Конечно, она и предположить не могла, что придется не только ставить градусники простуженным военным в теплых чистеньких госпиталях. Война пронеслась над сестрой Кармайкл, накрыв темным крылом и ее. Мелани отправилась на фронт с первой же бригадой медиков, отбывших из Англии, а год спустя возглавила сестринский штаб госпиталя №32s.

Назначение, конечно, не имело ничего общего с несуществующей любовной связью сестры Кармайкл и полковника Локвуда. Просто она, исполнительная, сухая и строгая, могла обеспечить дисциплину и порядок в госпитале. О том, что Мелани плакала каждый вечер, не знал никто.

Появление в госпитале добровольцев вновь пробудило революционный дух Мелани. Она не терпела любой дискриминации. Профессиональные медсестры не должны стоять на ступеньку выше лишь потому, что обладают знаниями и умениями. Это не делает из них элиту.

Добровольцев можно научить. Никакого разделения на высший и низший сорт не будет, только не в ее госпитале. Конечно, для виду она строжилась и изображала презрение, но лишь для того, чтобы пробудить в новеньких упрямство и желание доказать, что они ничем не хуже.

Как хорошо, что появилась Шарлотта. Эта молодая женщина достаточно сильна, чтобы можно было испробовать на ней свой замысел. Им всем придется нелегко, многие девушки не выдержат и уедут домой. Что ж, зато оставшиеся станут настоящими помощницами, а не чернорабочими, как сейчас.

***

Шарлотту разбудили вечером девушки из дневной смены, собиравшиеся ложиться спать. Ночные уже покинули палатку, и Шарлотта, наскоро приведя себя в порядок, отправилась поискать кого-нибудь из них, чтобы узнать, какие у нее теперь будут обязанности.

Она начала с прачечной – отгороженного места под открытым небом, где на веревках развевалось влажное постельное белье. Посередине громоздилась никогда не кончающаяся куча окровавленных бинтов, требующих стирки.

Одна девушка снимала с веревок высохшие бинты, вторая пропускала свежевыстиранные через два гигантских валика, едва проворачивая тугую ручку тонкими руками. У обеих были короткие волосы – да и многие из девушек, прибывших вместе с Шарлоттой, тоже подумывали о том, чтобы подстричься. Мытье длинных волос в этих условиях составляло настоящую проблему.

– Здравствуйте! Меня зовут сестра Уайт, – весело обратилась Шарлотта к отжимальщице. – Меня перевели в вашу смену из дневной. Не подскажете, где сейчас нужна моя помощь?

– Она тебя не понимает, – бросила вторая. – Чешка. Зовут Петра. А я Эмми.

Шарлотта удивленно моргнула. Черноглазая Петра улыбнулась ей, отерла пот со лба и продолжила крутить валики. Чехи воевали на обеих сторонах, разрываясь между невозможностью идти против русских и гражданским долгом перед Австро-Венгрией.

– Что ж, Эмми, а вы мне не поможете?

– Пойди в палаты и спроси одну из военных медсестер, которые сегодня дежурят. Мне почем знать, чем тебе заняться?

Девушка бросила охапку бинтов в корзину и повернулась к Шарлотте, полоснув по ее лицу надменным серым взглядом.

– Я вас знаю? – вымолвила Шарлотта.

– Если это из-за того, что я тыкаю, так мы здесь все равны, а об этикете в таком месте можно и вовсе забыть, если ты вдруг из богатых. На, отнеси.

Девушка сунула корзину в руки опешившей Шарлотте.

– Как, говорите, ваше имя?

– Эмми. Эмми Роббинс.

Девушка была молоденькая, даже слишком.

– Сколько вам лет, Эмми?

– Тебя старуха следить за нами приставила? – Эмми презрительно прищурилась. – Мы с ней вроде обсудили все.

– Старуха?

– Сестра Кармайкл.

– Какая же она старуха? Ей нет и тридцати, – возмутилась Шарлотта, которая была лишь на пару месяцев младше Мелани.

– Неважно, что у нее написано в бумагах, если она сухарь и зануда.

Эмми принялась наполнять бинтами вторую корзину, давая понять, что разговаривать больше не о чем. Петра дружелюбно кивнула. Шарлотта понесла добычу на склад, решив сворачивать бинты, если не найдется другого дела.

И кого здесь обучать? Малолетнюю нахалку или девушку, ни слова не понимающую по-английски? Таким в палатах не место. Именно поэтому они и здесь – среди стойкого острого запаха крови с примесью бог знает чего. Может, нынешний порядок в госпитале не так уж несправедлив и добровольцы действительно никогда не смогут стать настоящими сестрами?

***

Шарлотта привыкла работать ночами. Работы было не меньше, чем днем. Госпиталь никогда не спал. Раненых привозили круглосуточно. Разве что автоколонна приезжала за выздоровевшими и списанными всегда только днем.

Вскоре пришло первое письмо из дома, написанное рукой Анны, но содержащее вопросы и пожелания от всех домочадцев. Анна и дети переехали в дом старших Аддерли после авианалета, случившегося 8 сентября.

«Мы теперь всегда соблюдаем ночное затемнение окон, но не все это делают. Неужели люди думают, такое случилось в первый и последний раз? Неужели так трудно завесить окна? Половина центральных улиц освещена, как обычно.

Страшно вспомнить, как шарили по небу белые лучи прожекторов. Сами цеппелины я не видела. Рассказывают, что они пришли со стороны Кембриджа. Мы все легли спать, а проснулись от ужасных звуков. Как подумаю, что ты, возможно, слышишь их ежедневно…

Они чудом не разрушили Собор Святого Павла. Кажется, пострадали какие-то склады недалеко от него и несколько домов. Есть погибшие. На площади Ливерпульского вокзала бомбы попали в омнибусы.

Бедный папа невероятно удручен. Он никак не ожидал, что противовоздушная оборона так плохо работает. Насколько я поняла, цеппелины сбить не удалось, и даже погиб один из английских аэропланов.

Выходить наружу теперь совершенно не хочется даже днем. Мы подумываем о том, чтобы отнести в подвал самое необходимое и превратить его в бомбоубежище».

Она также сообщала, что Джонатана выписали из госпиталя, и сейчас он проходит четырехмесячные офицерские курсы в Англии. Нога почти не сгибалась, но, благодаря покровительству начальства, ему предложили должность адъютанта батальона. Он будет находиться в штабе – заниматься бумажной работой и помогать в разработке планов. Чтобы получить это назначение, нужно быть капитаном, и Джонатан ожидает скорого повышения в звании сразу на две ступени – потеряв множество кадровых офицеров регулярной армии, британское командование теперь очень быстро продвигает тех, кто в мирное время показался бы слишком молодым для этого.

Джон считал это удачей, Анна, разумеется, – нет. Ей хотелось, чтобы муж вернулся домой и она не жила бы в вечном страхе за него. Но Анна рассчитывала, что хотя бы удастся увидеться, пока он в Англии.

В конверте нашлась небольшая записка от Вивьен. Нетвердый детский почерк, неровные буквы:

«Мадам мама!

Победить всех и возвращайтесь».

Вивьен писала по-английски. Шарлотту мучила совесть, что малышка вновь брошена в доме по сути чужих для нее людей. Хотя неизвестно, что стало с девочками из приюта мадам Делоне теперь, когда Париж бомбили германские самолеты и дирижабли и вражеская армия могла в любой момент занять город. Авианалеты до этого происходили и в Англии, но в Лондоне это случилось впервые.

Вслед за письмом Анны пришло еще одно – от Уильяма, который писал крайне редко. За год разлуки Шарлотта получила от него весточку всего четыре раза.

«Cher ami!

Получил Ваше письмо из Франции. Я горжусь Вами. Но как это ожидаемо! Вы, с Вашим всепоглощающим сочувствием и безграничной силой духа, не могли остаться в стороне.

Надеюсь, у Вас все хорошо и Вы освоились на новом месте. Слава Богу, мне не доводилось лежать в госпитале, и потому быт сестер мне не знаком. Но надеюсь, для вас созданы все условия.

Когда мы вернемся домой, нам обоим будет что порассказать друг другу. Если бы я только знал, где теперь Ваш дом, cher ami. Увы, я, возможно, видел ответ в Ваших глазах при прощании.

Мне жаль, что я не оправдал Ваших надежд. Это единственное, о чем я буду сожалеть до конца моей жизни.

Искренне любящий Вас,

Ваш супруг,

У. Уайт, сержант».

Он понимал, что Шарлотта не собиралась возвращаться в их дом. Упомянутая Уиллом сила духа была не так уж велика, если Шарлотта не могла написать одну-единственную строчку, которая расставила бы все по местам. Но ждать, пока оставшиеся теплые чувства к Уильяму окончательно остынут, не хотелось. Он стал в свое время спасением от Тедди. Больше ее спасать не надо.

О Тедди Шарлотта теперь не знала ничего. Она не спрашивала Анну, не писала о нем Джону и самому Тедди ни одного письма не отправила. Временами она ловила себя на кошмарной мысли о том, что война может помочь им выбраться из пресловутого треугольника, уничтожив один из углов. Любой или все три. Тут же Шарлотта принималась просить у Господа прощения и молиться за жизни обоих мужчин.

***

– Руки, ноги, пальцы – надоело! – закатил глаза дюжий санитар Додвелл.

Он заканчивал наводить порядок в одной из операционных палаток.

– Что же вы рассчитывали увидеть в полевом госпитале, капрал? Только прекрасных медсестер? – сочувствующе улыбнулась Шарлотта.

– Посмотрите, кто у нас пытается острить! – фыркнул Додвелл. – Еще нашатыря принести?

– Спасибо, мне достаточно, – огрызнулась Шарлотта.

– Капрал, не будьте так строги к сестре Уайт, – мягко попросил доктор Торп, которому Шарлотта помогала снять окровавленный халат. – Это ее первое дежурство в операционной. Надо сказать, весьма неплохое начало. Старшая сестра Кармайкл у нас новатор и молодец.

Капитан Фрэнк Торп всегда казался Шарлотте чересчур застенчивым и нерешительным. При разговоре он обычно краснел и смотрел куда угодно, только не на собеседника. За трапезой молодой хирург старался сесть по возможности отдельно ото всех, а женщины приводили его в состояние, среднее между смертельным ужасом и священным трепетом.