проволоки, в которой англичане часто находили смерть, не сумев выбраться.

Враг испытывал на армиях Антанты одно бесчеловечное изобретение за другим. Только самый воспаленный разум мог выдумать огнеметы и химическое оружие. Громадные языки драконьего пламени и ядовитые испарения колдовских болот – вот чем они были поначалу для охваченных ужасом англичан, разом отброшенных суевериями на несколько веков назад.

Порой живые завидовали мертвым. Участились случаи дезертирства. Кроме того, солдаты нарочно подставлялись под пули или увечили себя, чтобы попасть в госпиталь, откуда их могли комиссовать домой или отправить долечиваться в английские лазареты. А если очень повезет, то, пока они будут поправляться, война и вовсе кончится.

Несмотря на все ужасы, война сплотила людей. Теперь плечом к плечу сражались католики и протестанты, буржуазия и пролетариат, аристократы и крестьяне. И никому не было дела до твоего прошлого.

Поздним апрельским вечером возле штаба ожидала группа промокших до костей солдат, готовых к рейду. Здесь насчитывалось двадцать рядовых, включая Тедди, четыре сержанта и один офицер – все тот же капитан Уэстроу. Это была первая вылазка Джона в звании сержанта.

В штабе к нему относились благосклонно из-за его дисциплинированности и ответственности. Кроме того, Джон демонстрировал прекрасные стратегические качества и умел организовать людей. Капрал Теодор Гастингс, несмотря на мужество и стойкость в боях, держался особняком и предпочитал действовать в одиночку, а потому не пользовался таким расположением офицеров, как его друг.

Но, несмотря ни на что, капитан сегодня впервые взял Тедди в рейд.

– Он хочет от меня избавиться, теперь я точно уверен, – усмехнулся Тедди, с любопытством разглядывая лицо Джонатана.

– Что уставился? Сам не лучше, – бросил Джон и сплюнул на землю, давно забыв о манерах.

Их лица и волосы были вымазаны черной маскировочной краской, а форма лишена всех знаков отличия.

Наконец дали команду двигаться вперед. Ноги шлепали по воде и грязи, утопали в ямах, производя лишний шум. Ближе к линии фронта пришлось передвигаться ползком, чтобы не шуметь. Красные сигнальные огни вспыхивали, указывая дорогу.

Капитан Уэстроу приподнял голову и остановился, делая знак рукой следовать его примеру. Впереди, совсем близко, должна быть колючая проволока.

Разделившись на пять партий, группа разошлась. Тедди проводил глазами Джонатана, которого поглотила завеса темноты и дождя, медленно выдохнул и пополз за сержантом О’Коннели, возглавлявшим их партию.

На последнем ряду пустых английских окопов партия остановилась. Тедди забрался на окопную насыпь и прислушался. Он видел немецкие осветительные ракеты, время от времени рассеивающие тьму неярким светом. Обычный бой был ему больше по душе. Там не оставалось времени нервничать и думать. Молчаливая вылазка в стан врага, наоборот, располагала к этому.